«Есть в саду одна дорожка…»
Есть в саду одна дорожка,
там, где ивы за прудом,
где на солнце пляшут мошки,
там, где ежик строит дом.
Про нее никто не знает,
я хожу туда одна,
видеть, как листву сбирает
ежик и его жена.
Там нашла я пень огромный,
под которым вырос гриб.
Там паук, пузатый, сонный,
поселился между лип.
А еще в конце тропинки
раз я видела в траве,
как, неся свои соринки,
заблудился муравей.
Я ношу для птичек крошек
и кормлю их за трудом.
К осени прилежный ежик
выстроит уютный дом.
Михаил СКАЧКОВ*
ОТЪЕЗД
Елене Королевой
Вхожу
и как с ума трогаюсь плавно.
Прощаюсь.
Прощайте несущего жуть
зрака.
И ты, о моя одичавшая мать,
срывавшая с поезда взглядом утопленниц.
И ты,
о залив нетерпений,
в рассоле сжигавший разбои мои.
И лодка —
небесный китаку,
взывающий песнью к дракону.
Из океанских капель взгляды мои
прими и прощай.
НА МИРЫ МОРЕЙ ДУЕТ ВЕТЕР
И УМИРАЕТ.
НА ГУБЫ МОИ ДУЕТ ЖИЗНЬ
И УГАСАЕТ…
ОБЛАЧНЫЕ КОРАБЛИ
Пенанг, где погибали крейсера;
Пенанг, где серебряные облака
наводят мост на остров,
поросший крестами пальм.
Лазорь там моет в море облака;
там так тончайше синеют
в небе мыльные пузыри?
Там
Из недр океана
вздымаются души
погибших кораблей
и облаками,
дымящимися трубами,
плывут над континентом
будить тоску тех,
кто в жизни изменял
зеркальным морям!
«Я смотрю на вас, как умирающий…»
Я смотрю на вас, как умирающий,
я заклинаю вас:
взбираясь на горы, поросшие легендами,
несите признание невинных озер.
Поверьте, им тяжко от ветров,
от слоев из воздуха.
Поймите, там даже крик орла
бьется гривной,
разбивается о дальний купорос.
Там смертный крик оленя
срывает камни верхушек,
там в невиданной дружбе
звездное шоссе и цепь месяцев.
Иначе! О, путешественник!
Войдя в постройку сияний или скал,
вы не поймете,
ПОЧЕМУ ВАС ТЯНЕТ
ГОЛОСОМ ДОСТИГНУТЬ ТОГО,
К ЧЕМУ ТАК НАПРАСНО
ВЗЫВАЮТ РУКИ!
«Так мы встречаемся с улыбкой…»
Так мы встречаемся с улыбкой,
так долго носим любимых,
так долго не называем то,
что не носит имени.
Провожаем до ворот
и долго, прощаясь сочным взглядом,
несем и расплескиваем
тело.
А затем тоскуем и радуемся
слову «любовь»,
что, с другой стороны,
слишком темно
и читается, по крайней мере,
как слово ГИБЕЛЬ.
Воды будто нет,
на дне можно видеть
передвижение рас:
монахи, сельдь и крабы.
И там солнце способно
создавать души из теней,
но стоит только
пролететь по небу
железному ангелу,
как МЫСЛИ моря
прячутся.
«Напрасно! Придите ко мне все…»
Напрасно!
Придите ко мне все,
я вдохну в вас жажду жизни,
я обниму вас и дам есть:
САМОУБИЙЦЫ ВСЕХ СТРАН,
СОЕДИНЯЙТЕСЬ!
СЛИВЫ
Не у львиц
висят сосцы слив…
Неслась лазорь сквозь листья,
где ветр плутал шелками.
Но те,
но сливы,
гнеТЯ
ТЯжесть,
соками гнули мир.
От сока — три дня в пустыне —
от взора
язык слип
и высох.
Гортань от рта, как замша.
Мать!
ЗЕМЛЯ!
ЖАЖДАЮ!
мякоть пить
СЛИВЬИ СОСЦЫ ДЕВ!
Дмитрий КОБЯКОВ*
НА СТРАГОВЕ[88]
Зачертит насмешливый и оголтелый
коричневых листьев тяжелый взлет,
над дымом аллеи — осенний — провеет
прозрачнейший ветер — летя вперед.
Коричневы листья. И вот пелеринкой,
и вот, как осеннее золото кос,
прольется из сердца — разбитая крынка —
чадящим укором в дыму папирос.
Подумав — не вспомнить — зачем и едва ли
поможет продолжить и вспомнить когда.
Как будто так медленно не нарастали
на горечь разлуки слоями года.