Георгий два года носил эту хитрую приставку ИО, пока не приняли его в члены КПСС.
А что, и правильно! Проверять надо людей до назначения на ответственную должность! Снять с работы – даже нерадивого – ох как не просто! И чем «нерадивее», тем труднее снять с должности!
…Сегодня модно считать, что в партию Коммунистов вступали одни карьеристы. И громче всех кричат об этом вчерашние «преданные члены». На самом деле ни один руководитель – любого уровня – практически не мог руководить ни цехом, ни участком, ни тем более предприятием, не находясь в рядах руководящей партии. На партийных собраниях предприятий решались все вопросы – планирования, геологической разведки, финансирования. Даже вопросы трудовой дисциплины членов партии. И особенно вопросы ответственности за выполнение производственных планов, Обязательств и принятых на партийных собраниях решений.
Если руководитель любого ранга не был коммунистом – он же был вне общественной и политической жизни предприятия!
Как же он мог работать?
Порой на партийных собраниях такую «стружку» снимали с ответственных начальников за промахи и ошибки, что у любого «вельможи» вмиг пропадали желания всякого рода злоупотреблений своей властью. Партийному собранию были подотчетны все!
Невзирая ни на заслуги, ни на авторитет, ни на возраст. И на такие собрания не допускали беспартийных. Как же можно было руководить любым хозяйством, даже небольшим участком производства, находясь вне партии? Не имея права посещать партийные собрания? И не карьеры ради, а вопреки! Многие ведь боялись вступать в партию именно из-за боязни ответственности, отчетности перед коммунистами, перед своими же товарищами. После партийной разборки можно ведь было и потерять свою, даже самую высокую, должность! Самая трудная отчетность, это ведь отчетность именно перед товарищами по работе. Там не спрячешься за «объективные» отговорки, там «краснобайства» не принималось. Его, этого «краснобайства», участники собрания просто не допускали! Там, на этом партийном собрании, где все равны, все коммунисты с равными правами голоса, там ты весь на виду!
Так что, не мог советский руководитель любого ранга быть беспартийным. Не мог! Руководить бы не смог…
И вдруг – ну, это уж совсем неожиданное!
Директором прииска назначен Валентин Михайлович Сидоров! Переведён с Севера, из «Дальней Тайги»! Тот самый Сидоров, с которым Георгий работал на Севере, так много пережил всяких происшествий на Золотой Лене! Для Георгия это было ошеломляющее известие! Но в то же время ему стало и спокойнее. Еще бы! Он знал Сидорова, знал его профессионализм и порядочность, он знал его как честного человека, не прячущегося в ответственных моментах за других, не подставляющего за свои, если они неудачные, решения своих же подчинённых!
Он знал его как директора, который при любых, даже самых незначительных неудачах на прииске, не ищет «стрелочников», он всегда и во всём винит, прежде всего, самого себя.
Для Георгия это назначение было самым большим событием после его переезда на Урал. Спокойнее Георгию было при этом назначение еще и потому, что Сидоров тоже хорошо знал его, Георгия. Конечно, Георгий и сам по себе был не «робкого десятка».
Но это назначение придало Георгию дополнительно смелости, уверенности в принятии решений в сложных ситуациях – он знал, Сидорову доказывать свою правоту не придётся. Сидоров ему, Георгию, верил! Потому что, знал, видел, испытал Красноперова в самых сложных ситуациях! В ситуациях и в производственных, и в жизненных.
К сожалению, такие люди, как Валентин Михайлович Сидоров, работают не только головой. Хотя голова у таких людей всегда толковая. Но все события такие люди пропускают ещё и через своё «сердце». И это сердце, вместив в себя огромный объем переживаний, не всегда выдерживает. Слишком большие нагрузки ложатся на это чувствительное, отзывчивое сердце у таких Сидоровых. Оно у них переполняется, перегружается и – порой не выдерживает.
Не выдержало сердце и Валентина Михайловича.
Сначала они с Верещагиным, председателем приискома, и с Терентьевым, секретарем парткома, затеяли «великое переселение» – именно они приняли решение по ликвидации мелких поселков и о переселении людей в базовый благоустроенный посёлок. Возни там было! Тому не нравится это, другому – то. С каждой семьей, с каждым человеком разбирались индивидуально. Программа шла туго, жилья не хватало, переселение затягивалось. Строители не всегда выдерживали сроки ввода жилых домов. В общем, повозились они с этими переселениями!
