— Приедет с того света? — неуверенно произнесла Доротка.

— Я же говорю — законченная идиотка! — торжествовала Фелиция.

— Совсем заморочили девчонке голову! — удовлетворённо констатировала Меланья.

— Так объясни сама, если сумеешь лучше!

— Да что же тут трудного? Слушай. Прежде всего, не твоя крёстная, а крёстная твоей матери возвращается из Соединённых Штатов, где прожила чуть ли не всю жизнь, а теперь решила навсегда вернуться в Польшу. Нотариус разыскивал нас несколько лет по поручению пана Войцеховского, это какой-то поверенный крёстной. Разыскивал не тебя, а твою мать, не могли найти из-за фамилий, тут такая неразбериха получилась…

— Так я же все время об этом толкую! — сердито перебила Меланью старшая сестра.

— Не толкуешь, а скачешь с пятого на десятое! — не осталась в долгу младшая.

— А потому что ты то и дело меня перебиваешь, слова сказать не даёшь!

— А сейчас пора чай заваривать, Доротка! — распорядилась Сильвия. — Заодно собери грязную посуду со стола. И непропеченный кекс принеси.

Доротка молча встала, собрала посуду со стола на поднос и унесла в кухню. Там наполнила электрический чайник минеральной водой и нажала кнопку. Выполоскала заварочный чайник, насыпала в него чаю и вернулась в столовую.

Фелиция и Меланья все ещё ссорились. Сильвия была занята тем, что собирала со скатерти крошки хлеба и рыбы в блюдо с остатками рыбы.

— А где же кекс? — спросила она.

— Сначала унесу со стола всю грязную посуду, — возразила Доротка.

Выходя в кухню, увидела, как обе тётки сорвались со своих мест, причём Фелиция сердито кричала:

— Не позволю тебе рыться в моей комнате!

Ясно, тётки продолжают ссориться из-за потерянного письма. Радуясь, что может переждать скандал в тихой кухне, девушка положила на поднос кекс, тарелочки, стаканы. Чайник вскипел. Она заварила чай и снова долила, очень хотелось подольше побыть одной. В этом доме не было у неё своего угла, негде было уединиться. Да и чайник понадобится полный, чай любят все и пьют помногу. Куда тётка могла сунуть письмо? Наверняка оставила там, где читала. А где могла читать? Стояла, значит, где-то, читала, тут ей что-то вспомнилось… Минутку. Крёстная её, Дороткиной, матери приезжает из Штатов, наверняка посетит их дом, — так могла думать тётка, — зайдёт в ванную на первом этаже, а там умывальник не в порядке, раковина держится одним концом…

Оставив закипающий чайник, девушка направилась в ванную. Конверт и письмо лежали на краешке ванны. Правильно, значит, рассуждала Доротка. Видимо, тётка Фелиция, вспомнив о неисправной раковине, отправилась посмотреть, не удастся ли её прикрепить к стене собственными силами.

Возможно, сунув письмо куда попало, стала искать отвёртку или ещё какой инструмент, пошла за ним в чуланчик, а по дороге забыла, зачем пошла. Возможно, её отвлекли засохшие листья на комнатных цветах, и она принялась их обдирать.

Читать длинное письмо не было времени. Доротка ограничилась лишь обращением: «Дорогая панна Доротка!» Ну конечно, письмо адресовано ей.

Куда спрятать письмо? В кармане джинсов пухлый конверт не поместится, жаль, сразу же не переоделась в халат, там вместительные карманы. Сунула письмо за газовую колонку, которой давно не пользовались, и поспешила в кухню, где уже разрывался чайник. Наполнила чаем стаканы и с подносом вошла в столовую.

Фелиция с Меланьей уже не ссорились, обе сидели за столом. На Доротку накинулись все три сестрицы.

Сильвия:

— Что так долго? Чем ты занималась столько времени?

Меланья:

— Тебя только за смертью посылать!

Фелиция:

— Всегда она копается! А вернись домой пораньше, глядишь, письмо бы и не потерялось.

Доротка не выдержала.

— Так я же не гуляла! С работы возвращалась!

— О, глядите, опять начинает! — обрадовалась Меланья.

— Не огрызайся! — одёрнула племянницу Сильвия. — А сахар где?

— Да вон же, на столе стоит.

— Где? Не вижу!

