Казалось, кто-то хотел возразить, но снова закрыл рот, так и не сказав ни слова и кивая, как все.
– И еще, э-э, мне очень жаль, что я вчера так экстренно нагрузил вас работой, – сказал Джон в заключение и встал. – Это было скоропалительно и необдуманно. Я прошу вас быть ко мне снисходительными.
Они снова закивали. Они кивали, пока дверь за ним не закрылась.
Пол, который его разыскивал, попался ему на пути и пошел проводить его до лифта.
– Ничего себе сюрприз, да? – сказал он.
Хорошо было для нервов – быстро идти, широкими шагами нестись по коридору.
– Почему же? – спросил Джон. У него вдруг стало странно легко на душе, почти весело. – Я же сам этого хотел, разве нет?
– Чтобы Мандела отнял у тебя все деньги?
– Ну, миллион-другой он мне все-таки оставит. А с остальными я так и так не знал, что делать. Вот и пусть это решает тот, кто их получит.
– Ну, не знаю… – Пол покачал головой. – Все-таки это неблагодарно.
Джон резко остановился.
– Вот мы всегда так: справедливость для всех, но особые права для нас. – Он засмеялся. – Пол, неужто ты не понимаешь, что происходит? Разве ты не видишь? Уже действует. Наш план уже действует!
Телефон зазвонил, когда Джон ехал домой. Скоро это будет уже не его дом, подумал он, доставая из кармана мобильник.
– Да?
– Это я, – этот голос он не слышал уже целую вечность. – Марвин.
– Марвин? – вырвалось у Джона. – Да это же… – Его удивление не находило слов. – Как ты? Откуда ты звонишь?
Голос звучал слабо, издалека и доходил с некоторым запозданием, как это бывает при трансатлантической связи.
– Не один ли хрен, где я сейчас. Я звоню не для того, чтобы посудачить о старых добрых временах. Я звоню ради тебя. Ты, брат, попал в большую передрягу. Ты нас всех смываешь в унитаз и еще воображаешь, что делаешь что-то хорошее. Поэтому я и звоню тебе, старик.
– Что? – Джон заморгал. Снаружи проносились уличные фонари, словно цепь перламутровых лун на черном бархате.
– Джон, я знаю, ты стал важным фраером, и все слушают твои команды, но раз в жизни, я тебя прошу, один раз в жизни выслушай меня. До конца. Потому что на сей раз это чертовски важно, ты понял? – Глубокий вдох. – Я был на излечении. В одной клинике. Всякие анекдоты и все, что напечатано петитом, я расскажу тебе как-нибудь в другой раз, важно то, что я встретил там одного человека, который во многое посвящен. Который абсолютно – понимаешь? – знает абсолютно все, что творится за кулисами. Потому что он сам был в игре, которая там идет, и вышел из нее. Почему они за ним и охотятся, кстати сказать. Пока все понятно?
– Хм-м, – Джон наморщил лоб. – Ну, понятно.
– И первый лот в этом аукционе – как раз твои деньги. Твой проклятый триллион долларов. Проценты, проценты на проценты и пятьсот лет и вся эта лабуда. Состояние Фонтанелли, ну, все знают из кино, из телевидения и из радио. Да, ты там хоть сидишь?
Джон невольно удостоверился в этом, проведя рукой по ласкающе-мягкой коже заднего сиденья.
– Да.
– Хорошо. Потому что состояния Фонтанелли на самом деле вообще не существует.
Труднопостижимым образом голос Марвина звучал иначе, чем обычно. Он не был ни пьян, ни под кайфом, но не был и таким, каким Джон его помнил.
– Интересно, – осторожно произнес он. – Марвин, я сейчас как раз еду в бронированном «Мерседесе», который стоит миллион долларов, и я воображаю, что я его даже купил. И не на те деньги, которые заработал, развозя пиццу, это я знаю совершенно точно.
Марвину, казалось, было не до шуток.
– Да, брат, ясно, они дали тебе кучу денег. Это несомненно. Фишка не в этом. Фишка в том, что деньги эти взялись не оттуда, откуда ты думаешь. В старой Флоренции, правда, был Джакомо Фонтанелли, и он тоже был купец и, пожалуй, даже твой предок, но он не оставил никаких денег. Нуль он оставил. Nada. Niente.
