А что потом? Бегать вокруг горы, пока эти уроды бегают за тобой в своем грузовике, в котором оружия как в танке?

Он ударил рукой по консоли и отвернулся. В конце концов он хочет только одного — что-нибудь влить в глотку. Неужели это так много для человека, обреченного на смерть? Даже в Уэствильской тюрьме бедному преступнику дают в последний раз выпить, прежде чем убить его, пиво или вино.

Джозеф остановился, разминая пальцы. В этом большом месте должно быть, нет, обязано быть что-то, что можно выпить — вроде бутылки, спрятанной, пока он выполнял свой долг. Он посмотрел на нишу, в которой Джереми обсуждал с Дель Реем их запасы, свет оттуда падал на бетонный пол, окружавший большую комнату. Джозеф им не нужен. Они совсем не такие как он, человек с руками, не бросающий слов на ветер и даже работавший на богачей буров. Если бы не дочка, он сказал бы им пару ласковых и нашел дорогу наверх.

Он опять потер обратной стороной ладони рот, и, даже не думая об этом — если бы подумал, то понял, насколько это безнадежно и глупо, потому что он уже не меньше полудюжины раз обыскал все место сверху до низу — отправился поискать, не спрятал ли какой-нибудь безликий солдат или техник бутылку с пивом, чтобы скоротать долгие часы дежурства.

Нет — вина, подумал он. Если уж мечтать о чем-нибудь неисполнимом, почему бы не о совершенном? Большая бутылка, полная чего-нибудь хорошего, чего-нибудь ударяющего в голову. Не открытая. Он спрятал ее здесь, когда пришел приказ и они все должны были уйти. Джозеф отдал честь анонимному благодетелю. Ты не знаешь, но ты отложил ее в сторону для Джозефа Сулавейо. Как говорится, ты протянул ему руку помощи в трудную минуту.

Кожу кольнуло. Шкаф для документов лежал на боку около стены чулана, такой же прекрасный, как шкатулка с сокровищами из пиратского романа.

Взрыв нервной энергии победил страх и разочарование, и он начал разбирать кучу стульев, которые уже проверил множество раз, работая с такой же надеждой как и тогда, когда он открывал шкафы и выдвижные ящики, которые обыскал не меньше дюжины раз за последний месяц — но, к своему изумлению, обнаружил перевернутый шкаф, спрятанный за стульями. Сейчас он едва осмеливался двигаться, боясь, что чудесное видение исчезнет.

Вероятно полон никому не нужных бумаг, сказал ему тихий разумный голос. Или пауков. Если там вообще что-то есть.

Тем не менее его ладони вспотели, и только через несколько секунд он понял, что дверцы не открываются не только потому, что его скользкие ладони не могут дернуть за ручки. Не работают лежа, сообразил он. Надо его поднять.

Шкаф был большим и неуклюжим, из тех самых вещей, которые должны пережить пожары и прочие несчастья. Мышцы запротестовали от натуги, когда он напряг их, и на мгновение ему захотелось позвать на помощь Джереми, но не смог найти убедительную — для Джереми — причину, почему вообще надо поднимать этот шкаф. Наконец, потратив много пота и ругательств, он оторвал конец шкафа от земли. Приподняв его еще немного, он почувствовал, что спина больше не может, присел на корточки и перенес полный вес шкафа на бедра, готовясь поднимать его дальше. Как будто его камнями набили. Он подумал, что кости ног под этой заразой сейчас рассыпятся в порошок, но, с другой стороны, такой большой вес не спроста — что-нибудь там должно быть.

Джозеф собрался и начал медленно подниматься, уголки шкафа врезались к запястья, лицо исказилось от боли, но он все тянул и тянул, пока не смог включить в работу спину и плечи. На мгновение шкаф задрожал — в мозгу возникла мрачная картина самого себя, лежавшего под ним с переломанной спиной, а Дель Рей и Джереми мирно болтают меньше чем в ста метрах от него, не зная ни о чем — прежде, чем он сумел полностью подняться из приседа и толкнуть шкаф так, чтобы он встал почти прямо. Шкаф ударился о край вентиляционной решетки, вделанной в бетонную стену, и застрял. Спина дрожала мелкой дрожью, руки тряслись, пот заливал глаза, но Джозеф толкал и толкал, пока болты, державшие решетку, не отпустили и та не упала на пол, после чего шкаф скользнул и с глухом ударом встал на пол.

