Больше никаких замечаний не могу сделать, хоть зарежьте.

Галлюцинация Мурина сделана отменно. Жаль только, что Варя не стукнула его по голове подсвечником. Всё прекрасно, и я глубоко убежден, что повесть будет иметь успех, и от души рад этому, так как, быть может, беллетристика понравится Вам и Вы будете находить в ней отдых. Никакого другого лекарства от скуки и дурного настроения я не посоветовал бы Вам так охотно, как писание пьес и повестей. Это занятие тихое, кропотливое и любопытное уже потому, что имеешь дело не с цифрами и не с политикой, а с людьми, которых сам выбираешь по личному своему произволу. Да и талант будет прыгать у Вас в душе и беспокойно переворачиваться, пока Вы не дадите ему удовлетворения. Право, дурного ничего нет в том, что Вы написали "Татьяну Репину", а хорошего много; то же самое можно сказать и о повести. Значит, повесть выйдет в свет в сентябре или октябре? Это необходимо.

Нового ничего нет. Послал Вам много писем в Франценсбад, но ответа не получал. Пишите мне, пожалуйста, подлиннее.

Холера in status quo, * ни сильнее, ни слабее.

Всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

* в том же состоянии (лат.).

1201. Н. А. ЛЕЙКИНУ

13 июля 1892 г. Мелихово.

13 июль. Ст. Лопасня.

Простите, добрейший Николай Александрович, что я так долго не отвечал на Ваше письмо. По случаю холеры, которая еще не дошла до нас, я приглашен в санитарные врачи от земства, дан мне участок, и я теперь разъезжаю по деревням и фабрикам и собираю материал для санитарного съезда. О литературной работе и подумать некогда. В 1848 г. в моем участке была холера жестокая; рассчитываем, что и теперь она будет не слабее, хотя, впрочем, божья воля. Участки велики, так что всё время у врачей будет уходить только на утомительные разъезды. Бараков нет, трагедии будут разыгрываться в избах или на чистом воздухе. Помощников нет. Дезинфекции и лекарств обещают безгранично. Дороги скверные, а лошади у меня еще хуже. Что же касается моего здравия, то я уж к полудню начинаю чувствовать утомление и желание завалиться спать. Это без холеры, а что будет при холере, посмотрим.

Кроме эпидемии, я ожидаю еще эндемическую болезнь, которая будет у меня в усадьбе непременно. Это - безденежье. За прекращением литературной работы у меня прекратились и доходы. Если не считать трех рублей, которые я сегодня получил за триппер, то мои доходы равны нолю.

Рожь удалась вполне на всех 14 десятинах. Уже убирают. Овес, благодаря последним дождям, поправился. Гречиха великолепная. Вишен тьма.

Сейчас восьмой час вечера. Надо ехать к земскому начальнику, который собрал для меня сход. Сей земский начальник, мой сосед (3 версты), кн. Шаховской, молодой человек 27 лет - фигура колоссальных размеров и с зычным голосом. Он и я - оба на сходах упражняемся в красноречии, разубеждая скептиков в целительной силе перцовки, огурчиков и т. п. У ребят поголовно понос, часто кровавый.

Ну, будьте здоровы. Гонорар высылайте в г. Серпухов, ибо на Лопасне нет почтового отделения. Серпухов, село Мелихово - вот и всё.

Будьте здоровы еще раз. Кланяйтесь Вашим. Д-р Сиротинин живет по соседству со мной на даче.

Ваш А. Чехов.

1202. Е. П. ЕГОРОВУ

15 июля 1892 г. Мелихово.

15 июля. Ст. Лопасня.

Добрейший Евграф Петрович, ничего хорошего я написать Вам не могу, так как не знаю ни одного врача, который теперь не был бы занят, а студентов-медиков знакомых у меня нет. Если же и встречу кого-нибудь из медиков, то мое посредничество едва ли будет иметь успех, потому что врач едва ли согласится ехать в уезд за 250 р.

Мы тоже хлопочем во всю ивановскую. У нас в Серпуховском уезде врачей так мало, что во время холеры уезд будет сидеть почти без помощи. Заграбастали и меня, раба божьего, и назначили санитарным врачом. Разъезжаю теперь по деревням и читаю лекции. Послезавтра на санитарном совете будем решать вопрос: где можно достать врачей и студентов? И, вероятно, никак не решим этого вопроса.

Значит, Вам не удастся отдохнуть после голодовки. Досадная и грустная история.

Еду сейчас в монастырь просить, чтобы построили барак. Будьте здоровы и небом хранимы. Вашим поклон.

Ваш А. Чехов.

1203. Л. С. МИЗИНОВОЙ

16 июля 1892 г. Мелихово.

16 июль.

Вы, Лика, придира. В каждой букве моего письма Вы видите иронию или ехидство. Прекрасный у Вас характер, нечего сказать. Напрасно Вы думаете, что будете старой девой. Держу пари, что со временем из Вас выработается злая, крикливая и визгливая баба, которая будет давать деньги под проценты и рвать уши соседским мальчишкам. Несчастный титулярный советник в рыжем халатишке, который будет иметь честь называть Вас своею супругою, то и дело будет красть у Вас настойку и запивать ею горечь семейной жизни. Я часто воображаю, как две почтенные особы - Вы и Сафо сидите за столиком и дуете настойку, вспоминая прошлое, а в соседней комнате около печки с робким и виноватым видом сидят и играют в шашки Ваш титулярный советник и еврейчик с большой лысиной, фамилии которого я не хочу называть.