А затем – паводок 72-го года. Небывалый паводок. Весна получилась затяжная, таяние снегов замедлилось. А потом – тепло, и дожди! К тому же – весенний паводок «наложился» на летний. На прииске снесло несколько плотин. Но, главное, не выдержала десятая плотина на Мурзинке. Более пятнадцати миллионов кубометров воды обрушились на неширокую речку Лялю, понеслись по её узкому и крутому руслу к городу, на «Бумкомбинат». Были затоплены все основные цеха завода. И цех той самой качественной, правительственной бумаги.
Телеграммы о затоплении полетели в Москву. К расследованию аварии подключились самые высокие начальники. Распоряжение о расследовании аварийного затопления жилых мест на Среднеуральском прииске подписал Председатель Правительства Косыгин. На прииск выехала солидная комиссия, во главе с Березиным, начальником «Главзолото». В комиссию вошли специалисты самых разных ведомств. Они изучали материалы паводка неделю, объехали все ручьи и речки. И пришли к неожиданному для руководства прииска выводу – прииск, промышленные цеха прииска, с таким паводком справиться просто не могли. Физически. Так как воды обрушилось столько, что предусмотреть её объем, а тем более справиться с такой водой никто бы не смог.
Более того, после всех замеров, измерений, исследований, комиссия пришла к выводу, что если бы на этих речках, ручьях, реках вообще не было бы никакой промышленной деятельности, не было бы никаких плотин и водоёмов, цехи Новолялинского завода всё равно были бы затоплены! Заключительный акт комиссии подписали все её члены – метеорологи, экологи, речники, геологи, лесники, рыбнадзор – и еще два десятка членов комиссии. Акт утвердил министр Ломако, и передал в Правительство.
Но, тем не менее – виновные-то нужны! Приказом Министра объявили строгий выговор начальнику производства – якобы за несвоевременную передачу «штормового предупреждения» в цеха, хотя прииск такого предупреждения не получал вообще!
Георгий «проглотил» выговор спокойно. Господи, разве выговор – это беда? По сравнению с тем, что произошло. А вот с директором случилась именно беда. Когда Сидоров приехал на «Бумкомбинат», увидел своими глазами залитые производственные цеха, затопленные жилые дома в низких частях города – сердце его не выдержало потрясения – у него случился инфаркт. И его прямо из Новой Ляли увезли в областную больницу, в Свердловск.
Директором он больше не работал. После длительного лечения Сидорова пригласил на Южно-Заозерский прииск Жлудов.
Виктор Иеронович. Он предложил ему сначала поработать в проектном отделе, а вскоре, менее чем через год, на ближайшем отчетно-перевыборном партийном собрании Валентина Михайловича избрали Секретарем парткома прииска. И он проработал на этом ответственном посту еще добрых пятнадцать лет Удивительный человек этот Жлудов. До всех ему есть дело. Если Жлудов хотя бы раз пообщался с человеком и тот ему понравился, никогда, ни в какой беде Жлудов этого человека уже не оставит.
Какое-то время спустя Георгий прибыл в управление «Уралзолото». Приехал утром, сразу с поезда. Поезд приходил в Свердловск рано, где-то около шести утра, поэтому Георгий, надеясь, что всё, с чем он приехал, разрешится за один день, не стал устраиваться в гостиницу, сразу поехал в управление, решу, мол, все вопросы, и домой.
Управление работало с девяти утра. Каково же было удивление Георгия, когда он увидел, что в производственном отделе уже был работник – Пётр Харитонович Шабалин. Его давно проводили на пенсию. Проводы были пышные, бурные, его, как Генерального директора Объединения, «соответственно» и проводили. Но он, месяцев этак через два-три скис, бездельничать не научился, не привык, приехал к Компанейцеву и взмолился – не могу сидеть без дела, дайте любую работу, пошлите на любой, самый трудный участок, но только чем – то займите. Компанейцев придумал какую-то должность, чуть ли не советника, и Шабалин теперь в производственном отделе занимал отдельный стол, и решал, практически за руководство, все социально запутанные вопросы. И надо сказать, что решал вполне успешно, снял с руководства Объединения ворох сложных и «дрязгливых» проблем. Все «каверзные» вопросы он решал напрямую, с руководителями предприятий Объединения.