— А ты головку поверни немного, — посоветовала старшая сестра. — Так когда, говорите, приезжает эта крёстная?

И Фелиция принялась перелистывать карманный календарик.

Сахаром интересовалась лишь Сильвия, остальные, в том числе и Доротка, чай пили несладкий. Зато единодушно все в этом доме обожали непропеченный кекс. У Сильвии он всегда выходил непропеченным, но потрясающе вкусным. В редких случаях, когда тесто нормально всходило и пропекалось, кекс получался совершенно несъедобным.

На вопрос Фелиции ответила Меланья:

— Тебе лучше знать, ведь ты читала письмо последней.

— Не помню. На будущей неделе или в следующем месяце?

— Я помню! — с набитым ртом прошамкала Сильвия. — Четырнадцатого.

— Четырнадцатого числа этого месяца?

— Этого.

— Значит, через девять дней, — подсчитала Фелиция. — Что будем делать? Поедем в аэропорт встречать? Погодите, тринадцатого и четырнадцатого у нас будет Мартинек, обещал мне прибить полку в чулане. За день не успеет, значит, опять не прибьёт.

— Он и за два дня не успеет, — презрительно бросила Меланья. — У твоего Мартинека обе руки левые.

— Не говори глупостей, пусть и медленно, но парень все сделает. Только за ним надо присмотреть.

— И накормить! — проворчала Сильвия.

— Так ведь ты все равно готовишь на полк солдат, — возразила Фелиция. — А благодаря Мартинеку по крайней мере ничего не пропадёт. А она что, собирается поселиться у нас?

— Я не знаю, Сильвия…

— Я тоже не знаю. Но сдаётся мне, в письме упоминалось о гостинице. И о нашем доме тоже, в том смысле, что мы её примем. Никого другого у неё в Польше не осталось, кроме нас. А нотариус говорил, что она богата, помнишь? Так могла бы и в отеле поселиться.

Фелиция резко возразила:

— А с какой стати выбрасывать деньги на отель, если может и у нас пожить! До тех пор, пока не купит квартиру.

— Интересно, где у нас она поселится? — холодно поинтересовалась Меланья. — На чердаке? Или в твоей комнате?

— А почему не в твоей? — взъерепенилась Фелиция. — А ты переедешь к Сильвии. Доротка может спать здесь, на диване.

— Я бы предпочла в чулане, на раскладушке, — робко предложила Доротка.

— Как же, держите карман шире, разбежалась — отдам свою комнату! — раскричалась Меланья. — Старуха не ко мне приезжает. И что ты так заботишься о её состоянии, все равно тебе ничего не перепадёт!

— И вовсе я не забочусь об американке, просто здраво рассуждаю, — отбивалась Фелиция. — А если Доротка в чулане… Что ж, неплохая идея.

— Правильно! Доротка в чулане, а Сильвия здесь, на диване. А я останусь в своей комнате. Так же, как и ты.

— Сильвия на диване не поместится, это раз. А два — тогда нам всем придётся ложиться спать с курами, — отказалась от неплохой идеи Фелиция.

— Не нравится с курами — можешь с утками, с гусями, с кем хочешь, но я своей комнаты не отдам. Я работаю!

А Доротка размечталась о чулане, небольшой комнатке при кухне. Наконец был бы свой угол, пусть и крохотный, пусть и тесный. Она давно просила Фелицию разрешить ей поселиться в чуланчике, не прямо просила, намекала деликатно, но Фелиция всегда была против. Ведь тогда пришлось бы очистить чулан от издавна скопившихся там бесценных сокровищ: старого испорченного холодильника, ещё более старой и тоже испорченной швейной машинки, ставшей уже антикварной редкостью, сундука с драными половиками и прочим тряпьём, обшарпанных и поломанных рам для картин, довоенного котла для кипячения белья и ещё кое-какой мелочи. Доротка вызывалась одна перетащить весь этот хлам на чердак, впрочем, тоже забитый до отказа. Предлагала навести порядок на чердаке, кое-что выбросить, а на освободившееся место затолкать вещи из чулана, но Фелиция твёрдо стояла на своём. Патологически скупая, она в глубине души надеялась, что холодильник удастся отремонтировать, старинную швейную машинку продать в антикварный магазин, а рамы отреставрировать, и тогда им не будет цены. Лично она прекрасно помнила, что ещё до войны её отец очень дорого заплатил за них.