Джон снова глянул на счет, и вдруг конечная сумма показалась ему чуть ли не смешной. Он прошествовал с этой бумажкой к кассе и выложил ее там вместе со своей новой кредитной карточкой. Седой мужчина унес их за занавес, а когда снова появился оттуда, то казалось, что у него вырос горб, таким он стал подобострастным. Джон спросил себя, что же такого он узнал из своего контрольного звонка.

Один из костюмов он решил тут же надеть. Разумеется, его старую одежду тут охотно ликвидируют, сказал седой. Как будто речь шла о вредных химических или атомных отходах. Джон так и представил себе, как седой после их ухода длинными стальными щипцами подбирает с пола старые джинсы и с брезгливостью несет их в подвал, чтобы сжечь там в печи. Эдуардо оформил доставку остальных покупок через то же транспортное агентство, которое отправляло во Флоренцию остальное имущество Джона, и они удалились.

Позднее, на контроле в аэропорту Дж. Ф. Кеннеди, Джон заметил, как по-другому чувствует себя и как по-другому с ним обращаются – просто потому, что он одет в дорогой костюм. Служащие заговаривали с ним вежливо, почти заискивающе. Таможенники верили, что ему нечего декларировать. Другие пассажиры поглядывали уважительно и, казалось, задавались вопросом, кто это такой.

– Встречают по одежке, – сказал Эдуардо, когда Джон поделился с ним своими наблюдениями.

– Так просто? – удивился Джон.

– Да.

– Но – ведь так мог бы каждый! Купить себе действительно хороший костюм. О'кей, тысяча долларов – большие деньги, но если подумаешь, сколько люди тратят на машины…

Эдуардо только улыбнулся.

На стоянке у аэропорта, прямо перед выходом, их ждал безупречно поблескивающий продолговатый «Роллс-Ройс» серебристого цвета, и каждый проходящий через автоматические стеклянные двери наружу глазел на машину как загипнотизированный.

Перед автомобилем стоял седовласый, слегка уже согбенный шофер, глядя им навстречу с аристократично неподвижной миной. Форма его напоминала о старых фильмах, и носил он ее с видимой гордостью. Когда четверо адвокатов вместе с Джоном вышли наружу, толкая перед собой тележки с багажом, он снял свою форменную фуражку, зажал ее под мышкой и распахнул дверцу.

Джон уже не удивлялся. Ну, «Роллс-Ройс». Разумеется. Что же еще? И удивлялся тому, что уже не удивляется.

– Так, – сказал Эдуардо мимоходом. – А сейчас мы повеселим народ.

– Чем же? – растерянно спросил Джон.

– Сами будем грузить свой багаж. У Бенито проблемы со спиной – межпозвоночные хрящи и еще какие-то там латинские штучки пришли в негодность, и он не может ничего поднимать тяжелее ключа зажигания!

И Джон вместе с тремя младшими Вакки погрузили свои жесткие чемоданы в удивительно просторный багажник «Роллс-Ройса», а патрон с шофером в это время разговаривали на своем диалектном итальянском, которого Джон почти не понимал. И действительно люди вокруг удивленно поглядывали, и кое-кто отпускал шуточки.

Бенито, шофер, и впрямь был уже не юноша. Дедушка Эдуардо казался рядом с ним моложавым. О чем бы они там ни говорили, было видно, что они понимают друг друга с полуслова.

– Бенито уже лет десять как должен быть на пенсии, и в принципе он на пенсии, – объяснил Альберто, заметив взгляд Джона и соответственно истолковав его. – Но он всю свою жизнь проработал у нас шофером. Он умрет, если ему больше не дать ездить на «Роллс-Ройсе», поэтому он ездит, пока может.

Убрав чемоданы, они сели в машину, поехали и тут же застряли в пробке, как и все остальные.

– Мы едем в наше загородное имение, – сказал Кристофоро, обращаясь к Джону. – Разумеется, вы наш гость, пока не будут выполнены все формальности и вы не подберете себе подходящее жилье.

Джон, дивясь на здешнюю беспардонную манеру вождения, на беспрестанные гудки и жестикуляцию водителей, поднял глаза:

– А о каких формальностях, конкретно, вы говорите?