Маша давно уже уехала на Луку вместе с Мамуной. Один проезжий доктор говорил мне, что сам он наблюдал под Харьковом, а именно в Мерефе, два случая холеры. Если слухи об этом дойдут до Сум, то Маша убежит оттуда. Жду ее к 20 июля. Уехать я никуда не могу, так как уже назначен холерным врачом от уездного земства (без жалованья). Работы у меня больше чем по горло. Разъезжаю по деревням и фабрикам и проповедую там холеру. Завтра санитарный съезд в Серпухове. Холеру я презираю, но почему-то обязан бояться ее вместе с другими. Конечно, о литературе и подумать некогда. Утомлен и раздражен я адски. Денег нет, и зарабатывать их нет ни времени, ни настроения. Собаки неистово воют. Это значит, что я умру от холеры или получу страховую премию. Первое вернее, так как тараканы еще не ушли. Дано мне 25 деревень, а помощника ни одного. Одного меня не хватит, и я разыграю большого дурака. Приезжайте к вам, будете бить меня вместе с мужиками.

А Вы, милая девочка, много проигрываете, что живете в Торжке, а не у нас. По случаю холеры, которая еще не пришла, я познакомился со всеми соседями. Есть интересные молодые люди. Например, мой сосед кн. Шаховской, 27 лет. Он сидит у меня по целым дням.

Когда угомонятся холерные страхи, я уеду в Крым, а Канталупа останется в Торжке и будет киснуть со своими родственниками, а потом, прокиснув, приедет в Москву и отдастся невинным удовольствиям: будет ездить к Сафо, курить, ругаться с родственниками, посещать спектакли у Федотова… Весьма мило!

Готова пьеса? Нет?

У нас дожди и жара. Рожь прекрасная, но убирать некому. Вишен тоже убирать некому. Но все сии богатства не льстят мне. Меня радует только одно: мысль, что мне не придется ехать в Москву. Лика, приезжайте к нам на зиму! Ей-ей, отлично проживем. Я займусь Вашим воспитанием и выбью из Вас дурные привычки. А главное я заслоню Вас от Сафо.

Ну, будьте здоровы. Не пишу Вам на этот раз никаких нежностей, потому что Вы увидите в них только иронию. И, конечно, не подпишу своей фамилии. Из упрямства не подпишу.

Р. S. Одна моя знакомая, некрасивая, но симпатичная барышня бросила курить, во, но слухам, опять начала. Этакая упрямая бестия! Пишите мне. Слышите? Умоляю на коленях.

1204. Н. М. ЛИНТВАРЕВОЙ

22 июля 1892 г. Мелихово.

22 июль. Мелихово.

Уважаемая Наталия Михайловна, передайте Иваненко, что за его телеграмму я заплатил 1 рубль. Трата напрасная, так как Маше было сказано, что буде Александр Игнатьевич согласится, то чтобы он ехал тотчас же, не трудясь посылать телеграммы и в нерешимости почесываться. Его давно уже ждут. Я лично жду его с нетерпением.

Прошли слухи, что Ваша сестра Елена Михайловна мимо нас проехала в Хотунь. Третьего дня я слышал, что она назначена в Белопесоцкую волость. Могли ли мы года три назад подумать, что нам вместе придется воевать с холерой в Серпуховском уезде? Хотунский медицинский участок граничит с моим мелиховским, учрежденным 17-го июля. Значит, сама судьба хочет, чтобы мы были "уважаемыми товарищами". Елене Михайловне предстоит организовать участок; испортит она крови очень много, так как земство наше отличается медлительностью и всю тяжелую организаторскую работу взвалило на врачей. Я злюсь, как цепной пес; у меня 23 деревни, а до сих пор я не получил еще ни одной койки и, вероятно, никогда не получу фельдшера, которого мне обещали в Санитарном совете. Езжу по фабрикам и выпрашиваю как милостыни помещения для своих будущих пациентов. В разъездах я от утра до вечера и уже утомился, хотя холеры еще не было. Вчера вечером мок на проливном дожде, не ночевал дома и утром шел домой пешком по грязи и всё время ругался. Моя лень оскорблена во мне глубоко. Думаю, что и Елене Михайловне будет не легче. Но это только в первое время. Через 1 — 2 недели всё войдет в свою колею и мы усядемся. Холера, надо полагать, будет не особенно сильная. Да и сильная не страшна, так как земство снабдило врачей самыми широкими полномочиями. То есть я не получил ни копейки, но могу нанимать избы и людей сколько угодно и в тяжелых случаях могу выписать из Москвы санитарный отряд. Земцы здесь интеллигентные, товарищи дельные и знающие люди, а мужики привыкли к медицине настолько, что едва ли понадобится убеждать их, что в холере мы, врачи, неповинны. Бить, вероятно, нас не будут.