Но вот в один прекрасный день крылатый ангелочек все ж таки послал стрелу в удачном направлении, после чего победоносно вскинул руки и отбросил в сторону опустевший колчан. Поймавшая стрелу была не царевной и не лягушкой, но в целом вписывалась в усредненные показатели московского физико-инженерного института. Звали эту девушку Еленой Малш. Жила она в общежитии как раз напротив, и уступила она Александру после огромного количества реприз, которые он предварительно выпросил у местной команды КВН.

Как это часто бывает после первого гормонального шока, Афанасьеу влюбился без памяти, чего сразу нельзя было сказать о Елене Малш, которая к тому времени перепробовала половину мужского корпуса. Вот и к началу их бурного романа с Александром Елена в общем-то не была свободна и преподнесла кубанскому казаку серьезного соперника в виде толстого аспиранта с красивым именем Викентий Островский. Это соперничество, именуемое в простонародье как «дерби лузеров», а затем полная и безоговорочная победа стали в совокупности первым жизненным подвигом Александра Афанасьеу, о котором долго судачил весь студенческий городок. Уже и сейчас почтенные отцы семейств, встречаясь на юбилейных мальчишниках и перебирая в памяти события далеких студенческих лет, которых не вернуть, вдруг хлопают друг друга по плечу: «А помнишь?!» – и тут же, перебивая один другого, при этом скабрезно хохоча, воспроизводят в деталях борьбу Афанасьеу с Островским, сражение, которое на полгода поглотило внимание просвещенной институтской общественности.

Награда для победителя, то есть Елена Малш, как раз принадлежала к тому типу девушек, которых, вообще говоря, следует опасаться. Маленькая, черноволосая, с любопытным носиком, с писклявым голосом, довольно смазливой мордашкой и карикатурным строением ног, она принадлежала как раз к тому разряду барышень, которые завидуют всем подряд и свою зависть бережно проносят до преклонных лет, передавая детям, а если посчастливится, то и внукам. Наблюдая, как любимый внук играет в песочнице с чужим пацаненком, бабушка Елена вдруг замечает, что чужой мальчишка ловче складывает песчаные «пасочки». Тут же бабушка Елена знакомится с этим ребенком, не скупится на шоколадку и осторожно выведывает все, что возможно, о его родителях. Затем при случае знакомится с его родителями, проникает в гости, заводит семейную дружбу, которая рано или поздно заканчивается крахом для ничего не подозревающей семьи. Увольнением с работы отца удачливого ребенка. Разменом квартиры в связи с разводом супругов. И, в конце концов, отъездом малыша в другой район города, после чего внук бабушки Елены играет в песочнице один. Пострадавшие от интриг бабушки Елены если задним числом и догадывались, что это ее рук дело, прежде всего недоумевали, неужели такая нелепая цель может оправдывать такое огромное количество манипуляций. Но они просто не знали Елену Малш молодых лет и поэтому не могли понять, что эликсиром жизни для нее являлась сама борьба, а не какие-то там результаты. Если взять чистый лист бумаги и разделить на две половины, прочертив линию посередине, слева обозначить цели, а справа – все, что ради этого было наворочено, то картина получится настолько неправдоподобно асимметричной, что никакой следователь не взялся бы разгребать ни одно из этих дел, так и не поверив в реальность причинно-следственных связей.Вот, например:

Ну и тому подобное.

Что же касается соперничества Афанасьеу с Островским, то результат для нее самой был заведомо ясен, а потому и малоинтересен, важно было другое: запустить такую круговерть около своей персоны, чтобы о ней, о Елене Малш, говорил весь студенческий городок и говорил так, как будто речь шла о голливудской или политической знаменитости.

Как уже было сказано, Елена Малш завидовала всем, а в первую очередь, высоким и стройным соседкам по общежитию, и при случае с удовольствием отпилила бы им ноги или повыкалывала глаза. Но, увы, правила диктовала строгая советская действительность, которая мало кому давала проявить свои лучшие качества, заложенные еще в генах… Кому угодно, но только не студентке родом из Липецка Елене Малш. Уже на втором курсе она обозначила одно очень сильное преимущество перед сверстницами: ложилась в постель с молодым человеком уже на второй день знакомства, и в мужском корпусе ее физиологические особенности знали и обсуждали почти все.