Джозеф разогнулся, тяжело дыша, пот заливал лицо и капал прямо на пол. В маленькой комнате было жарко и темновато. Из-за проклятой секретности приходится терпеть кучу неудобств. Секретность помешала Джозефу открыть дверь в главный зал и дать доступ холодному воздуху прежде, чем начать обыскивать шкаф.

Он оказался не заперт. Увы, на этом счастье кончилось.

Кто потратил столько времени, наполняя его всеми этими папками? Глухая безнадежная ярость билась в нем, как боль в фиолетовом синяке. Шкаф был такой тяжелый только потому, что в нем находились папки, никому не нужные бумаги, личные дела кого-то там, чушь, которая заполняла до краев ящик за ящиком.

Джозеф едва успел ощутить глубину своего горя, как кто-то упал на него сверху.

В первое безумное мгновение он решил, что на него обрушилась крыша, как на Дель Рея, когда этот ублюдок-бур и его убийцы сверлили пол прямо над ним. Потом, когда странная тяжесть толкнула его на пол и в лицо впились пальцы, он решил, что на него напал Джереми, который по какой-то причине пытается ранить его.

Я только искал выпивку, хотел он крикнуть, но не сумел, потому что пальцы вцепились в горло. В панике он перекатился на бок, больно ударившись о стоящий шкаф, но сумел сбросить с себя удушающий захват. Он отполз назад, тряся головой, кашляя и едва успел прошептать "Что…?", как человек вновь напал на него.

Впрочем это был скорее осьминог, а не человек, потому что схватил его и руками и ногами, стараясь прижать к полу и задушить. Джозеф попытался закричать, но рука уже сжала его горло и давила вниз так сильно, что он уже решил, что скоро шея сломается, голова оторвется и составит компанию телу. Он яростно брыкнулся. Ноги ударились о шкаф, тот поддался и, судя по звуку, ударился о стену и с грохотом упал на бетонный пол. Он схватил руку, которая пыталась задушить его, и отвел ее немного назад. В легкие хлынул воздух, но в глазах все равно плавали искры. Что-то двигалось над ним, потом наклонилось к лицу — маска демона, черная и красная, с ослепительно белыми сжатыми зубами. Джозеф опять брыкнулся, на этот раз никуда не попал, и на шею навалилась такая тяжесть, что сопротивляться стало невозможно. Лицо дьявола начало удаляться в черный туннель, но хватка на шее только увеличивалась. И он все еще не понимал, что происходит и кто убивает его.

И тут, как раз тогда, когда испещренная светом темнота перед глазами затопила почти все, давление ослабло и вообще прекратилось — или почти прекратилось, потому что шея еще болела. Он перекатился на живот, тяжело хрипя и кашляя; горло, казалось больше никогда не начнет дышать.

Кто-то орал и что-то грохотало, как будто тяжелое тело тащили вниз по ступенькам. Джозеф почувствовал под щекой холодный бетон, в горящее огнем горло хлынул холодный воздух, слаще самого тонкого вина. Он подтащился к стене чулана, обернулся и поднял дрожащие руки, жалкий жест самообороны.

Это был Джереми, с перекошенным от гнева лицом — такого лица у него Джозеф еще не видел. Но что он делает? По кому он бьет стальной ножкой от стула, которую всегда носил с собой с того момента, когда Джозеф вернулся на базу? И почему кричит как ненормальный?

Джереми, похоже, почувствовал удивленный взгляд Длинного Джозефа. Он посмотрел на него наполненными слезами глазами, потом опять на темную груду на полу. Груда оказалась человеком — белым мужчиной, хотя, глядя на его закоптелое окровавленное лицо, об этом можно было догадаться только по розовому кончику уха. Его затылок был разбит, наружу торчали обломки черепа. Капли крови сочились с конца палки Джереми и падали на пол. Джереми перевел взгляд с Джозефа на черную дыру, которую раньше скрывала решетка. В дверях чулана появился Дель Рей.

— Боже мой, — сказал он. — Что произошло? — Его глаза расширились. — А это еще кто?