Получил я от Худекова телеграмму. Просит прислать ему к Рождеству рассказ в 200 строк и предлагает за сие сто рублей. Постараюсь нацарапать какую-нибудь кислятинку.
Я уже принялся за "Иванова". Через два дня будет готов. Выходит складно, но не сценично. Три первые акта ничего.
Жду от Вас дальнейших полномочий. Если нужно в ад ехать - поеду. Я люблю провожать, сватать, шаферствовать. Пожалуйста, со мной не церемоньтесь.
Анне Ивановне целую руку и кланяюсь до земли. Сестре, Боре, Насте, Алексею Алексеевичу, Маслову, Гею - всем поклон и привет. Мне скучно и грустно.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
552. А. С. СУВОРИНУ
18 декабря 1888 г. Москва.
18 дек., вечером.
Звон победы раздавайся, веселися, храбрый Росс! Сегодня приходил от Никулиной лакей с письмом. Просит пожаловать для переговоров. Я поехал и на пути заехал к Ленскому. От последнего узнал, что все актеры возмущены претензиями Никулиной, что над нею смеются и проч. Кстати же, Ленский сообщил мне, что он будет играть Адашева. Взял бы Сабинина, но ему опротивело играть обольстителей. О том, что Ермолова не согласна играть Репину, он не слышал, по его же мнению, Репина - ермоловская роль. Рекомендовал настаивать на Ермоловой. Федотова стара и интригует. Захочет, чтоб Рыбаков играл и проч.
У Никулиной теплый прием. Тысяча обворожительно-сонных улыбок и приятных слов.
- Я согласна играть Кокошкину, но кто же будет играть Репину? Машенька (т. е. Ермолова) занята, Федотова сказала: я не играю пьяных женщин. И почему это А<лексей> С<ергеевич> не хочет, чтобы я играла драматическую роль? Разве я не умею? Мне даже кажется, что я в сцене смерти и прочее буду энергичнее Машеньки… А Федотова? Боже мой! Ведь она всё испортит! Она будет играть добродетельную!
Входит старая дева с крысьим лицом и в шали, рекомендуется сестрицею Никулиной и начинает монолог:
- Федотова не играет пьяных женщин, а Машенька терпеть не может Суворина. Она сказала: ни за что в свете не стану играть в суворинских пьесах, и никто меня не заставит! Он ведь ее с грязью смешал. Кажется, за Офелию… Она его ненавидит… К тому же Надя будет очень хороша в этой роли… И т. д.
- Так что же прикажете телеграфировать Суворину? - спрашиваю я Надю.
- Право, не знаю… Я теперь совсем без пьесы. Была у меня пьеса Крылова, мы уже и роли переписали и репетицию назначили, но когда я получила первую телеграмму от Суворина, то отказалась от Крылова, он же продал свою пьесу Коршу для бенефиса Рыбчинской. И я теперь на мели. Крылов торжествует… Просто не знаю, что делать…
- Что же прикажете телеграфировать Суворину?- настаиваю я.
- Вот что, вы поезжайте к Машеньке и спросите ее: согласится ли она играть? Если согласится, то я, пожалуй… конечно, хотя…
- Я не поеду, — говорю я.- Суворин не уполномочивал меня ездить и настаивать на постановке пьесы. Постановка нужна не ему, а вам. Между нами говоря, Суворин человек щепетильный и не любит, если он сам или его посланный попадают так или иначе в положение просящего. Это ему нож острый.
- Ах, боже мой, кто же это говорит? Мы его просим, а не он нас!
А сестрица в это время: тра-та-та-та. Тарантит без умолку.
- Так я сейчас напишу Машеньке письмо и спрошу, согласна ли она. Она близко живет. Если подождете полчаса, то получите ответ.
Надя пишет письмо и читает мне не то, что написала. Письмо посылается. Я жду. Входит Кречинский - тип рантье ремонтера с бакенами и сединой. Это mari d'elle *. Рекомендуемся.
- Душа, где наш табак? - спрашивает он у супруги.
- Не знаю, душа. А я к Машеньке сейчас послала насчет Репиной…
- Это не ее роль. Скверно сыграет.
- А Суворин не хочет, чтоб я играла.
- Конечно, тебе нельзя Репину играть! Ты, душа, хороша только в комических ролях, а в драме я не люблю на тебя смотреть.
- Что ж ты говоришь?! Ты, душа, никогда не бываешь на драмах!
- Не бываю… Зачем? За свои деньги и себя же мучить! Драм много и в жизни.
Начинается умный разговор. Ремонтер несет чепуху. С драм переходим к вреду табака. Ремонтер жалуется на кашель и обвиняет табак. Сестрица тарантит. Эпизод: сестрица пошла за табаком, спотыкнулась и рассыпала табак на пол. Мне смешно, но смеяться неловко.
