— Спер? — закончил за Грачева Вадим.

— Ну зачем же так грубо? Никто тебя на уголовщину не толкает. Профессор, надо полагать, и так подарит ее тебе, если ты и его любимая племянница об этом попросите.

— Ты соображаешь, о чем говоришь? — возмутился Вадим. — Он эту коллекцию десять лет, наверное, собирал. Каждую монетку лично ведь привозил из своих заграничных поездок.

— Сам же говоришь, что они простые железяки, так неужели ж…

— Да в цене разве дело? Они дороги ему, как память о тех странах, в которых он бывал.

— Ну необязательно тогда всю коллекцию. Пусть даст по одной монете хотя бы главных европейских государств и Соединенных Штатов. А разная там латиноамериканская и африканская мелочь Туза скорее всего не заинтересует. Но чтобы монеты непременно были самого крупного достоинства! Справишься с такой задачей?

— Не знаю, — нахмурился Вадим, хотя Грунина посоветовала ему не обострять отношений с Грачевым. — Не очень уверен…

— Ну вот что, — повысил тогда голос Грачев. — Уверен ты или не уверен, это меня не касается. Мое дело маленькое — передать тебе приказание Туза раздобыть эти монеты, а уж как ты будешь это делать, тебе виднее. Учти, однако, — Туз с тобой церемониться не станет.

Когда Варя сообщила об этом разговоре Вадима с Грачевым Груниной, Татьяна Петровна спросила ее:

— А вы могли бы попросить такие монеты у дяди?

— Ох не хотелось бы мне это делать! — вздохнула Варя. — Я ведь знаю, как дорога ему эта коллекция. Лишить ее самых ценных монет — это все равно что…

— Ну вот что тогда, — решительно прервала Варю Татьяна. — Я попробую раздобыть такие монеты сама. Мой отец тоже много путешествовал и оставлял себе кое-что на память из денег разных стран. Позвоните мне, пожалуйста, сегодня домой после работы.

Варя звонит Груниной в семь вечера из телефонной будки.

— Добрый вечер, Татьяна Петровна, это я, Варя Маврина. Ну, как у вас?..

— Кажется, коллекция вашего дяди не пострадает, — смеется Татьяна. — Нашлось кое-что. Не все, что просил Грачев, но большая часть.

— Вот хорошо!

— Завтра я занесу или пришлю их вам с кем-нибудь. Но Вадим должен будет сказать Грачеву, что вы выклянчили их у дяди.

— Понимаю, Татьяна Петровна. Спасибо вам, что вы нас выручили! Когда мы их получим?

— Вот что давайте тогда сделаем, — решает Грунина. — Я сегодня же передам их вам. Пусть Вадим отдаст монеты Грачеву завтра. Только вам для этого придется сейчас поехать к вашему дяде. Не поздно будет?

— Он всегда нам рад. В любое время. Сейчас сколько? Начало восьмого, кажется? В восемь мы будем у дяди.

— Хорошо. А как поедете: на метро? С пересадкой у Белорусского? Тогда в половине восьмого к вам на этой станции подойдет молодой человек и передаст пакетик. Он знает Вадима и сам вас найдет. Вы только походите немного по вестибюлю кольцевой. Договорились?

— Договорились, Татьяна Петровна.

22

Видно, у всех сегодня трудный денек. Валентине Куницыной пришлось отказаться от задуманного вечера в «Нашем кафе».

— Был бы большой ералаш и конфуз, — сокрушенно заявила она Боярской, когда та пришла к ней узнать, как идет подготовка к вечеру. — Никто бы никому ничего не доказал…

— Ты сама так решила или это мнение всех организаторов вечера? — спросила ее Боярская.

Они как-то сразу сошлись друг с другом еще в прошлом году, почувствовали взаимное тяготение и чуть ли не в тот же день перешли на «ты». Теперь же Анастасию встревожил слишком уж убитый вид Валентины. Такого, по мнению Боярской, не должно у нее быть, даже если бы вечер на самом деле срывался.

— Что же ты молчишь, отвечай? — не спускала она строгих глаз с Куницыной.

