Мы надолго замолчали. Она задумчиво глядела вдаль, размышляя. Потом вдруг обрела энергию.

— Если его и в самом деле кто-то пришил, ко мне придут, это ясно. А подозреваемые у них в очереди выстроятся. Тут его разыскивала одна девушка, так ей только ножа не хватало. И звонила раз десять. Что скрывать, бабы в нем души не чаяли, а он им головы морочил как хотел. А вторая очередь — из тех, что он на саженцах обдурил. Еще и меня возьмут на заметку. Минутку, а когда это было?

— Что именно?

— Ну, когда его замочили?

— Во-первых, я до конца не уверена в том, замочили или нет, — опять подчеркнула я. — Но если да, то вчера. Меня расспрашивали о вчерашнем вечере, когда уже начало смеркаться.

— Вчера, в воскресенье… Тогда ничего, я была на плантации, полно свидетелей. Проклятый мир, за этого подлеца теперь мне придется расплачиваться. В чем, в чем? Хотя бы телефонные счета его оплатить, чтоб его черт побрал… А если придут, можно сказать, что вы здесь у меня были?

— Без проблем. О чем, о чем, а о своих садовых проблемах я им очень доходчиво все выкричала. А сирень все же хотела бы купить. Где же мне ее искать?

Очередной окурок она раздавила уже без злобы и жажды мести. Только как-то меланхолически задумалась. Я встала, только тут обнаружив, что сидела на мешке с сухим коровяком.

Цветочница вскинула голову, словно стряхивая с себя проблемы, и обратилась к текущим делам:

— Сирень вы через «Магнолию» достанете. Знаете их, на Краковской аллее — собственная плантация. И все же лучше всего — поезжайте-ка в Жабенец, там всегда лучший выбор. Иду, иду!

Это она отозвалась на призывы своего персонала, мужика и кассирши, которые, видно, до сих пор справлялись со своими делами без начальства. А мне так хотелось поподробнее расспросить их начальницу о девушке с ножичком (или без него) и той, что девять раз звонила по телефону, но в сложившейся ситуации это оказалось невозможным. Ладно, в конце концов, я ищу не убийц пана Мирека, а свою зажигалку. Вряд ли именно здесь она может обнаружиться, раз три недели его тут не видели, да и постоянного угла у него в этом крохотном цветоводстве не было.

Дотолкав тележку до машины, я переложила в багажник купленные горшки с цветами и уехала, с грустью констатируя, что Юлиту так и не нашла, но все же вместо этого хоть какая-то компенсация: новокупленные растеньица и адрес сирени. Да, держался пан Мирек на своей мужской притягательности, а женщины ведь нервные бывают…

Комиссар Вольницкий начал с документов, доставленных экспертизой. На одежде подозреваемой Габриэлы, на ее мокрой юбке и блузке, не оказалось никаких следов крови, даже микроскопических, зато сколько угодно и в изобилии следов кофе, так что свидетельница сказала ему правду.

Подозрения Вольницкого по отношению к сестре убитого малость увяли.

С помощью сотовых следователь отловил трех из остальных возможных подозреваемых, перечисленных в показаниях двух первых. С одним из них очень трудно было говорить, все заглушало могучее рычание какой-то машины, и он не сразу вспомнил, что местом работы этого свидетеля является варшавский аэропорт Окенче. Последнего свидетеля, некую Юлиту Битте, он так и не разыскал, дома ее не было, а сотовый она выключила напрочь.

Он допросил трех из отловленных, из них с двумя, Малгожатой и Витольдом Гловацкими, беседовал лично, в аэропорт отправил сержанта. Все фактически говорили одно и то же. Они вместе провели вечер в ожидании возвращающейся из отпуска Иоанны Хмелевской, дождались ее, ели французские сыры, расставаться начали после девяти вечера. Никто из них никуда не отлучался, Гвяздовский тоже сидел с ними и тоже ел сыр.