Параллельно выяснилось, что студенты общежития физико-инженерного института – народ ленивый, и вместо того, чтобы обламывать желанную подругу месяцами, в конце концов заваливались к Елене Малш и при этом старались обращать внимание только на верхнюю, более выгодную часть ее туловища. Благодаря такому плюрализму Елена оказалась в центре внимания молодых людей, и стройные девственницы из того же общежития недоумевали, чего же хорошего находят мужики в этой каракатице? А вот так вот, девушки! Вот так вот, красавицы! Путь к сердцу мужчины лежит даже не через желудок, а несколько ниже. А путь этот не тернистый. Не Гойя, не Ломоносов и не Магеллан.

Александр Афанасьеу, конечно же, знал о гостеприимстве своей возлюбленной, поскольку слухи в студенческом городке растекаются быстрее, чем в кварталах Неаполя. Приклеивая улыбку, выслушивал пьяных рассказчиков, которые стали ему молочными братьями, но он в то же время был уверен, что рано или поздно обязательно всем отомстит. И отомстил! И отомстил двадцать лет спустя. Отомстил, хвастаясь «Мерседесом» и дачей на Рублевском шоссе перед растерявшимися сверстниками. Искорки в его мутных глазах восклицали: «Завидуете!? Это вам за то, что вы моей женой пользовались, сволочи! Вот так-то!»

Ну да это мы слишком далеко забежали вперед. Вернемся к деталям поединка Афанасьеу-Островский, во многом определившим жизненный путь кубанского казака.

Уже давно прошли четвертьфиналы и полуфиналы, в которых соперники выбывали из-за неявок, и вот наконец федерация очертила круг из двух неуступчивых претендентов на руку… (чуть было не сказал: «сердце») Елены Малш.

Первой ошибкой Островского стало то, что он попытался развеселить Елену Малш теми же самыми КВНовскими репризами, что и Афанасьеу, но только двумя днями позже.

– Ой, какой ты остроумный, Викеша! – хихикала Елена, но мысленно уже отметила, что Афанасьеу оказался проворнее и ухватистее хотя бы в плане воровства реприз.

Второй ошибкой Островского явилась полная его убежденность, что в альянсе мужчины с женщиной мужчина всегда главный.

– Ну конечно же, главный, Викеша! – подпевала Елена, но тут же вспоминала слова Афанасьеу, который вчера стоял перед ней на коленях: «Ты мой ‘лавный путеводитель в жизни, моя любоу! Ты – мой ‘енерал!»

Третья ошибка Островского заключалась в том, что, выходя из женского корпуса общежития, он невнимательно смотрел на кусты, что разрослись у самого фасада. За ними прятался Афанасьеу. И как только Викентий возвращался обратно к себе, Афанасьеу тут же, подарив вахтерше половину сиреневого букета, поднимался к разогретой Елене. Ему удалось преодолеть такое чувство, как ревность, что позволило в жизни быть гибче и толерантнее. А вот Островский своей ревности так и не преодолел. В дальнейшем они конечно же установили слежку друг за другом, но и тут Афанасьеу действовал изощреннее. И если Островский поздно вечером попросту стучал в комнату, где жил кубанский казак, чтобы удостовериться, что тот ночует на своем месте (а то и пригрозить, чтобы нигде не шлялся), то Афанасьеу обычно посылал в разведку одногрупника в комнату Островского с просьбой закурить, отсыпать сахара или чайной заварки, а то и задержать соперника за игрой в преферанс.Четвертая ошибка Островского. Он не сумел грамотно снять квартиру. Когда дух поражения уже витал в воздухе и, по опросам общественного мнения, шансы его были один к четырем, Островский пошел на крайность. Договорился о съеме квартиры в районе метро «Кантемировская», чуть ли не силой завел туда Елену и запер ее вместе с дефицитными консервами. По вечерам приходил с цветами, купленными на последние аспирантские деньги, молча сидел перед ней и гладил ее руку (ох, эти запоздалые элементы нежного романтического ухаживания!). Этот период времени, вообще говоря, мог стать переломным, как сражение в Арденнах во время Второй Мировой войны. Выросшая на тыквенных семечках и бабских сплетнях, Елена Малш вдруг впервые ощутила себя похищенной принцессой, и Викентий своим поступком напоминал девушке о некогда читаных «Руслане и Людмиле», «Спящей красавице», а то и лермонтовской «Белле».