Твой А.
На конверте:
Москва.
Ольге Леонардовне Чеховой.
Красные ворота, д. Алексеевой,
3823. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
5 сентября 1902 г. Ялта.
5 сент.
Дусик мой хороший, пишу я тебе, и мне кажется почему-то, что письма мои не доходят до тебя, — и потому нет охоты писать. Когда я начну адресоваться на Неглинный? Этот адрес на дом Алексеева представляется мне крайне туманным, в чем, конечно, я и ошибаюсь.
У меня бывает Суворин, который теперь в Ялте. Сегодня он уезжает. Бывают Миролюбов и Дорошевич.
Пиши мне побольше. Я отдал г-же Адель твои вещи потому, что она сама просила.
Ну, дусик, переменяй же адрес. Жара здесь невозможная, дождей нет и, похоже, не будет. Я замучился, можно сказать.
Храни тебя бог. Целую и обнимаю.
Твой А.
У меня народ непрерывно, писать нет возможности.
На конверте:
Москва.
Красные ворота, д. Алексеевой.
Ее высокоблагородию
Ольге Леонардовне Чеховой.
3824. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
6 сентября 1902 г. Ялта.
6 сент.
Крокодильчик мой, жена моя необыкновенная, не приехал я в Москву вопреки обещанию вот почему. Едва я приехал в Ялту, как барометр мой телесный стал падать, я стал чертовски кашлять и совершенно потерял аппетит. Было не до писанья и не до поездок. А тут еще, как нарочно, дождей нет и нет, хоть погибай, душа сохнет от жары. Хотел было принять по обычаю Гуниади Янос, но сия вода оказалась в Ялте поддельной, и у меня ровно два дня от нее были перебои сердца.
Видишь, какой скучный твой муж! Сегодня, чувствую, мне гораздо легче, но дождя нет, и не похоже, что он будет когда-нибудь. Поехал бы в Москву, да боюсь дороги, боюсь Севастополя, где придется сидеть полдня. А ты не приезжай сюда. Мне неловко звать тебя сюда в знойную пыльную пустыню, да и нет особенной надобности, так как мне уже легче и так как скоро я приеду в Москву.
100 р. за десятину — это сумасшедшая цена, нелепая. Брось, дусик, осматривать дачи, все равно ничего не выйдет. Будем ждать случая, это лучше всего, или будем каждое лето нанимать дачу.
Про какое письмо Немировича пишешь ты? Письмо к Штрауху? Какое? В чем дело?
В случае, если захочешь приехать в Ялту, то привези плевальницу (синюю, я забыл ее), pince-nez; рубах не привози, а привези фуфаечное белье, егеровское.
Суворин сидел у меня два дня, рассказывал разные разности, много нового и интересного — и вчера уехал. Приходил почитатель Немировича — Фомин, читающий публичные лекции на тему "Три сестры" и "Трое" (Чехов и Горький), честный и чистый, но, по-видимому, недалекий господинчик. Я наговорил ему что-то громоздкое, сказал, что не считаю себя драматургом, что теперь есть в России только один драматург — это Найденов, что "В мечтах" (пьеса, которая ему очень нравится) мещанское произведение и проч. и проч. И он ушел.
Пишу тебе твой собственный московский адрес, так как ты, если верить твоему последнему письму, уже перебралась в Москву. И великолепно.
Целую мать моего будущего семейства и обнимаю. Скажи Вишневскому, чтобы он написал мне строчки две о том о сем.
Делаю salto mortale на твоей кровати, становлюсь вверх ногами и, подхватив тебя, перевертываюсь несколько раз и, подбросив тебя до потолка, подхватываю и целую.
Твой А.
На конверте:
Москва.
Ее высокоблагородию
Ольге Леонардовне Чеховой.
Неглинный пр., д. Гонецкой.
3825. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
8 сентября 1902 г. Ялта.
8 сент.
Сегодня, дуся, стало прохладно, дышится легко, и здоровье мое можно назвать великолепным. Сегодня даже есть хотелось.
Получил письмо от Валерии Алексеевой с просьбой — разрешить ей для Америки перевод моих рассказов. Ты, помнится, уже писала мне об этой нелепости. Разрешить ей я не могу, так как, кажется, разрешил уже другим; да и она может переводить без разрешения.
