Он вероятно думает, что мы в хорошем настроении, потому что не любили дорого усопшего или, как бандиты, собираемся наброситься на завещание, подумал Рэмси, слушая записанную музыку. Ну, частично это правда.

Единственное лицо, на котором было написано подходящее случаю выражение, принадлежало Кристабель — опечаленное, с широко раскрытыми и полными слез глазами. Рэмси и ее родители попытались ей все объяснить, но она ничего не поняла, возможно из-за возраста.

Черт меня побери, подумал он, если я тоже все понимаю.

— Патрик Селларс был авиатором, — сказал священник. — Мне сказали, что он посвятил всю свою жизнь стране и друзьям. Хотя он и был тяжело ранен при исполнении служебного долга, он никогда не терял своей доброты, чувства долга и… человечности.

Ооооо…

— Сегодня мы говорим "прощай" его смертным остаткам. — Священник указал на простой белый гроб, окруженный цветами — требование миссис Соренсен. "Он был садовник, — заявила она. — Цветы должны быть." — Но часть его бессмертна и будет жить дальше. — Священник прочистил горло. Какой приятный человек, подумал Рэмси, и какая отличная мысль. Хотя он этого никогда не узнает. — Я думаю, не будет слишком большой вольностью предположить, что он еще летает — в том месте, в котором мы еще не были и никто из нас не видел его, там, где ему не мешает искалеченное тело и изнуряющая тяжесть лет. Он свободен, по-настоящему свободен. Летать.

И в этом тоже, подумал Рэмси, спрятана первоклассная ирония.

— У них есть маленькая камера наблюдения в уголке часовни, — сказал им Селларс, когда они вернулись. На настенном экране он выглядел точно так же, как в жизни, хотя его окружало нечто совсем другое. Рэмси подумал, что каменная равнина и тусклые звезды выглядят чересчур мрачно — даже для другого мира. Он не мог не спросить себя, почему Селларс выбрал такой странный фон, но сохранил свое искалеченное тело. Быть может не хотел пугать ребенка новым? — Я не смог победить искушение и посмотрел службу, — продолжал старик, — и, неожиданно, она меня глубоко тронула. — Он озорно улыбнулся.

— Почему ты умер? — сквозь слезы спросила Кристабель. — Я не понимаю.

— Я знаю, малышка Кристабель, — сказал он. — Это трудно. Но, на самом деле, мое тело износилось, и я больше не могу его использовать. Вот мне и прошлось… использовать кое-что другое и перебросить себя сюда. Я бы сказал, сделать себе новый дом. Теперь я живу в сети — или, по меньшей мере, в очень особой части сети. Так что я на самом деле я вовсе не мертв. Но мое старое тело я больше не мог использовать, вот люди и решил, что я… ушел. — Он посмотрел на остальных. — Будет немного вопросов.

— Очень много вопросов, — сказал майор Соренсен.

— Да, они будут.

— Я не уверена, что простила вас, — сказала Кейлин Соренсен. — Я верю вам, когда вы говорите, что это произошло случайно — я имею в виду Кристабель — но все еще злюсь. — Она нахмурилась, потом внезапно полу-улыбнулась, по своему озорно. — Но, как меня учили, о мертвых нельзя говорить плохо.

Чо-Чо встал и вышел из комнаты, чувствуя себя неудобно в черной официальной одежде, которую Кейлин Соренсен заставила его одеть на время похорон. Рэмси беспокоился о мальчике и начал было думать, что с ним делать, но сначала надо было решить множество других проблем.

— Что касается вопросов, — сказал он, — нам надо выбрать стратегию дальнейшего поведения.

— Лично я не хочу никаких стратегий, — сказала миссис Соренсен. — Я хочу забрать свою дочку и поехать домой. Ей нужно в школу. — Она оглянулась на место, где был Чо-Чо и увидела открытую дверь ванны. На ее лице появилась встревоженное выражение. — Обеим детям необходимо опять стать детьми.

