И только дедушка не говорит не единого слова. И не смотрит на сына. И не смотрит на сноху. А только «бабушке» под ноги, чтобы через порог не споткнулась.

К лифту вышел Илюша, строгий и недовольный:

– Зачем вы так, мама? Люба же расстроится!

– Переживет твоя Люба, – обрывает его отец и вводит жену в лифт. Двери закрываются. Илюша, огорченный, прислушивается к его движению и, когда хлопает входная дверь, облегченно вздыхает: «Старость! Что поделаешь?!»

Правильный Пантелеймон святой. Целитель. Никто не умер, все живы-здоровы. Только печальны.

Печально бредут нелепо одетые старики к трамвайной остановке. И отовсюду пахнет флоксами: празднично и многообещающе.

– Дух-то какой! – говорит Нина Николаевна и чуть сильнее, чем обычно, опирается о руку мужа.

– А в парке-то сейчас как! Может, зайдем? – браво предлагает Фарид Иззахович обессилевшей Ниночке.

– Нет уж… Домой, – требует та и едет до дома, не проронив ни слова.

Домой, где пахнет флоксами не меньше, чем в парке, потому что стоит август. А август – это когда цветут флоксы…