Ищешь квартиру? Напиши, как и что.
На дождь похоже, но, кажется, дождя не будет. Просто хоть караул кричи.
Будь здорова, моя милая воробьиха. Целую тебя, дусю мою ненаглядную.
Твой А.
На конверте:
Москва.
Ее высокоблагородию
Ольге Леонардовне Чеховой.
Неглинный пр., д. Гонецкой.
3826. В. M. ЛАВРОВУ
8 сентября 1902 г. Ялта.
8 авг. 1902.
Милый друг Вукол Михайлович, я приехал сюда в августе, чтобы работать, но здесь, как водится, заболел. Начался кашель, слабость, отбило от еды — и так почти целый месяц. А тут еще погода, как назло, отвратительная: ни капли дождя, зной и пыль. Я решил уехать отсюда, что и произойдет, как только буду иметь возможность. Поеду, вероятно, в Nervi (это около Милана), постараюсь, чтобы путь мой лежал через Москву.
Пьесы писать я не буду в этом году. Буду писать рассказы, а как и что — о сем поговорим при свидании в Москве, вероятно, после 25 сентября.
Сегодня стало прохладно, и я почувствовал легкость и кашляю, кажется, меньше.
Будь здоров, поклонись Виктору Александровичу.
Твой А. Чехов.
Сестра и О<льга> Л<еонардовна> в Москве.
3827. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
10 сентября 1902 г. Ялта.
10 сентября.
Милый мой карапузик, насчет еврейчика не хлопочи, он уже учится в гимназии. У нас дождя нет и нет, и не похоже, что он будет когда-нибудь. Воды нет. В воздухе взвешена невидимая пыль, которая, конечно, делает свое дело. Но все же я поправился, мне гораздо легче; кашляю меньше, и уже хочется есть.
Я отказался быть пайщиком у Морозова, потому что долга не получил и, по-видимому, не скоро его получу или совсем не получу. Быть же пайщиком только номинально, по названию я не хочу. Ты артистка, получаешь ты меньше, чем заслуживаешь, и потому ты можешь быть пайщицей в кредит, ну а я нет.
Ходишь ты теперь пешком или ездишь на извозчике? Бываешь в театрах? Вообще что поделываешь? Что читаешь? Если кто-нибудь поедет в Ялту, то пришли плевальницу и очки.
В этом году я непременно поеду за границу. Здесь зимовать по многим причинам я не могу.
А позволил ли Штраух тебе иметь детей? Теперь же или после? Ах, дуся моя, дуся, время уходит! Когда нашему ребенку будет полтора года, то я, по всей вероятности, буду уже лыс, сед, беззуб, а ты будешь, как тетя Шарлотта.
О, если бы дождь! Подло без дождя.
Целую мою старушку и обнимаю. Пиши мне, не ленись, снисходи. Когда кончится постройка театра? Напиши, дуся.
Твой муж А.
На конверте:
Москва.
Ее высокоблагородию
Ольге Леонардовне Чеховой.
Неглинный пр., д. Гонецкой.
3828. M. A. ЧЛЕНОВУ
10 сентября 1902 г. Ялта.
10 сентября 1902.
Дорогой Михаил Александрович, здравствуйте! Очень был рад получить от Вас письмо и узнать, что профессорского места Вы в Казани не получили и остаетесь в Москве.
Почему Вы думаете, что издавать Вашу книгу надо у Сытина, а не у Риккера? Как бы то ни было, писать Сытину я не буду, это бесполезно; с ним надо поговорить обстоятельно, в "Славянском базаре" за завтраком. Погодите, в конце сентября я приеду в Москву и тогда поговорю с ним. Вместе пойдем завтракать — это еще лучше — и устроим все, буде не помешают какие-либо соображения.
Итак, стало быть, до конца сентября. К Рождеству же напечатать успеете.
А я все кашляю. Как приехал в Ялту, так и стал бултыхать — с мокротой и без оной. Дождей здесь нет, пыльно.
Ну-с, будьте здоровы, желаю Вам здравия и всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
3829. И. А. БУНИНУ
11 сентября 1902 г. Ялта.
Милый Иван Алексеевич, за что Вы меня оштрафовали? За какую вину? Что я Вам сделал? Почему Вы не прислали мне "Новых стихотворений"? Ах, молодой человек, молодой человек!