– Состояние должно официально перейти в вашу собственность. Главное при этом – избежать – и мы избежим, не волнуйтесь – подпадания его под налог о наследстве.

– А что, он большой?

– Большой. Половина состояния.

При этом известии Джон странным образом почувствовал, как в нем поднимается агрессивное негодование. С ума сойти, думал он. Два дня назад он еще хотел, чтобы наследство ограничилось обозримыми четырьмя миллионами долларов и не принимало таких подавляющих масштабов. И вот теперь – как будто каждую из этих тысяч миллиардов он заработал в поте лица, собственным трудом – мысль, что какое-то финансовое ведомство ни за что ни про что отстегнет от его состояния половину, приводила его в бешенство.

– И как вы хотите это урегулировать?

Это было по части Грегорио.

– Мы достигли чего-то вроде джентльменского соглашения с итальянским министром финансов. Он удовольствуется символическим наследственным налогом в несколько миллионов, а вы пообещаете ему за это как минимум год выплачивать налог на прибыль с вашего капитала в Италии. Это принесет ему двадцать миллиардов долларов, которые нужны ему сейчас позарез.

– Любому министру финансов они нужны, разве не так?

– Да, – согласился адвокат. – Но Италия хочет непременно вступить в Европейский валютный союз, и тут очень актуально соответствовать финансовым критериям. Ваши двадцать миллиардов – как стрелка весов, они все решают. Поэтому министр, скажем так… необыкновенно уступчив.

Джон понимающе кивнул, но со странным ощущением в желудке. К такому положению вещей ему еще предстояло привыкнуть. К тому, что все его слова и дела будут на виду, и более того: что это может оказать массивное воздействие на жизнь множества других людей.

Он все еще не мог в это по-настоящему поверить.

Его внимание привлек один из магазинов на улице, вдоль которой они продвигались со скоростью чуть больше пешеходной.

– Вы сказали, эти деньги действительно принадлежат мне, – обратился он к Грегорио. – Это и сию секунду так?

– Конечно.

– И я могу потратить часть из них как хочу?

– Когда угодно. – Он повернулся к своему сыну: – Эдуардо, ты же отдал ему кредитную карточку?

Тот кивнул.

– О'кей, – сказал Джон. – Тогда давайте остановимся.

В прежней своей жизни Джон читал, как автор описывал поездку на «Феррари»: «Это лучше, чем секс».

Автор был прав.

С тех пор, как они съехали с автобана, где им попадались городки со звучными названиями – Прато, Пистория или Монтекатини, – дорога стала узкой и петляла между высохших холмов. Вдоль полей были свалены в кучи камни, то и дело им попадались старые и заброшенные деревенские дома. А когда они проезжали какую-нибудь деревню, со всех сторон сбегались чумазые ребятишки, крича и маша руками, да и взрослые мужчины, стоя в открытых дверях или ковыряясь в своем тракторе, приветственно поднимали руку.

– Если вон на том перекрестке вы свернете направо, то мы сократим путь, – крикнул Эдуардо.

– А если проеду прямо?

– Тогда будем ехать на двадцать минут дольше.

– Едем прямо, – сказал Джон, нажал на газ и наслаждался ощущением, как его вжало в жесткое кожаное сиденье, как красный «Феррари» с неподражаемым, прямо-таки божественным ревом ускорился и пронесся через пустой перекресток стрелой, пущенной из лука.

И в самом деле лучше, чем секс. Джон всегда представлял себе, как это здорово – ехать на «Феррари», но действительность превзошла все ожидания. Быть погруженным внутрь мощной машины, чувствовать рев мотора, как будто это биение твоего собственного сердца, сливаться воедино с автомобилем – и нестись, неудержимо, с неукротимой скоростью и силой мчаться по дорогам и выписывать виражи, от которых кровь закипает в жилах – так, будто мир принадлежит тебе одному.

– Ну что, сильно это уронило меня в ваших глазах? – спросил Джон, когда они гремели по мосту через узкую, почти пересохшую речку.

– Что именно?

– Ну, – Джон указал на машину, – вот перед вами наследник состояния Фонтанелли, исполнитель пророчества, пять веков назад избранный вернуть человечеству его будущее… И первое, что он делает, – покупает себе нечто бессмысленное и абсолютно лишнее, преступно дорогую спортивную машину!