«Запел петух, таинственный предвестник…»
Запел петух, таинственный предвестник,
Сторожкий пес залаял на луну —
Я все читал, не отходя ко сну,
Но все не приходил желанный вестник…
Лишь ты, печаль, испытанный наперсник,
Тихонько подошла к тому окну,
Где я сидел. Тебя ль я ждал одну,
Пустынной ночи сумрачный наместник?
Но ты, печаль, мне радость принесла,
Знакомый образ вдруг очам явила
И бледным светом сердце мне зажгла,
И одиночество мне стало мило —
Зеленоватые глаза с открытым взглядом
Мозжечек каждый мне налили ядом…
«В романе старом мы с тобой читали…»
В романе старом мы с тобой читали
(Зовется он «Озерный Ланселот»),
Что есть страна под ровной гладью вод,
Которой люди даже не видали.
Лишь старики от прадедов слыхали,
Что там живет особый, свой народ,
Что там есть стены, башни, ряд ворот,
Крутые горы, гаснущие дали…
Печали сердца, тающая сладость
Так крепко скрыты от людских очей,
Что им не видны ни печаль, ни радость,
Ни пламень трепетной души моей —
И кажется спокойной моря гладь
Там, где пучин должно бы избегать.
«Есть зверь норок, живет он в глуби моря…»
Есть зверь норок, живет он в глуби моря,
Он мал, невидим, но когда плывет
Корабль по морю — зверь ко дну прильнет
И не пускает дальше, с ветром споря.
Для мореходцев большего нет горя,
Как потерять богатство и почет,
А сердце мне любовь теперь гнетет
И крепко держит, старой басне вторя.
Свободный дух полет свой задержал,
Упали смирно сложенные крылья,
Лишь только взор твой на меня упал
Без всякого страданья и усилья.
Твой светлый взгляд, волнующий и ясный,
Есть тот норок незримый, но всевластный.
«В Кремоне скрипку некогда разбили…»
В Кремоне скрипку некогда разбили
И склеили; бездушный, тусклый звук
Преобразился в нежный, полный вдруг,
И струны, как уста, заговорили.
Любовь и скорбь в тех звуках слышны были,
Рожденных опытностью властных рук,
Мечты, и страсть, и трепетный испуг
В сердцах завороженных пробудили.
Моя душа была тиха, спокойна,
Счастлива счастьем мертвым и глухим.
Теперь она мятется, беспокойна,
И стынет ум, огнем любви палим.
Воскресшая, она звенит, трепещет,
И скорбь безумная в ней дико блещет.
«С прогулки поздней вместе возвращаясь…»
С прогулки поздней вместе возвращаясь,
Мы на гору взошли; пред нами был
Тот городок, что стал мне нежно мил,
Где счастлив я так был, с тобой встречаясь.
И, неохотно с лесом расставаясь,
Когда уж вечер тихо подступил
(Тот теплый вечер — дорог и уныл),
Мы стали оба, медленно прощаясь.
И ноги как в колодках тяжелели,
Идя различною с тобой тропой,
И все в уме слова твои звенели,
Я как скупец их уносил с собой,
Чтоб каждый слог незначащей той речи
Меня питал до новой дальней встречи.
«Пусть месяц молодой мне слева светит…»
Пусть месяц молодой мне слева светит,
Пускай цветок последним лепестком
Мне «нет» твердит на языке немом —
Я знаю, что твой взор меня приметит.
Колдунья мне так ясно не ответит
Своими чарами и волшебством,
Когда спрошу о счастьи я своем,
И звуков счастья слепо не заметит.
Пусть «чет иль нечет» мне сулит несчастье,
Пусть смутный сон грозит бедою злой,
Пусть, загадавши ведро иль ненастье,
Обманут встану хитрою судьбой. —
Пусть все про нелюбовь твердит всегда —
Твоя улыбка говорит мне «да».
«Из глубины земли источник бьет…»
Из глубины земли источник бьет.
Его художник опытной рукою,
Украсив хитро чашей золотою,
Преобразил в шумящий водомет.
Из тьмы струя, свершая свой полет,
Спадает в чашу звучных капль толпою,
И золотится радужной игрою,
И чаша та таинственно поет.
В глубь сердца скорбь ударила меня,
И громкий крик мой к небу простирался,
Коснулся неба, радужно распался
И в чашу чудную упал звеня.
Мне петь велит любви лишь сладкий яд —
Но в счастии уста мои молчат.
«От горести не видел я галеры…»
От горести не видел я галеры,
Когда она, качаясь, отплыла;
Вся та толпа незрима мне была,
И скорбь была сверх силы и сверх меры.
Страдали так лишь мученики веры:
Неугасимо в них любовь жила,
Когда терзала их железная пила,
Жрал рыжий лев иль пестрые пантеры.
Всегда с тобой душою, сердцем, думой
Я, рассеченный, за тобой плыву,
А телом — здесь, печальный и угрюмый,
И это все не сон, а наяву.
Из всей толпы улыбка лишь твоя
С галеры той светилась для меня.