Вероятно, первое, потому как они тут же взялись за дело — отобрали у девушек бутылки и вылили их содержимое на землю, потом забрали и пакеты. Хеннинен попытался было сказать, мол, это наши пакеты, но они ответили, мол, в это мы, увы, не верим. Затем пожелали хорошего вечера, попрощались и ушли, гремя бутылками в пакетах. Порыв ветра пробежал по лужайке и закружился в районе полицейских, и некоторое время они действительно были похожи на два самоуверенных черничных йогурта, медленно сползающих по зеленому меху какого-то животного, или нет, скорее на двух дрожащих пасхальных цыплят, пробивающих себе дорогу на генномодифицированной травяной лужайке, или еще на что-то в этом роде.

— Вот тебе и маркетинг, — сказал Жира после некого всеобщего замешательства.

— Себе забрали, — сказала Лаура. — Будет чем в сауне друзей угощать.

— А может, у них склад секретный, они его за год наполняют такими вот вылазками, а потом под Рождество все выпивают.

— Ого, сколько же там тогда добра собирается, если они потом так гуляют, — сказал Маршал.

— Вот, блин, уроды! — сказала Густав, выдергивая перед собой траву целыми пучками.

— Фак, фак, факин шит, — проревел Хеннинен, так как, похоже, дневные заботы становились для него все тяжелее. Он поднялся, пристально посмотрел вслед уходящим полицейским, которые к этому времени уже дошли до своей машины, потом вдруг резко спустил штаны и выставил им свой зад.