— Поверьте мне — маленькое усилие сейчас может сделать дальнейшую жизнь намного легче, — сказал Рэмси. — Будут происходить очень странные дела… — Он на мгновение замолчал и покачал головой. — Я полагаю, было бы более точно сказать, что они продолжат быть очень странными. Мы собираемся обратиться в суд и судиться с самыми могущественными людьми в мире. Это будет та самая история, о которой мечтают все сетевые узлы. Я много могу сделать, чтобы защитить вас, миссис Соренсен, но я не пуленепробиваемый жилет. Не помогут даже деньги, которые вы унаследовали от Селларса. Этот судебный процесс поставит мир на уши.

— Мы не хотим этих денег, — сказал майор Соренсен. — Они нам не нужны.

— Да, майор, вам они не нужны, — спокойно сказал ему Селларс. — Но вам нужно их взять. Если вы беспокоитесь о происхождении этих денег, то, уверяю вас, они не украдены. За эти годы я сделал множество инвестиций, все совершенно легальные — и помните, что вся информация мира была у меня в руках, а я не глупый человек. На эти деньги я изменял сам себя и вел борьбу с Братством Грааля. Вы не должны отказываться от этой небольшой суммы — ведь с ее помощью вы сможете защитить свою семью. И считайте это благодарностью за все то, что вы сделали для меня.

— Небольшая сумма! Сорок шесть миллионов кредитов!

Селларс улыбнулся. — Вы не обязаны брать всю сумму. Разделите ее с моими… добровольцами.

— Но она действительно ничто по сравнению с тем, что мы получим, когда притащим в суд Телеморфикс и некоторых других, — сказал Рэмси. — Но большая часть уйдет родителям жертв Тандагора, тех детей, которых ввела в кому операционная система. Да, и еще одно, о чем я должен сказать. Мы собираемся построить больницу — Детскую Больницу имени Ольги Пирофски.

Селларс медленно кивнул. — Я не знал миссис Пирофски так хорошо, как вы, мистер Рэмси, но у меня есть другое предложение. Мне кажется, она предпочла бы другое имя — Детская Больница имени Дэниела Пирофски.

Рэмси потребовалось несколько секунд, чтобы понять. — Да… конечно. Да, я думаю, вы правы.

— Но почему мы должны тащить всех этих людей в суд? — спросила Кейлин Соренсен. — После того, через что прошли?

— Вы не должны, — осторожно сказал Рэмси. — Я говорю о групповом иске. Но когда на поверхность выплывет роль генерала Якубиана, вам придется участвовать в судебных слушаниях. Это будет самый большой процесс со времени Антарктической Войны. Черт побери, он будет куда больше — у нас есть облако дыма над всей южной Луизианой, расплавленная плита вместо острова Джи Корпорэйшн, федеральная зона бедствия, и все это только крошечный кусок головоломки. — Он увидел взгляд миссис Соренсен и не мог не улыбнуться. Все приходило в норму, но это еще это не осознала. — Извините за язык. Но вашего мужа в любом случае ждет военный суд. И я уверен, что у нас не будет проблем с показаниями капитана Паркинса…

— У нас? — спросил отец Кристабель.

Рэмси остановился и кивнул. — На самом деле, может быть… я буду занят, когда он состоится. Но я уверен, что подходящий военный адвокат сумеет с ним справиться. Если у вас нет никого на примете, я вам найду.

— Пожалуйста, возьмите деньги, миссис Соренсен, — сказал Селларс. — Купите себя дом за базой. Немного побудьте одна. Или подольше. Мы будем сражаться за то, чтобы вас никто не потревожил.

— Я не хочу уезжать из базы, — сердито ответила она.

— Выбирайте сами. Но возьмите деньги. Используйте их, чтобы дать Кристабель немного свободы.

— А что с мальчиком? — спросил Рэмси. — Я могу что-нибудь сделать, если вы хотите — до начала суматохи. — Найти ему хороших приемных родителей…

— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Кейлин Соренсен не хотела, чтобы ее улещивали или направляли. Рэмси подозревал, что на суде она будет хорошей свидетельницей. — Мальчик никуда не пойдет. Я не для того все это время мыла и кормила его, чтобы отдать в руки тех, кому до него нет дела. Он останется с нами, бедный малыш. — Она поглядела на мужа. — Я права, Майкл?

Майор Соренсен с готовностью улыбнулся. — Э… да. Конечно. В тесноте, да не в обиде.

— Кристабель, — сказала ей мама, — пойди за… — Она нахмурилась и повернулась к Селларсу. — Как его зовут? По настоящему?