Май плачет
Как хорошо в день серый и дождливый
На столик высыпать костяшки домино,
Не слыша за игрой уютно-молчаливой,
Как ветер треплет на балконе полотно.
Как хорошо у яркого камина
С утра весь день перевернуть вверх дном
И, штору опустив над плачущим окном,
Пить кюрасо и чистить апельсины.
Как хорошо до вечера лениться
И, толстой «Нивы» за восьмидесятый год
Читая желтые и мятые страницы, —
Весь день с утра вертеть наоборот.
Пусть
Надо сломать водосточные трубы
И сделать из них барабаны.
Ангелы, у всех небесных кубов
Откройте медные краны!
Облачных гроздий целебные соки,
Услышьте барабанный зов, —
Пусть хлещут, и свищут, и бурлят потоки,
Пусть купаются стены домов.
Надо сорвать железные крыши
И рассыпать по улицам гром.
Те, кто внутри, проснутся, услышат
И подумают, что рушится дом.
Надо окна раскрыть и вырвать рамы —
Пусть бьет холодный душ, —
Пусть возникают невоплощенные храмы
Для воплощенных душ.
Жрица искусства
Неизвестно, чем она была до сих пор,
Но теперь она — героиня, потому что ее муж — антрепренер.
Жалуясь второму простаку
На тоску,
Она томно падает поперек дивана
И стонет: «Голубчик, достаньте мне где-нибудь Гюго де Монпасана».
Англичанин
Дышит горячими смолами сосновый лес.
Мы на теннисе тренируемся вдвоем.
Он просит меня все о том же и умоляет ответить «yes».
Я бросаю ракетку и ухожу в дом.
Потом — темнеет ясность небес.
Мне страшно в лесу, когда темно,
И я говорю: «Ну, хорошо, теперь — yes»,
А он отвечает: «О, miss, теперь — no».
Когда темнеет
Хорошо, я буду говорить, а вы молчите.
Ваши волосы и струны вашего молчания —
Это будут нити,
Из которых я сотку повесть без названия.
У вас красивый взгляд —
Вы смотрите так, будто перед вами висят
Давно надоевшие картины,
Но вы их любите… нет, вы… вы привыкли.
И вы вся такая — будто ветки ивы — длинные-длинные —
Над широкой, небыстрой рекой поникли.
А когда сумерки набрасывают серое манто
На ваши усталые плечи,
А я зажигаю на камине свечи,
То, похоже, будто… нет, не то… я говорю не то.
Я обещал не говорить о вас, рассказать о новом,
Но вы подарили мне ваше молчание, а я потерял дар слова.
Кубарь
Красное, синее, зеленое!
Зеленое, синее, красное!
Кубарем лечу по уклону, —
Опасно — так опасно.
Ничего не боюсь — я смелая, —
Верчусь в жизненной гуще.
Зеленое, синее, белое!
Берегитесь, мимо идущие!
В вихре — все многоцветно,
Все обманно сверкает —
И я рада, что не сразу заметно,
Кто я такая.
Кубарем лечу по уклону, —
Опасно — так опасно.
Красное, синее, зеленое!
Зеленое, синее, красное!
Когда пьют вино
Что это — каприз? Не надо быть гордой.
Ну дайте мне вашу перчатку —
такую теплую и душистую.
Мне кажется, что я лист,
Закруженный ост-нордом,
Когда вы смотрите своими синими иголками
Прямо в мои мысли.
Влюбленные в вас бесчисленны —
Что я? Хотите, я застрелюсь из двустволки
Или из пушки — из чего прикажете?
Ах, как вам скучно со мной.
Вам надоело веретено шутовской пряжи,
А я тку мой ковер для вас одной.
Неужели вы бы не улыбнулись даже,
Если бы я умер? А если бы умер другой?
Ну хорошо, не надо, возьмите свою перчатку.
И какая же вы аристократка —
Вы едите с ножа…
Мед
Вы боитесь? Вы правы. Я могу сломать ваши пальчики.
Я — косолапый медведь, а вы — кружевная.
Ваши губы — медовый цветок, ликерный бокальчик,
А я — косолапый, я знаю.
Что же делать? Я люблю ваши руки, глаза и улыбку, и рот.
Что же делать медведю? Он любит мед.
Ici-bas
Ветер смахнул остаток пудры,
И я стала такой, как есть.
Он поступил очень смело и мудро,
И в том, что он сделал, была умная лесть.
Он хотел сказать, что я лучше грима,
Лучше той, которой кажусь.
Но что мне в том, если все идут мимо,
И такая, как есть, я никому не гожусь.
Ветер, голубчик, не хочу я быть мудрой,
На земле ум тяжел для хрупких плеч.
Здесь сердце любимого легче увлечь
Не тонким умом, а тонкой пудрой.