– О! – удивился Джон. И откуда Марвину может быть известно то, что раскопала Урсула? Кто вообще может об этом знать? – Тогда откуда же они?
– Когда-то, – начал объяснять Марвин, – в середине восьмидесятых был один тайный проект под названием Millennium Fonds. Что-то вроде инвестиционного фонда, но доступный только для типов с очень большой мошной. Скинулись банкиры, промышленники и другие тяжеловесы, пока не собралось на счете триллион долларов. Это и были деньги, которые ты получил. Вся прочая чушь – предсказание и так далее: все выдумка и обман. Завещание, вообще все бумаги – сфабрикованы. Ты угодил в тайный сговор, в котором все знают, что идет игра, только ты не знаешь. И пресса не знает. А все остальные посвящены. Маккейн. Семейство Вакки. Никакого Микеланджело Вакки на самом деле никогда не было. Ты хоть раз заглянул в какую-нибудь книжку по истории последних пятисот лет? Да нет такого гениального человека, который смог бы такое состояние провести через весь этот хаос целым и невредимым, говорю тебе. Абсолютно исключено. Все сплошное надувательство, поверь мне. Тебя подставили. Тебя использовали, все это время тебя только использовали. Ты с самого начала был их марионеткой. И теперь, Джон, наступил час расплаты. Теперь они придут, чтобы снять кассу. Потому что инвестиционные фонды существуют не только для того, чтобы вносить в них деньги, когда-то они захотят и забрать их. Причем не баш на баш, а с прибылью.
– Час расплаты? – тревожно повторил Джон. Было что-то в трепе Марвина такое, от чего мурашки бежали по спине. То ли в звучании его голоса, то ли в том, как он об этом говорил? – Что ты несешь, Марвин? Допустим даже, что все так и есть, кому какая выгода от того, что происходит?
– Да дело не в этом, болван! Дело не в том, что происходит, а в том, что произойдет. Ну, дошло?
Джон почувствовал желание опустить стекло машины и просто выкинуть телефон в темноту.
– Нет. Мне очень жаль.
– Мировое правительство, старик. Ты сейчас куешь мировое правительство. А это как раз то, чего они хотят. Все прочее – младший потомок мужского рода, наследство, прорицание – это все кино. Голливуд. Сплошное вранье. Людям пыль в глаза пустить. Единственное, чего они хотят, чтобы возникло мировое правительство, а ты – только подставка, чтобы люди это не только приняли, но и с восторгом подыграли. Потому что люди в тебя верят. Ты наследник, ты исполнишь прорицание, ты вернешь нам всем будущее, аминь. Чушь, Джон. И виноват будешь ты. Мировое правительство, это значит, они получат еще одно место, которым они будут манипулировать, подкупать и править из-за его спины. Это все намного упростит для них. Они получат над всеми нами окончательный контроль. Они впечатают нам в шкуру код, клеймо, а мы еще и будем радоваться, что теперь не надо таскать с собой кредитную карточку. Они отговорят нас рожать детей, а будущих рабов станут выводить в своих генно-технических лабораториях такими, какие им нужны. И наступит время, когда останутся только они, порядка тысячи семей, которые получат абсолютное господство, это будет раса господ, а мы, остальные, будем их рабами, безмозглыми, беззащитными, просто мясо. Джон, я заклинаю тебя, ты должен это остановить!
На протяжении какой-то минуты он ему даже верил. В эту минуту ему казалось, будто занавес разорвался пополам, и взгляду открылась картина неописуемого ужаса, заговор чудовищного масштаба, такой страшный мир, один вид которого мог стоить рассудка тому, кто туда заглянул. Но потом ему вспомнилось, что Марвин всегда был чем-нибудь одержим – то пришельцами из космоса, то сагами индейцев, то наркофилософией Карлоса Кастанеды, то пророческой силой рун, то целебной силой драгоценных камней.
– А что твой таинственный знакомый говорит насчет Элвиса Пресли, как он там, жив, нет?
– Что? – задохнулся Марвин. – Эй, ты в своем уме?
– Марвин, забудь об этом. Все, что ты сказал, невозможно. Никто не смог бы спланировать так, как это происходит в реальности.