Изменить стиль страницы

Теперь Пол убедился, что происходит что-то очень плохое, но у него даже мысли не было, как он должен поступить. — Ава, я знаю, вы думаете, что это был не сон, но… это должно быть сном. Я не верю в призраков.

— Он прячет меня. Как-то раз он сказал мне пойти прогуляться вечером, и тогда он сделает так, что меня никто не найдет. И он так и сделал. Я ушла в лес, и вскоре все служанки высыпали в сад и стали рыскать среди деревьев. Даже Финни пришел и тоже стал искать — и очень разозлился, когда в конце концов нашем меня, сидящей на камне со своим вышиванием. "Я часто хожу гулять вечером, мистер Финни, — сказала я ему. — Почему вы вне себя? " Конечно он не захотел признаться, что потерял меня; вместо этого он извинился и сказал, что ему надо было срочно поговорить со мной. Плохо придуманная уловка.

— Но разве этого достаточно?.. — начал Пол.

— А прошлой ночью мой друг показал мне комнату, в которой вы живете, — торопливо сказала она. — Я знаю, это ужасное вторжение в вашу личную жизнь. Я прошу прощения. Но я должна сказать, что она намного меньше, чем я подозревала. И вся ваша мебель гладкая и плоская — и так не похожа на мою, ту что в доме.

— Как это, показал?

— Зеркало, через которое отец разговаривает со мной, когда ему хочется — я и не знала, что его можно использовать по-другому, но прошлой ночью мой друг использовал его, чтобы показать мне вас, дорогой мистер Джонас. — Она озорно, по девичьи, улыбнулась, сверкнули белые зубы. — Не волнуйтесь за мою и вашу скромность — вы все это время были полностью одеты.

— Вы видели меня? — Пол не мог поверить своим ушам. Каким-то образом ей удалось использовать односторонний настенный экран в гостиной, чтобы осмотреть все здание.

— Вы смотрели куда-то в стену — меняющаяся картина с вами. Там были животные. И вы, в серой одежде. Пили стакан чего-то — вина?

Пол смутно помнил, что перед сном смотрел какой-то ролик о самом себе на природе. И с остальными деталями она не ошиблась. Его беспокойство выросло, стало значительно более серьезным и пугающим. Неужели кто-то взломал охранную систему дома? Быть может тщательная подготовка к попытке похищения? — Этот ваш друг… Он сказал свое имя? Сказал, что… что он хочет?

— Нет, он не сказал, как его зовут. Не думаю, что он помнит свое имя, даже если оно у него было. — Она помрачнела. — Он так одинок, Пол. Так одинок!

Он с трудом осознал, что она в первый раз назвала его по имени, сломав барьер, отделявший их друг от друга; но в этот момент это беспокоило его меньше всего. — Мне это не нравится, Ава. — Еще одна мысль пришла ему в голову. — Вы разговариваете со своим отцом? Через зеркало?

Она медленно кивнула, глядя на медленно раскачивающиеся ветви над головой. — Он очень занятый человек и всегда говорит, что хочет зайти ко мне, но у него так много забот и так мало времени. — Она попыталась улыбнуться. — Но он говорит со мной очень часто. Я уверена, что если бы он знал, как его служащие относятся ко мне, он бы на самом деле разозлился.

Пол расслабился, пытаясь разобраться в ситуации. Он сам говорил с Жонглером — точнее с лицом на экране — всего один раз и был полностью уверен, что этот щегольски одетый шестидесятилетний человек, который насмешливо экзаменовал его на знание привычек и одежды его дочери, никак не мог быть настоящим: никакая самая передовая медицинская технология не могла позволить человеку в сто пятьдесят лет так выглядеть. Тем не менее показываться в таком виде наемному работнику — это одно, но собственной дочери?..

— Он приходил к вам? Когда-нибудь? Лично? — Она покачала головой, все еще глядя на свет, сочившийся сквозь листья.

Слишком причудливо. Призраки. Отец, появляющийся только в зеркале. Черт побери, что я делаю в этом сумасшедшем доме?

— Мы должны возвращаться, — сказал он вслух. — Не имеет значения, увидит нас кто-нибудь или нет — нас слишком давно не было в доме.

— Если даже какой-нибудь шпион увидит нас здесь, — беззаботно сказала она, — он увидит только то, что у нас урок. Вы говорите, а я записываю. — Она усмехнулась. — Так обещал мне друг.

— Даже если так. — Он встал. — Все это слишком странно для меня, Ава.

— Но я хочу поговорить с тобой, — сказала она, и на ее лицо с широко раскрытыми глазами вернулось беспокойство. — По настоящему поговорить. Пол, не уходи. Я… я так одинока.

