Изменить стиль страницы

«Всегда, всегда несчастлив был я тем…»

Всегда, всегда несчастлив был я тем,
Что все те женщины, что близки мне бывали,
Смеялись творчеству в стихах! Был дух их нем
К тому, что мне мечтанья навевали.
И ни в одной из них нимало, никогда
Не мог я вызывать отзывчивых мечтаний…
Не к ним я, радостный, спешил в тот час, когда
Являлся новый стих счастливых сочетаний!
Не к ним, не к ним с новинкой я спешил,
С открытою, еще дрожавшею душою,
И приносил цветок, что сам я опылил,
Цветок, дымившийся невысохшей росою.

«Ты часто так на снег глядела…»

Ты часто так на снег глядела,
Дитя архангельских снегов,
Что мысль в очах обледенела
И взгляд твой холодно суров,
Беги! Направься к странам знойным,
К морям, не смевшим замерзать:
Они дыханием спокойным
Принудят взгляд твой запылать.
Тогда из новых сочетаний,
Где юг и север в связь войдут,
Возникнет мир очарований
И в нем — кому-нибудь приют…

«И вот сижу в саду моем тенистом…»

И вот сижу в саду моем тенистом
И пред собой могу воспроизвесть,
Как это будет в час, когда умру я,
Как дрогнет всё, что пред глазами есть.
Как полетят повсюду извещенья,
Как потеряет голову семья,
Как соберутся, вступят в разговоры,
И как при них безмолвен буду я.
Живые связи разлетятся прахом,
Возникнут сразу всякие права,
Начнется давность, народятся сроки,
Среди сирот появится вдова,
В тепло семьи дохнет мороз закона, —
Быть может, сам я вызвал тот закон;
Не должен он, не может ошибаться,
Но и любить — никак не может он.
И мне никто, никто не поручится, —
Я видел сам, и не один пример:
Как между близких, самых близких кровных,
Вдруг проступал созревший лицемер…
И это все, что здесь с такой любовью,
С таким трудом успел я насадить,
Ему спокойной, смелою рукою,
Призвав закон, удастся сокрушить…

«Шестидесятый раз снег прело мною тает…»

Шестидесятый раз снег прело мною тает,
И тихо льет тепло с лазурной вышины,
И, если память мне вконец не изменяет,
Я в детстве раза три не замечал весны, —
Не замечал того, как мне дышалось чудно,
Как мчались журавли и как цвела сирень
Десятки лет прошли; их сосчитать нетрудно,
Когда бы сосчитать не возбраняла лень!
Не велико число! Но собранный годами
Скарб жизни так велик, так много груза в нем,
Что, если бы грузить — пришлось бы кораблями
Водою отправлять, а не иным путем…
Противоречия красот и безобразий,
Громадный хлам скорбей, сомнений и обид,
Воспоминания о прелестях Аспазий,
Труды Сизифовы и муки Данаид,
Мученья Тантала, обманы сына, брата,
Порывы глупостей, подряд или вразброд;
Б одних я шествовал на подвиг Герострата,
В других примером мне являлся Дон-Кихот…
Шестидесятый раз снег предо мною тает…
Лазурна высь небес, в полях ручьи журчат…
Как много жизнь людей всего, всего вмещает,
И что же за число в две цифры — шестьдесят!..

«Вот она, великая трясина…»

Вот она, великая трясина!
Ходу нет ни в лодке, ни пешком.
Обмотала наши весла тина, —
Зацепиться не за что багром…
В тростнике и мглисто, и туманно.
Солнца лик и светел, и высок, —
Отражен трясиною обманно,
Будто он на дно трясины лег.
Нет в ней дна. Лежат в листах нимфеи,
Островки, луга болотных трав;
Вот по ним пройтись бы! Только феи
Ходят здесь, травинок не помяв…
Всюду утки, дупеля, бекасы!
Бьешь по утке… взял… нельзя достать;
Мир лягушек громко точит лясы,
Словно дразнит: «Для чего ж стрелять?»
Вы, кликуши, вещие лягушки,
Подождите: вот придет пора, —
По болотам мы начнем осушки,
Проберем трясину до нутра.
И тогда… Ой, братцы, осторожней!
Не качайтесь… Лодку кувырнем!
И лягушки раньше нас потопят,
Чем мы их подсушивать начнем…

«Если б всё, что упадает…»

Если б всё, что упадает
Серебра с луны,
Всё, что золота роняет
Солнце с вышины —
Ей снести… Она б сказала:
«Милый мой пиит,
Ты того мне дай металла,
Что в земле лежит!»

«Из моих печалей скромных…»

Из моих печалей скромных,
Не пышны, не высоки,
Вы, непрошены, растете,
Песен пестрые цветки.
Ты в спокойную минуту
На любой взгляни цветок…
Посмотри — в нем много правды!
Он без слез взрасти не мог.
В этой песне — час страданий,
В этой — долгой ночи страх,
В этих — месяцы и годы…
Все откликнулось в стихах!
Горе сердца — дар небесный,
И цветы его пышней
И куда, куда душистей
Всех цветов оранжерей.