ТВЕРДЫНЯ
Я прошел по Дальнему Востоку,
По земле холмистой и лесной.
Я дышал тревожно и широко
Синею приморскою весной.
Видел я и тот далекий берег,
Где, под рокот медленных валов,
Спит в песке угрюмый старый Беринг
В окруженье пушечных стволов.
В час ночной холодной непогоды
В Спасске я ходил вдоль старых шпал,
Над сырой могилою Лагоды
С непокрытой головой стоял.
Небо синее, как на Востоке,
Пусть всегда сияет надо мной.
Люди сильные, как на Востоке,
Пусть всегда проходят предо мной.
Жить хочу! Хочу вставать с рассветом,
Чистым солнцем умывать лицо.
Разве я сумел бы стать поэтом,
Если б не был рядовым бойцом?
Никогда!
И нашей чистой правды
Не отдам в обиду никому,
Может, в яростном бою,
На травы
Упаду...
Но смерти не приму.
Пусть на пост, в холмистые просторы,
Выйдя накануне новых гроз,
Встанет Юра, старший брат, с которым,
К сожаленью, я недружно рос.
КОМСОМОЛЬСКАЯ ПЛОЩАДЬ
Комсомольская площадь — вокзалов созвездье.
Сколько раз я прощался с тобой при отъезде.
Сколько раз выходил на асфальт раскаленный,
Как на место свиданья впервые влюбленный.
Хорошо машинистам — их дело простое:
В Ленинграде — сегодня, а завтра — в Ростове.
Я же с дальней дорогой знаком по-другому:
Как уеду, так тянет к далекому дому.
А едва подойду к дорогому порогу —
Ничего не поделаешь, тянет в дорогу.
Счастья я не искал: все мне некогда было,
И оно меня, кажется, не находило.
Но была мне тревожной и радостной вестью
Комсомольская площадь — вокзалов созвездье.
Расставанья и встречи — две главные части,
Из которых когда-нибудь сложится счастье.
СВОИ
Хозяин смотрит пристально во мглу:
Не дождь ли стукнул пальцем по стеклу?
Бегут, шумят осенние ручьи.
«Кто там?» — «Откройте! Это мы, свои...»
Солдаты, нагибаясь, входят в дом
И греют руки на огне рудом.
С тяжелых касок капает вода.
Подмокли папиросы — вот беда.
Мы дальше шли, продрогшие насквозь.
Дождь падал прямо, падал вкривь и вкось,
Но нас обогревало и вело
Зачерпнутое пригоршней тепло.
Кто б мог, как мы, в лесах, где шли бои,
Стучать в окно и говорить: «Свои!»?
ПОЛНОЧЬ
В старом замке родовом,
Окруженном темным рвом,
С башней, где живет сова.
Где на гребнях стен — трава,
В древнем замке родовом
Ночь сегодня проведем.
Рыцарь с круглой головой,
Рядом — в каске часовой.
Свет лиловой лампы слаб,
Бледен луч штыка.
В замке расположен штаб
Нашего полка.
Рядом, за цветным стеклом,
Ветер, сырость, бурелом.
Августовские леса
Завтра мы пройдем.
Ранней осени краса
Никнет под дождем.
Спят казаки на полу,
Радио поет в углу.
Джаз бубнит, и телеграф
Медленно гудит,
А с портрета старый граф
На меня глядит.
На стенах висят клыки,
По углам блестят штыки.
Радио поет в ночи,
Радио поет.
На Москву переключи —
Полночь настает.
А в Москве, в Москве у нас
Бьют часы двенадцать раз.
Древних башен тишина
Так недалека.
В звон курантов вплетена
Ниточка гудка.
Может, это синий ЗИС
К набережной мчится вниз?
Может, ты сейчас идешь
Вдоль Москвы-реки?
Легкий глянцевитый дождь,
Тихие гудки.
В латах рыцари стоят.
На полу казаки спят.
ПЕРЕД БОЕМ
За фольварком, за чернолесьем,
где-то Петух пропел о наступленье дня,
И возвестила красная ракета
Начало пулеметного огня.
О чем мы говорили перед боем,
Когда лежали на траве сырой?
Да обо всем, что связано с покоем,
С далекою осеннею Москвой.
Кого мы вспоминали перед боем?
Друзей, не побывавших под огнем,
И женщин тех, которых мы не стоим
И все еще девчонками зовем.