Они приняли это как-то тяжело. Поспешили назад, и теперь казалось, что с прошлого раза они стали еще синее, и, возможно, именно это избыточное количество синего заставило Густав и другую девушку ринуться в кусты, что уж там у них на душе было, трудно сказать, но они ринулись в кусты, пошебуршали там и уже через несколько секунд улепетывали вдоль по улице к школе. Хеннинен попытался выпрямиться, это скорее было неким рефлективным движением, но полицейские тут же повалили его на землю, заломили руки за спину и надели наручники, а Маршал, Жира и Лаура так и сидели на лужайке и пытались хоть что-то понять, Жира стал уговаривать, мол, не надо, люди добрые, это же была просто шутка, но полицейские не слушали, а потащили Хеннинена к машине, и через мгновение ни их, ни машины уже не было. Все произошло так быстро, что казалось, ничего вообще не происходило, разве что от Хеннинена осталась на лужайке пустынная вмятина, в которой теперь редкие травинки медленно поднимали головы, освободившись от гнета.

~~~

— Нет, ну зашибись, — проворчал Жира. Он употребил другое выражение, которое подошло для данной экстраординарной ситуации как нельзя лучше, так все вдруг перепуталось и смешалось, ну буквально все кругом, что просто сил больше не было, захотелось крикнуть этому режиссеру или механику, или кто там всем этим заправляет, мол, сбавь обороты, ведь надо же успеть как-то все это обдумать.

— Что же с ним теперь будет? — спросила Лаура. Мимо прошла группа беззаботно треплющихся друг с другом спортсменов. По внешности сложно было определить, к какому виду спорта они относятся, но то, что это были спортсмены, как пить дать — бодрый шаг и разящая за километр «душевная» чистота — от слова «душ», конечно, не «душа».

— Теперь хорошего не жди, — пробормотал Жира. — Он им совсем не понравился.

— По-моему, он надавил на больную мозоль, — сказал Маршал.

— Твою мать, — сказала Лаура, и теперь, когда стало известно, что она несовершеннолетняя, сквернословие казалось как-то даже естественным для нее.

— Попридержи язык, — сказал Жира, — за такое можно и срок схлопотать.

— Я только очень надеюсь, что они не будут его бить, — сказал Маршал.

— Ну, ему не впервой.

— Он что, всегда так делает? — спросила Лаура.

— Да нет, не то чтобы он как-то особо зацикливался на голой заднице, — стал пояснять Маршал, — просто у него проблемы в отношениях с представителями власти, он всегда ужасно волнуется, когда их видит, и чаще всего его волнение обретает такие вот странные округлые формы голых ягодиц.

— А-а.

Анализ просторов души Хеннинена прервал продолжительный и на удивление довольный рык, прозвучавший где-то совсем неподалеку. Покрутив головой во все стороны и тщательно оглядев окрестности, заметили, что здесь же на лужайке, метрах в двадцати от того места, где сидели, расположился совершенно заросший мужик. У него был потертый зеленый рюкзак, и он достал оттуда пачку жирного молока, которую, очевидно, носил там открытой уже давно. Он поднял ее до уровня глаз, с мечтательным видом покрутил перед собой и наконец длинной дугой направил ее содержимое в маленькое розовое отверстие посреди густой щетины.

Как только он понял, что за ним наблюдают, тут же собрал все свои манатки и, не поднимая глаз, затрусил в сторону кабинок для переодевания: он, вероятно, относился к тому подвиду бродяг, которые совсем не терпят публичности.

— И что теперь? — спросил Жира через некоторое время, после того как взгляды их снова вернулись в круг близких предметов и они еще немного помолчали. Вопрос этот так и остался висеть в воздухе, полный надежды, необычайно тихий и продолжительный в свете тех ожиданий, что на него возлагали.

Из кустов выбралась на свет ворона, дела у которой явно шли не очень хорошо, она подобралась к тому месту, где сидел Хеннинен, и стала склевывать оттуда что-то микроскопическое. Позади кабинок для переодевания находилась баскетбольная площадка, по обеим сторонам которой, под корзинами, копошилось по группе, а в центральном круге метался тощий мужик, крича «дайте, я брошу, я бывший баскетболист». Никто его не прогонял, так он и кричал. За баскетбольной площадкой на искусственном поле гонялись за футбольным мячом сразу несколько команд, издалека казалось, что все играют против всех. Где-то там на краю поля у одной из команд этой игрушечной лиги мяч вылетел в аут, послышался тяжелый скрежет трамвайных тормозов.

— Я, пожалуй, пойду поищу Анну и Марьятту, — сказала Лаура.

— На хрена? — спросил Жира.

— Чего?

— Да ладно, не обращай внимания.

— Что ж они такие пугливые, Анна и Марьятта, чего они так сиганули-то, а?

Теперь, когда их имена были известны, этот вопрос казался вполне естественным, вообще удивительно, что за такое короткое время произошло два вполне естественных и одно экстраординарное событие.

— А кто их знает. Они весь день были какие-то мутные. Идиотки.

— Надо бы, это, проследить за ними, — сказал Жира и понял, что прозвучало это несколько излишне заботливо, а потому он тут же принялся лениво почесывать свой живот.

— Эти придурки забрали всю выпивку, что ж мне теперь делать?

— Отбирать у нас, стариков, они не посмели, — сказал Жира, — ты тоже можешь взять.

— Что же мы будем делать с Хенниненом? — спросил Маршал.

— Понятия не имею. Может, пойти спросить у какого-нибудь шерифа в конторе, а то я не знаю, куда его повезли.

— А может, лучше просто подождать его здесь, — сказала Лаура и усталым жестом отклонила протянутую ей Жирой бутылку пива, которую он достал из пакета. После того как бутылка не подошла, он стал, гремя, запихивать ее обратно в пакет.

— Да уж, — сказал Маршал, — сложно что-то сказать.

— Слушайте, а я вам рассказывал историю про пиво в пакете? — неожиданно спросил Жира, словно к нему после непродолжительного перерыва вновь подключили питание. — Просто вдруг вспомнил в связи с этим пакетом и пивом.

— Рассказывал, на хрен, я же сам там был, — сказал Маршал.

— Да, но она-то не слышала, забыл, как тебя зовут.

— Лаура, — сказала Лаура, которая в самом деле была Лаурой.

— Ну вот, прости. Так вот, Лаура — она не была и не слышала.

— По-моему, у нас и без твоих бородатых анекдотов есть над чем подумать.

— А мне кажется, это история будет очень кстати.

— Да рассказывай уже, — сказала Лаура.

— Ты же собиралась идти искать своих подруг, как их там зовут, я снова забыл. То есть Марьятту я, конечно, помню, у нас с ней было одно общее дело, но не с этой Марьяттой, а вообще с именем. То есть я, конечно, не имел в виду, что тебе надо уходить, ты вообще клевая, эх, ё-мое, похоже, я снова влип в ситуацию и теперь говорю, как какой-нибудь, на фиг, герой-любовник. В общем, боюсь, что буду не в состоянии слушать россказни Жиры. Вот.