Пакх не стал публиковать это письмо, но написал Капли, чтобы тот хорошенько подумал, а вдруг он обманывается? Но в ответ получил, что об ошибке и речи быть не может. На это Пакх опубликовал оба письма в «Vasárnari Újság» («Воскресной газете»), но с тем примечанием, что все-таки дело сомнительное. «Нет, дело верное», — поддержал один корреспондент из Надьварада, ему-де рассказывал один друг, что он тоже видел Петефи в декабре 1849 года в Диосеге в одной кузнице, он даже окликнул его, но тот не признался.

Куда интереснее этих толков, происходивших когда из самых благих побуждений, когда просто поспешных, было появление того лже-Петефи, который и в самом деле был похож на поэта. 0б этом случае говорится в статье газеты «Hon» («Отечество»), написанной Мором Йокаи[7]. Он прослышал от одного своего знакомого по имени Ференц Бато, что в конце апреля 1850 года одна женщина из Ходмезевашархея разыскала Бато в соседней магочской степи и рассказала, что она дала приют одному беженцу, и этот беженец очень хотел бы поговорить с Бато. Тут бывшая рядом дочурка этой женщины воскликнула: «Ай, это тот дядя, который у нас живет!» — и указала на портрет Петефи, висевший на стене. При этих словах Бато тотчас же отправился в Ходмезевашархей. Вот что он рассказал об этой встрече: «Никогда еще между двумя людьми большего сходства не было. То же лицо, прическа, глаза. Та же своеобразная торопливость, жесты, походка и даже самый голос — все то же».

Бато все же сомневался, он хорошо знал Петефи, они вместе провели ночь в Марошвашархейе в канун шегешварской битвы. Но на его расспросы чужак рассказывал такие подробности семейной жизни Петефи, которые мог знать только сам поэт. Тут Бато спасовал. Но поскольку тесть Петефи старый Сендреи находился в то же самое время в магочской степи, то он ради полной уверенности договорился с чужаком, что он привезет Сендреи в город, пусть и он скажет свое слово. А пока он дал незнакомцу двадцать форинтов. Вскоре он вернулся в сопровождении Сендреи, но к тому времени странник с двадцатью форинтами пошел странствовать дальше.

Свет уже давно расстался с легендой о Петефи, но в 1941 году ею пришлось заняться опять. На этот раз речь шла о покойном Петефи: где он похоронен? В саду Секейкерестура было найдено военное захоронение, и пошла молва: уж не косточки ли Петефи истлевают в нем? Но крылышки у вспорхнувшей было вести быстро и беспомощно сложились. Выяснилось, что после шегешварской битвы там похоронили одного гонведа, но он был много старше поэта и уж никак не мог быть им[8]

Я отыскал парный случай исчезновения с поля битвы.

У Шандора Каройи, военачальника в армии Ференца Ракоци II[9], был старшин брат по имени Иштван. Братья виделись редко, потому что Шандор все учился по разным школам, а Иштван, будучи капитаном конного полка Баркоцн, воевал с турками.

5 октября 1686 года под Сегедом императорские войска столкнулись с турецкой армией. В битве участвовал и Иштван Каройи. Он храбро сражался, но после битвы исчез. Последним во время битвы его видел товарищ, офицер Иштван Шеннеи, он видел, как турок вонзил в грудь Каройи пику, и тот, раненый, склонился на шею коня. Но поскольку Шеннеи видел, что поблизости находятся два бойца-христианина, то не поспешил на помощь, понадеявшись на них. Об этом он пишет в письме к Шандору Каройи:

После битвы генерал Баркоци попросил главного в ордене пиаристов (благочестивых учителей) распорядиться отыскать тело Иштвана Каройи и подобающим образом похоронить. О выполнении поручения приор сообщает Шандору Каройи:

Из этой кучи «высокородий» выяснилось, что Иштван Шеннеи не озаботился раненым боевым товарищем, а «устремился по делам своим», а у приора подобным же образом накопилось прочих дел на целых три дня, чтобы заниматься розыском и похоронами тела героя. Видимо, эти же дела помешали ему взять на себя труд и лично прибыть на поле битвы. Иштвана Каройи провозгласили погибшим, справили траур, его имущество семейство поделило меж собою.

Прошло десять лет. 14 июля 1697 года прибывший из далекой Турции муж разыскал в Вене живущих там венгров. Балаж Кишш, бывший капитан полка Баркоци, сразу же узнал его: «Так это Иштван Каройи!» Точно так же его признали находившиеся там посланцы города Сатмар Янош Вишки и Имре Сатмари.

Можно представить изумление и радость: считавшийся без вести пропавшим член одной из известнейших семей Венгрии все же нашелся! Его представили кардиналу Коллоничу, очень благосклонно его принявшему и даже представившему королю на аудиенции. Здесь он поведал десятилетнюю историю своего рабства и освобождения.

Коротко я изложу ее так.

Во время битвы под Сегедом он попал в плен. Турки отвезли его в Смирну и там продали в рабство. Хозяин, паша, отправил его на галеры, приковав цепью к гребной скамье. Тут он промучился десять лет. Случилось так, что слуга тамошнего английского купца — венгр по имени Лискаи, через других слуг прознал о его знатном происхождении. Они договорились, что если Лискаи удастся выкупить его из рабства, то он получит щедрую награду. Лискаи раздобыл у купца в долг 120 талеров на выкуп, откупил его у паши, оба они сели на корабль и прибыли через Венецию в Вену.

Коллонич тотчас же сообщил об этом Шандору Каройи, и братья встретились в Вене. Как я уже упоминал, они едва виделись раньше, так что у Шандора не было никаких сомнений, что встреченный таким ликованием, избежавший турецкого плена раб есть его родной старший брат Иштван.

С большой любовью признал он в нем родную кровь и повез домой в Надькарои. А прежде щедро наградил Лискаи: сверх понесенных расходов выдал ему еще 500 талеров.

Вскоре дела призвали Шандора Каройи на долгое время в Вену. Но вот стали приходить от его жены письма с жалобами на поведение господина Иштвана, которое день от дня становилось все более нетерпимым. Распутство, безобразия, «самое большое для него удовольствие пьянство и брань».

Хотя грубая брань — самое дешевое из удовольствий, все же нельзя было терпеть брата-безобразника подле жены, женщины скромной и строгой. Шандор переселил его в имение в Мичке. Однако и тут господин Иштван продолжал промачивать пересохшую за десять лет рабства глотку и позволял себе прочие неистовства. Лишь одно доброе дело и сделал: женился. Взял вдову генерала Ласло Чаки — Юдит Йошику.