Теперь, откровенно говоря, Вольницкий уже и сам не знал, за что взяться, так что уселся, можно сказать, на бумагах. Короче, занялся изучением бумажной макулатуры. Записная книжка убитого, календарь убитого, целая гора счетов и всяческого рода переписки. Весь стол был завален бумагами, а рядом без конца нудил фотограф, которого следователь не отпускал. Бедняга уже третий раз спрашивал, зачем он следователю и как долго ему еще тут торчать. Поскольку бумаги лежали спокойно, не досаждали, следователь снизошел к человеку и решил сначала расспросить фотографа.

— Так, говоришь, лично знаешь того самого Собеслава Кшевца?

Фотограф тут же отмежевался от Кшевца.

— Лично не знаю, — поспешил заявить он. — Один раз видел на вернисаже два года назад, и все. Просто знаю как великолепного фотографа. Он из вольных стрелков, которые не связаны ни с какими изданиями, работают сами по себе. Но за их продукцией охотятся все — и издательства, и лучшие журналы. Его область — природа, пейзажи, звери, растения, человек. Всякого рода крупный план его конек. Для этого и рука и глаз нужен. Талант потрясающий!

— А в личном плане что он собой представляет?

Фотограф не удивился вопросу, в конце концов, уже не один год подрабатывает в полиции и никакой вопрос при расследовании убийства не застанет его врасплох. Он просто понял, что разговор предстоит долгий, свалил с плеча тяжеленное фотографическое оборудование и сбоку присел к столу.

— В личном плане о нем немного известно, но никогда ничего плохого не слышал. А так… может, просто сплетни, потому как он мужик скрытный, необщительный, и часто пребывает за границей в поисках сюжетов для своих произведений.

— Повтори сплетни. Это родной брат убитого, сам понимаешь… Ну, например, где его можно найти?

— Там, где он в данный момент находится. Слушай, если на обложке его цветная фотография, скажем экзотический цветок, со всякими там пестиками, тычинками, а на цветке сидит некое насекомое и питается нектаром, так вот это насекомое… конечно же крупным планом, так на него лучше не глядеть, не то приснится ночью некое неведомое страшилище — ужас, до чего впечатляет! Человек с воплем срывается с постели и долго в себя не может прийти. Так как ты считаешь, такое нечто может он у нас найти? Скорее, где-нибудь в дебрях Африки, на худой конец — поближе к Средиземному морю.

— Но спать-то он иногда спит? И ест?

— И спать и есть можно повсюду.

— Нет, ты скажи, где же он все же живет? Моется, держит свои вещи? Костюмы, портки, обувь! Проявляет негативы! Обрабатывает на компьютере! Пусть даже на лэптопе-ноутбуке! И увеличивает! Для увеличения требуется особенно много всего. И что, возит все это с собой по всему свету? В конце концов, должен иметь почтовый адрес, хотя бы для заказчиков. Родная сестра может его не знать, но ваша братия всегда все знает.

Фотограф смутился.

— Разумеется, какая-то малина у него должна быть, но я как раз в это не вникал, честно, не знаю. Знаешь, ему многие завидуют, особенно среди нас, людей, гм… творческих, распространена такая лютая зависть, что не удивишься его желанию скрыться. Больше всех может знать «Нейшнл Джиографик», самое знаменитое издание, географический журнал. И еще одно, немецкое, вот название забыл… Он преимущественно для них работает.

— Еще что скажешь? Выкладывай все сплетни.

— В том-то и дело, что ничего особенного. Не женат, но не из голубых, порнографией не занимается, портретов тоже не делает, ему плевать на великих мира сего и красивейших актрис, он маньяк мелочей. Ну, того самого крупного плана. Зарабатывать должен прилично, но, опять же по слухам, не очень богат, живет по-своему, его интересует только искусство. Как видишь, никаких сенсаций.

Вольницкому все было мало. Он еще не отказался от своей первой версии, половина состояния, оставшегося от брата, могла пригодиться художнику, а сестра солгала, зарезала братишку из материальных побуждений. Кто знает, может, именно Собеславу очень понадобились денежки?

— Так как же его найти, холера!

— Я бы все же посоветовал через «Нейшнл Джиографик». Он уже много лет с ними сотрудничает. У них обязательно должен быть какой-то выход на него, в издательском деле часто возникает необходимость что- то согласовать, получить, узнать. Или срочная необходимость в каком-нибудь цветочке, вынь да положь… С растеньицами труднее всего.