Бери, Броун! бритвой, Броун, бряк!

Охриплый флейтист бульк из фляг.

Бетси боится бегать в лес.

В кожаной куртке курит Уэлс.

  Стонет Томми на скрипке.

  Облетели липки…

  Простите, прогулки!

  Простите, улыбки!

  В неметеном дому

  Шаги — гулки,

  Спущен флаг…

  К чему?

Джин, Броун! Джигу, Броун! У дров дремать.

Постным блином поминать покойную мать.

Что нам до Уэлса, что до Бетси?

Будет пора дома насидеться.

В смятых шляпках торчат ромашки,

По площади плоско пляшут бумажки…

Бодрись, Броун, Бомбейский князь!

Не грянь в грязь.

Фонарь… Что такое фонарь?

Виски, в висок ударь!

Ну!

«Пташечки в рощице славят согласно

Все, что у Пегги приятной прекрасно!»

  Морской черт,

  Не будь горд!

  Я самому лорду

  Готов дать в морду.

«Лишь только лен, мой лен замнут,

Слезы из глаз моих побегут».

Алисы именины,

Крыжовенный пирог,

В гостиной — пол-куртины,

Кухарка сбилась с ног.

Саженный мореходец

Краснеет до рыжа.

Ну-ну, какой народец:

Зарежет без ножа!

Бульдог свирепо скачет

И рвется из окна.

Хозяйка чуть не плачет,

Соседка смущена.

— Нелепо в Пикадилли

Болтаться целый день.

«Зачем не приходили

Вчера вы под сирень?»

— Алисин нынче праздник, —

Кладите потроха!

«Хоть вы большой проказник,

Но я вас… ха, ха, ха!»

Ах, вишни, вишни, вишни

На блюдцах и в саду.

— Я, может быть, здесь лишний,

Так я тогда уйду.

— О нет! — ликуют ушки.

Веселый взгляд какой!

И поправляет рюшки

Смеющейся рукой.

Часы буркнули «бом!»

Попугай в углу «каково!»

Бабушка охнула «Джо!»

И упала со стула.

Малый влетел, как шквал,

Собаку к куртке прижал,

Хлопнул грога бокал, —

Дом загудел, как улей.

Скрип, беготня, шум,

Трубки, побитый грум,

Рассказы, пиф-паф, бум-бум!

Господи Иисусе!

Нелли рябая: «Мам,

Я каморку свою отдам.

Спать в столовой — срам:

Мальчик-то не безусый».

Гип-гип, Вест-Индия!!

У печурки самовары,

Спит клубком сибирский кот.

Слышь: «Меркурий» из Самары

За орешником ревет.

Свекор спит. Везде чистенько.

Что-то копоть от лампад!

«Мимо сада ходит Стенька».

Не пройтиться ли мне в сад?

Круглы сутки все одна я.

Расстегну тугой свой лиф…

Яблонь, яблонька родная!

Мой малиновый налив!

Летом день — красной да долгий.

Пуховик тепло томит.

Что забыла там, за Волгой?

Только теткин тошный скит!

На площадке пляшут дети.

Полон тени Палатин.

В синевато-сером свете

Тонет марево равнин.

Долетает едкий тмин,

Словно весть о бледном лете.

Скользкий скат засохшей хвои,

Зноя северный припек.

В сельской бричке едут двое,

Путь и сладок, и далек.

Вьется белый мотылек

В утомительном покое.

Умилен и опечален,

Уплываю смутно вдаль.

Темной памятью ужален,

Вещую кормлю печаль.

Можжевельника ли жаль

В тусклом золоте развалин?

Барабаны воркуют дробно

За плотиной ввечеру…

Наклоняться хоть неудобно,

Васильков я наберу.

Все полнеет, ах, все полнеет,

Как опара, мой живот:

Слышу смутно: дитя потеет,

Шевелится теплый крот.

Не сосешь, только сонно дышишь

В узком сумраке тесноты.

Барабаны, может быть, слышишь,

Но зари не видишь ты.

Воля, воля! влажна утроба.

Выход все же я найду

И взгляну из родимого гроба

На вечернюю звезду.

Все валы я исходила,

Поднялся в полях туман.

Только б маменька не забыла

Желтый мой полить тюльпан.

Сквозь розовый утром лепесток посмотреть на солнце,

К алой занавеске медную поднести кадильницу —

Полюбоваться на твои щеки.

Лунный луч чрез желтую пропустить виноградину,

На плоскогорьи уединенное встретить озеро —

Смотреться в твои глаза.

Золотое, ровное шитье — вспомнить твои волосы,

Бег облаков в марте — вспомнить твою походку,

Радуги к небу концами встали над вертящейся

мельницей — обнять тебя.