Внезапно он понял, что ее рука схватила его. Беспомощный, он разрешил опять усадить себя. — Поговорить о чем, Ава? Я знаю, что ты одинока — и что твоя жизнь ужасна, в некоторых отношениях. Но я ничего не могу сделать. Здесь я наемный рабочий, а твой отец очень могущественный человек. — Правда ли это, спросил он сам себя? Разве для таких случаев нет законов? Даже ребенок богатого человека имеет права — и разве родители не обязаны воспитывать своих отпрысков в том времени, в котором они родились? Думать было трудно — постоянное журчание ручья, свет, так странно пробивавшийся сквозь деревья, как если бы на него навалился груз окружающего сверхъестественного очарования.

Что мне делать? Бежать к адвокату? Или в комитет по правам человека ООН? Разве Финни не предупреждал меня, когда нанимал? И внезапная мысль, как ушат холодной воды. А что на самом деле случилось с последней учительницей? Они сказали, что были недовольны ей. Очень недовольны.

Пальцы Авиталь Жонглер по-прежнему сильно сжимали его руку. И когда их глаза встретились, он в первый раз увидел за девичьей взбалмошностью настоящее отчаяние, почти сумасшествие.

— Ты мне нужен, Пол. У меня нет никого, никого настоящего.

— Ава, я…

— Я люблю тебя, Пол. Я люблю тебя с того мгновения, как ты в первый раз вошел в мой дом. Сейчас мы по-настоящему одни и я могу тебе сказать все. А ты, ты можешь полюбить меня?

— Господи Иисусе! — Он отшатнулся, пораженный и почти больной от горя. Она плакала, но в ее лице помимо страданий было еще кое-что, более острое и тяжелое, что-то неистовое, как гнев. — Ава, не глупи. Я не могу… Мы не можем. Ты — моя ученица. Да ты еще ребенок!

Он встал и пошел. Но даже в смятении он очень осторожно переступил через кольцо белых мясистых грибов.

— Ребенок! — сказала она. — У ребенка никогда не болит сердце от любви — из-за тебя.

Пол колебался, сострадание сражалось с тайным ужасом. — Ты не знаешь о чем говоришь, Ава. Ты почти никого не видишь. Ты читаешь только старые книги. Так что я понимаю тебе… но этому не бывать.

— Не уходи. — Ее голос сорвался до отчаянного крика. — Ты должен остаться!

Чувствуя себя по меньшей мере предателем, он повернулся и пошел прочь.

— Я не ребенок! — крикнула она, не выходя из магического круга. — Как я могу быть ребенком, когда у меня самой уже есть ребенок от моего собственного…

ДЛИННАЯ нить воспоминаний внезапно порвалась и исчезла. Опустошенный и раскаивающийся, до физической боли, Пол выпал из восстановившегося прошлого в темное раздробленное настоящее.

ВО-ПЕРВЫХ он осознал, что сидит с бьющимся сердцем, и все еще слышит журчание воды, хотя даже эхо последних невероятных слов Авы полностью исчезло. Во-вторых, секундой позже, он сообразил, что сидит на земле рядом со стволом невообразимо гигантского дерева.

— О, мой бог! — простонал он, и на мгновение спрятал лицо в руки, стараясь не заплакать. — О, мой бог, опять! Нет! — Рядом с ним поднимался в воздух неровный цилиндр, шириной в офисную башню, серая кора тянулась в воздух на несколько сотен метров, прежде чем от центральной колонны отходили первые ветки. В этом зрелище было что-то странное, и только полная дезориентация после возвращения из сна-воспоминания помешала ему понять это немедленно.

Тогда, в его первой галлюцинации на поле боя, было только одно гигантское дерево, единственная магическая колонна, пронзившая облака; здесь их были сотни.

Мигнув, он встал, слегка поскользнувшись на рыхлой земле.

На этот раз настоящее, подумал он. Они все настоящие — или, по меньшей мере, сейчас я не сплю. Он медленно повернулся, замечая детали, в которые не мог поверить даже с открытыми глазами. Гигантскими были не только деревья. Он стоял на небольшой горке, скорее куче опавших листьев и рыхлой земли, и все вокруг него казалось гигантским — даже острые травинки были не меньше десяти метров в высоту, и ветер наполнял их, как узкие зеленые паруса. Дальше, за рощей качающихся цветов, каждый из которых был величиной с окно-розетку кафедрального собора, лежала зеленая вода, источник постоянного шума — широкая, как океан, но журчащая среди гигантских палок и камней величиной в дом; река, нет другого объяснения.