Наконец, входит лакей и подает Наде письмо в каком-то необыкновенном, социально-демократическом конверте. По конверту узнаю, что письмо от радикалки Машеньки. Надя нервно распечатывает письмо и читает вслух:
"Если это для Вас, то я согласна. Но ведь Вы, кажется, сами хотели играть Репину? Сегодня прочту пьесу, завтра дам ответ".
В первой фразе письма шпилька Суворину, во второй шпилька самой Наде.
Раскланиваюсь и ухожу. Итак, завтра я получу ответ, который и пошлю Вам. Бабы ненавидят друг друга и интригуют вовсю. Понять их трудно, но у меня есть Ленский, который рад взорвать на воздух всех актрис, кроме Ермоловой. Он знает все завязки и развязки интриг и угадывает их быстро. Он будет руководить мною в потемках (если это понадобится). По его мнению, Татьяну Репину Ермолова рано или поздно играть будет, но что пьеса теперь едва ли пойдет - бабы напутали много, трудно распутать.
Я забыл у себя на столе корректуру своего рассказа, который начинается с VII главы. Найдите его, голубчик, и пришлите с пьесами. Я хочу продолжать его.
Бабы хитры. На их телеграммы и письма, буде получите, не отвечайте без моего ведома, иначе мы с Вами рискуем запеть из разных опер. Свое полномочие я свел только к одной фразе: "Что прикажете телеграфировать Суворину?" Остальное я считаю излишним. Так и знайте, что, кроме этой фразы, я ничего больше не буду говорить. Пусть бабы сами выпутываются.
А Крылов, оказывается, спас "Татьяну"! Если бы он не поспешил продать свою пьесу Коршу, то разговоров о "Татьяне" уже не было бы.
Кланяюсь Анне Ивановне, Насте, Боре и всем Вашим домочадцам. Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
"Иванов" готов. Переписывается.
* ее муж (франц.).
553. А. С. СУВОРИНУ
19 декабря 1888 г. Москва.
19 декабря.
Посылаю это письмо вслед за срочной телеграммой. Я опять получил письмо от Никулиной. Она прислала за мной лошадь. Чтобы поддержать Ваш престиж, я заставил кучера ждать меня 20 минут и мерзнуть. Лошадь хорошая, дом у Никулиной собственный, из чего я заключаю, что актрисам живется гораздо легче и удобнее, чем драматургам Чехову и Щеглову.
Никулина встретила меня радостной вестью, что Машенька согласилась играть Репину. Мы сели за стол и составили такую афишу:
Репина - Ермолова.
Кокошкина - Никулина.
Оленина - Лешковская.
Адашев - Ленский.
Матвеев - Макшеев.
Гореву нужно участвовать в бенефисе Никулиной. Он хочет Адашева, я предлагаю ему Сабинина. От Сабинина он, по словам Никулиной, отказывается, о чем нельзя не пожалеть. Он очень приличен, играет нервно, одевается вкусно. Если он будет продолжать фордыбачиться, то Сабинина сыграет Южин. Так я и написал:
Горев или Южин. В письме ко мне Вы напишите, что Вы очень бы желали, чтобы Сабинина играл Горев, но что если это нельзя и проч. Горев в Сабинине будет лучше Южина, а потому настаивайте на Гореве. Что касается Раисы, то я предложил эту роль Садовской или Медведевой - обе хороши. Няньку Садовская не возьмет: мало! Котельников - Рыбаков или Михайло Садовский, Кокошкин - Греков. Мелюзгу я отдал на благоусмотрение высокоталантливой бенефициантки. Пришлите побольше экземпляров: Ермоловой, Ленскому, Никулиной, Сабинину, Макшееву, вообще всем первым и вторым персонажам. Это им польстит и будет полезно. Познакомятся хорошо с пьесой.
Своего "Болванова" я кончил и посылаю одновременно с этим письмом. Надоел он мне, как Щеглов актерам. Коли есть охота, прочтите, а коли нет, сейчас же пошлите Потехину. Я обещал выслать ему пьесу к 22 декабря. Послал ему письмо, где подчеркнул этот срок. Я ни одним словом не заикнулся о постановке и не буду заикаться. Вы им ничего не говорите. Буду делать вид, что я не нуждаюсь ни в славе, ни в деньгах. Теперь мой г. Иванов много понятнее. Финал меня совсем не удовлетворяет (кроме выстрела, всё вяло), но утешаюсь тем, что форма его еще не окончательная. Если захотят поставить и спросят, кому кого играть, то вот им моя воля нерушимая: