Изменить стиль страницы

5. 20 февраля 1999 года около 14 часов, неизвестные подбросили на лестницу, ведущую в помещение 4, дома 7 по 2-ой Фрунзенской улице картонный ящик с бутылками (разной ёмкости, очевидно, наспех собирали), содержащими горючую смесь «Коктейль Молотова». Наши дежурные, находящиеся в помещении, догадались тотчас отнести ящик в 107-е отделение милиции, благо оно находилось в том же доме № 7, над нами. Через двадцать минут в помещение наше ворвались вооружённые люди, якобы сотрудники МУРа. Якобы в МУР по «02» поступило сообщение, что в помещении увидели вооружённых людей. Обыск (крайне поверхностный) не обнаружил чего-либо запрещённого законом. Раздосадованные «муровцы» вызвали пожарного, и он, по их приказу, опечатал помещение, ссылаясь на некие нарушения правил безопасности, которые всегда в запасе у пожарных. Провокация не удалась. Хотя организаторы провокации хорошо подготовились, вызвали на место ожидавшегося преступления основные СМИ: несколько телеканалов, информагентства и даже передачу «Дежурная часть». Подъехав в штаб, я имел возможность дать интервью средствам массовой информации, стоя рядом с дверью, ведущей в помещение 4, дома 7 по 2-й Фрунзенской улице. Я высказал мнение, что налёт на наше помещение «заказал» Никита Михалков, а осуществила его или ФСБ, или люди Степашина. И назвал фамилию Кондратьева. Я сказал, что накануне 19 февраля, у меня здесь в кабинете побывал капитан ФСБ Д.Кондратьев. (Михалков здесь при том, что около 12 часов этого же дня, 20 февраля, члены НБП разбросали на презентации (для журналистов) фильма Михалкова, в гостинице «Рэдисон-Славянская», листовки под названием: «Друг палача!», в которых изобличалось участие Михалкова в перевыборах в президенты Нурсултана Назарбаева – русофоба и гонителя русских в Казахстане.) В свою очередь поинтересовался у СМИ, кто их вызвал сюда. «Правоохранительные органы», – ответили мне журналисты.

6. Вечером 29 января 2000 года (совпадение дат с 29 января 1999 г. – встреча с Зотовым) около 19.30 моя подруга Анастасия Лысогор, возвращаясь домой в неурочное время из института, обнаружила, что в окнах моей (нашей) квартиры 66 в доме 6/8 по Калошину переулку горит свет. Внезапно свет потух. В одной комнате, затем в другой. Окна квартиры видны издалека, спутать их невозможно, поскольку квартира помещается на последнем, девятом этаже и она угловая. У подъезда стояла группа необычных для нашего дома мужчин. Поднявшись на лифте, Лысогор заметила двух мужчин с рюкзаками и сумками этажом ниже нашего (лифт останавливается между этажами восьмым и девятым). Я вернулся домой через полчаса, или чуть более того, и мы, проанализировав детали, пришли к выводу, что у нас в квартире побывали неизвестные. (Опять-таки, в материалах уголовного дела № 171 имеется в 4-ом томе распечатка прослушки на листе 207-ом, где оперуполномоченный Волков комментирует запись от 26 января так: «Далее, Э.В. говорит, что год назад к нему в квартиру был заход, предполагает, что ему были поставлены „жучки“. О факте захода он сообщил в Генпрокуратуру».) К тому же, накануне на чердаке допоздна трудились некие люди, отрекомендовавшиеся соседям как установщики кабельной антенны (в доме уже существовала одна, я был к ней подключен). Я разумно заключил, что целью всех этих групп работников является моя квартира. Только ФСБ может так профессионально наладить слежку за мной, что магнитный билет метро показал мне в тот вечер, что я вошёл в метро на станции Фрунзенская в 19.31, а Лысогор сообщила мне, что свет в окне моей квартиры потух в 19.34.

Хочу добавить (позднее я ещё буду говорить об этом), что в уголовном деле № 171 в 4-ом томе на листе 124 представлена ксерокопия постановления судьи Московского Городского Суда Куличковой И.В. за № ОРМ-14, от 4 января 2001 года, где в частности сказано, что в Московский Городской Суд обратился с просьбой о проведении оперативно-розыскных мероприятий начальник Управления по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом ФСБ РФ Пронин В.В., и что, выслушав объяснения Волкова А.Г. (фамилия этого оперуполномоченного стоит под всеми распечатками прослушек моей квартиры), судья Куличкова И.В. разрешила проведение ОРМ в отношении неустановленных лиц по адресу: г. Москва, Калошин пер., д. 6/8, кв. 66. Проблема, однако, в том, что печатный текст постановления два раза несёт на себе 2000 год, но поверх последнего нуля начертана единица. Подделка даты?

7. ФСБ не должна была нами заниматься, но занималась. Утром 22 февраля мы обнаружили в актовом зале пансионата «Зорька», где должен был пройти III съезд НБП, – подслушивающее устройство. Массивное, в виде металлической груши, оно было прикреплено к стене и закрыто экраном. Член партии, – майор запаса Александр Бурыгин дезактивировал его, и мы начали съезд. Через пару часов в зал ввалился странный отряд якобы милиционеров, одетых в разную форму и сообщил, что в зале заложена бомба. Нам предложили очистить помещение. Однако через пару часов или менее того, нас пригласили продолжить заседание. Именно пригласили. Сейчас следствие утверждает, что будто бы на съезде оглашались какие-то проекты, в частности и проект «Вторая Россия». Но представить связные доказательства оно не может. На самом деле целью съезда было принятие новой программы партии, соответствующей требованиям министерства юстиции, и утверждение её. С тем чтобы эту новую Программу и новый Устав внести на рассмотрение Министерства Юстиции для регистрации Партии как общероссийской политической организации. Что мы и сделали в начале марта 2000 года. Программа существует, как и решение съезда о её принятии, и может быть представлена в суд.

8. Тут следует остановиться, чтобы сделать некоторые пояснения по поводу города Новосибирска, газеты «Новая Сибирь» и провокатора Сергея Свойкина. Новосибирск стоит на Транссибе, Барнаул же находится на 250 километров южнее, на перпендикулярном отростке ветки, ведущей на юг, это уже начало Туркестано-Сибирской дороги – Турксиба. В Москву удобнее выезжать из Новосибирска, количество поездов, идущих на Запад из Новосибирска, очень велико, в то время как из Барнаула в Москву идут только два поезда в неделю. Потому удобнее передвигаться из Барнаула в Новосибирск (равно как и в обратном направлении) маршрутным автобусом. Я запамятовал дату, но не то в середине апреля, не то на обратном пути, уже из Горного Алтая, я дал в г. Новосибирске пресс-конференцию местным газетам. Среди прочих присутствовали и представители газеты «Новая Сибирь» – развязной молодой газеты, издающейся тиражом всего в три тысячи экземпляров. «Новая Сибирь» напоминает «Московский Комсомолец» в его лучшие времена, и успела к тому времени (апрель-май 2000 года) прогреметь на всю Россию (и Казахстан). Именно «Новая Сибирь» опубликовала в октябре 1999 года интервью с неким «казаком Сергеем», который поведал (как сейчас Акопян А.Б. в газете «Стрингер») о готовящемся в г. Усть-Каменогорске восстании казаков во главе с г-ном Казимирчуком (кличка «Пугачёв»). В ноябре того же года в г. Усть-Каменогорске (Казахстан) были арестованы около 20 человек, предполагаемые участники восстания во главе с Казимирчуком. Как тогда же пресс-служба ФСБ в СМИ, ФСБ поделилась информацией, основанной на публикации в газете «Новая Сибирь» со своими казахскими коллегами из Казахстанской Национальной Безопасности. Газету использовали в качестве предателя-стукача и провокатора или газета лишь выступила в роли нормального, прожорливого и бесчеловечного охотника за сенсационными событиями? Это вопрос. Но вот что интересно. Человек, дававший интервью газете «Новая Сибирь», мне известен лично, известен он и партии. (В газете имелась его фотография). Чуть ранее я его уже упоминал в связи с поездкой в г. Кокчетав в 1997 году. Это некто Сергей Свойкин, фамилия его всплывала впоследствии не раз в связи с процессом Казимирчука. Участники «восстания» были приговорены к тяжким срокам тюремного заключения – от 18 до 4 лет. Сергей Свойкин, молодой «казак» лет 35, но уже лысый, появился в штабе НБП или в конце 1996, или в самом начале 1997 года. Он поведал о себе, что представляет и возглавляет целое казачье отделение. От него всякий раз крепко пахло водкой, поэтому я ему не очень-то доверял с самого начала. В апреле 1997 года, узнав, что делегация НБП из 9 человек во главе со мной, едет в Казахстан, он явился ко мне и стал буквально умолять взять его и его товарищей с собой. Я сказал, что не могу его взять, и если ему так хочется, пускай он едет сам. После этого эпизода Свойкин исчез и появился вновь вначале среди национал-большевиков г. Санкт-Петербурга, где жил у руководителя А. Гребнева, выдавая себя за мою правую руку и моего посланца. Узнав об этом, я распорядился его изгнать как самозванца. Впоследствии он жил в г. Нижнем Новгороде, где также выдавал себя за моего представителя, а потом в г. Уфе, у Андрея Степанова (проходящего сейчас свидетелем обвинения по у/д № 171). Он якобы взялся даже помочь Степанову зарегистрировать отделение партии в г. Уфе. (Узнать координаты наших представителей в регионах несложно, достаточно поглядеть на 4-ю полосу газеты «Лимонка»). Я дал знать нашим национал-большевикам, и Свойкина вроде бы изгнали. В ту пору мы просто посчитали Свойкина мошенником, который использовал партию для того, чтобы безбедно паразитировать в Питере, Нижнем (там он остался должен две тысячи рублей, а в Питере он жил и ел, и пил бесплатно). Однако когда по его интервью – фактически доносу, были арестованы люди в Казахстане – двадцать человек, я понял, что он – провокатор спецслужб. Я понял, что его подлинное отчаяние по поводу того, что я отказываюсь брать его с собой в Кокчетав, тогда в 1997 году в апреле, было отчаянием служебным: дело сорвалось, и начальство оторвёт голову.