Это чрезвычайно популярная история. Она описана в стихах и прозе, в романах и повестях, в драмах; великолепный Петер Татар перенес ее на холст, даже две австрийские писательницы расскрипелись перьями и сотворили из нее чувствительные, слезливые вещички[99].

Во время турецко-венгерских сражений особенно отличился своим мужеством дворянин по имени Петер Сапари. В одной из битв он получил ранение и попал в плен. Турки уже давно охотились за наводящим ужас в их боевых рядах молодым венгром, а теперь выместили на нем свою злость.

Хамжа-бек, турецкий военачальник, прежде всего назначил ему двести палочных ударов по пяткам, потом велел заключить его в сырую темницу, где он спал на гнилой соломе, держал его на плесневелом хлебе, но и этого ему казалось мало: приказал запрячь его в ярмо и пахать на нем, как на яремной скотине.

Будто бы эго происходило вблизи Буды, в местечке Эрд. Раньше оно называлось Хамжабек (изустная традиция полагает известным тот клочок земли, который пахал Сапари).

Родные хотели выкупить его из рабства, да бек запросил такой выкуп, какого они просто не могли собрать. Долгие годы томился Сапари в рабстве, наконец, цепи все же упали с его рук. Верный товарищ Адам Баттяни изловил одного турецкого агу, с тайным поручением стремившегося в Вену. Ага был важной птицей, турки хотели его выкупить за большие деньги, но Баттяни стоял на своем: только в обмен на Сапари. Хамжа-бек получил приказ и вынужден был выпустить из своих когтей пленника.

Прошли годы, стоял 1686-й. Будайскую крепость заняли соединенные войска христиан. И Петер Сапари сражался среди них, и вот, волею случая, среди плененных там оказался и Хамжа-бек. Сапари рассказал историю своего плена главнокомандующему Карлу Лотарингскому, после чего тот подарил Хамжу-бека Сапари, пусть-де теперь отомстит.

И тут в этой истории последовал неожиданный поворот. Расскажу словами «Кладезя общеполезных сведений» (1839), сам я не могу настолько расстараться, чтобы так подать это.

Историки установили, что Петер Сапари действительно жил в названное время, а вот Хамжа-бек нет, таким образом, вся эта история не более чем вымысел, о каких бы прекрасных поступках в ней ни шла речь.

Теперь перехожу к самой выдумке.

Рассмотрим по порядку ее начало и конец.

Содержание пленника в ярме — по тем временам не то чтобы уж совсем неслыханная жестокость. В Венгрии феодалы проделывали это со своими крепостными. Известны трансильванские сказки о злых помещиках, которые запрягали своих крепостных в плуг и пахали на них; после смерти эти злыдни попадали в руки дьявола, и теперь уже он запрягал их. Даже больше того, о графе Кемень Фаркаше изустная традиция передает, что если уж он гневался на кого из дворовых или крестьян, велел запрягать их в плуг и пахать, пока не свалятся.

Итак, начало истории по тем временам — дело вполне обычное. Конец я тоже не считаю невозможным.

Сапари попал в плен в 1657 году в возрасте 27 лет. В 1660-м был отпущен, об этом свидетельствует отдельная грамота, подписанная с его братьями 22 марта 1660 года в присутствии церковного капитула в городе Дьер[100].

Значит до взятия крепости в Буде прошло более четверти века. За столько времени память о страданиях притупляется. Не прав был Цезарь Борджиа[101], утверждая, что месть хороша на холодную голову. Воспоминания теряют свою остроту, вместе с тем в душе человека доброго нрава жажда мести тоже затихает. Когда Хамжа-бек предстал перед Сапари, тот мог увидеть в нем уже не своего бывшего жестокого хозяина, а бедолагу раба, полностью предоставленного его воле. И если уж он отпустил его на волю, то тут дело в человеческих качествах, для этого не нужна была особая аргументация в духе христианской морали.

Что же касается утверждения, что «христианин не признает мести» — то я, пожалуй, набросаю одну картинку.

Битва при Белой Горе[102] закончилась в пользу добронравного Фердинанда II, разумеется, при обычной иноземной поддержке. Автономия чешского дворянства на том закончилась, страна стала австрийской провинцией. Общий порядок был восстановлен, победитель приступил к делу замирения.

Дело это совершалось на эшафоте, установленном на рынке в старой части Праги, 21 июня 1621 года.

Покрытый красным сукном помост был пристроен вплотную к стене городской ратуши, так что осужденным не приходилось даже подниматься по лестнице, надо было просто сделать шаг из окна прямо на помост.

С пяти часов утра до девяти работал палач, в тот день он отрубил головы двадцати четырем осужденным, следя за тем, чтобы все они были насажены на кол и выставлены на верхушке башни. Прибавило ему работенки и то, что пришлось управляться с известным на всю Европу ученым, венгром Яношем Ессени, который каким-то образом оказался замешанным в чешскую политику, а мстительная Вена была не в состоянии ему этого простить. Приговор гласил: язык вырвать, тело четвертовать, под конец лишить головы. Фердинанд, однако, не оставил своего бывшего домашнего врача и значительно облегчил его судьбу. Палачу было приказано не рвать ему язык, а только вытянуть щипцами и обрезать, голову прежде снять с плеч, а уж потом четвертовать тело. Отказаться от казни во имя устрашения этот добрый христианин не мог, потому распорядился отрубленные части тела прибить к виселице, а голову выставить на башне.

И все же он не мог оставить осужденным жизнь, но позаботился об их духовной чистоте, ведь они были протестантами. По его приказу на эшафоте приговоренных окружили католические священники с тем, чтобы попробовать в последний момент обратить их в католическую веру. Не получилось, все они, не дрогнув, приняли смерть в своей вере.

Впрочем, поговаривают, Фердинанд долго колебался, подписывать ли смертные приговоры. Наконец решился, но — опять же, как говорят, — со слезами на глазах, дрожащей рукой вывел под ними свое имя. Опять же — и это правда — в день казни совершил паломничество в Мария-Целле, где находился чудотворный образ Девы Марии, и, стоя на коленях, усердно молился: dass sie glücklich sterben…

Чтобы они счастливо упокоились…

То есть чтобы они взялись за ум, пока голова еще цела, оставили бы ересь и обратились бы в католичество.

Вообще он был убежден, что ради обращения в истинную веру нельзя чураться устрашения и принуждения. Он даже хвалился, что если уж посылает своих подданных на муки и казнь, то делает это из христианского милосердия, потому что плоть страдает и умирает, зато душа обращенных получает жизнь вечную.