— Я его инициатор, и потому…

— Сама, значит, разочаровалась и решила взять на себя ответственность за его провал? — раздосадованно прервала ее Боярская. — Да разве так можно? Объясни-ка лучше, что с тобой такое? В чем причина твоей хандры? Э, да ты, я вижу, еще и слезу пустить собираешься! А ну-ка выкладывай все начистоту!

Валя по-детски прижалась к Боярской и вдруг действительно заплакала.

— Ладно уж, поплачь, — ласково погладила ее густые волосы Настя. — По опыту знаю — легче станет.

А спустя несколько минут встряхнула ее и сказала властно:

— Давай теперь исповедуйся!

— Анатолий с Мариной Грачевой заявление в загс подали… — давясь слезами, еле выговорила Валентина.

— Ну вот теперь все наконец ясно!

— А что ясно-то? Что? Подумаешь, мировую проблему собрались решать — «мини» или «макси»! Да что от этого в судьбах наших изменится? Полюбит разве тебя тот, без кого ты дальнейшей жизни своей не представляешь?..

— А я бы на твоем месте…

— Да не давай ты мне, ради бога, никаких советов! Советы-то давать легко, выполнять их трудно. Вот Рудаков сказал как-то нам, заводским девчатам: «Будьте неприступны, держитесь гордо, не позволяйте этим свиньям облокачиваться на вас, как на прилавок». А как я могла бы не позволить, если я его люблю и о том только и мечтаю, чтобы он «облокотился»…

— Так ведь не первому же попавшемуся молодчику на танцплощадке все-таки? Не такому, которого Олег справедливо свиньей назвал?

— Да все, все они свиньи!..

— Ну, уж этого я от тебя не ожидала.

— Но как же еще могу я их назвать? Что они видят в человеке? Только внешность его, красивое лицо, стройные ножки?

— Если ты так об Анатолии и Марине, то это несправедливо. Тут совсем не то. Ну а почему красота влечет человека, особый вопрос…

— И нам в нем никогда не разобраться! Все тут капризно и противоречиво. Ну почему вот, скажи, пожалуйста, кое-кому из наших ребят нравится Татьяна Петровна? Разве такая уж она красавица?..

— Я лично считаю ее красивой.

— А я не считаю. Однако ты посмотри, как ребята при ней преображаются.

— Чем же ты это тогда объясняешь?

— Ее искусством держать себя.

— Ну, милая моя, этого одного маловато.

— Ты вот Варю Маврину возьми. Грунина, пожалуй, покрасивее ее, однако…

— Что «однако»? — возмущенно прервала ее Боярская. — Она из такого подонка, каким был Вадим Маврин, человека сделала. Одно это уже подвиг!

— Да, правда… Но и ты тоже Андрея Десницына от бога отвратила, хотя это было не так уж трудно, наверное…

— Почему ты так думаешь?

— Да потому, что он неглупый, мыслящий…

— Остальные, значит, верят в бога потому, что глупые? Конечно, не моя только заслуга в том, что Андрей порвал с религией, все, однако, было не так-то просто…

— Не просто, очень даже не просто! Это я понимаю, но в данном-то случае сыграла свою роль и земная любовь к тебе Андрея. А он очень хороший, очень простой и, по-моему, очень земной человек. Подрался даже недавно…

— Как подрался? — изумилась Настя. — Быть этого не может!

— Было, однако. Вместе со своим другом Ямщиковым были они в гостях у Марины Грачевой. Тоже мне, местная Софи Лорен!.. Познакомились там с какими-то подонками и подрались. Пришел твой Андрей на другой день на работу с подбитым глазом. Ты хоть знаешь, где он живет и как живет?

— Живет у дальней своей родственницы. А как?.. Непременно нужно сходить к нему сегодня!

Настя пристально смотрит на уже начавший рассасываться синяк под левым глазом Андрея Десницына. Все правда, значит, не соврала Валентина.

— Совсем мирским стал, драться начал? — говорит она укоризненно.

— Защищался, — смущенно оправдывается Андрей. — Защищал себя и товарища от превосходящих сил противника.

— И все-таки я от тебя этого не ожидала… Ну а как ты тут устроился?

Она ходит по его маленькой чистенькой комнате, придирчиво всматривается в каждую вещь. Задерживает внимание на проигрывателе, стоящем на столе.

— Не знала я, что ты любишь музыку…

«А вообще-то, знаешь, что я люблю?» — хочется спросить Андрею.