Савелий Григорьевич Тартаковер
Светлое уныние
(Антология лунных поэтов)
Перевел с лунных наречий С. Ревокатрат
Париж
1928
Вместо предисловия
Как и где были найдены мною нижеприводимые образцы поэтической мысли лунного мира? Каким образом удалось мне разобраться в довольно трудном шрифте лунного языка и почему не постарался я приложить биографические данные относительно избранных мною поэтов? — Вот вопросы, которые были бы только проявлением праздного любопытства и которых поэтому отнюдь не ожидает от читателя — переводчик.
I
Все вокруг
словно нет ничего вокруг
Кто-то стоит,
плачет, смеется
и как-то странно падает
в ту пропасть зла,
которую мы
зовем
бездной счастья.
II
Полечу
до той неведомой точки,
про которую мудрецы шепчут:
земля!
Полечу
на зов таинственной мысли,
о которой поэты восклицают:
мечта!
Полечу
навстречу робкой ошибки,
у которой смешное имя:
любовь!
Полечу,
не зная, где край полета;
но зная, что цель полета:
счастье!
III
Наш мир —
светлый, единственный —
вторгнулся в небытие
других миров.
Много возгласов
раздавалось в темноте:
страсть или покой?
вечность или предельность?
добро или зло?
вера или борьба?
Но мощным раскатом
заглушил все другие цели
возглас нашего мира:
радость или тоска?
IV
Зови —
и придет он, божественный,
в лучах солнца,
в пламени планет,
в запястьях нашего диска,
в короне звезд —
грозный, непобедимый,
страстный, волшебный,
чудный, желанный,
но — другой!..
V
Отразить
нашествие врага,
соблазн женщины,
голос сомнения,
наплыв радости,
лучи правды,
близость цели —
и все-таки остаться
самим собой —
это значит забыть
о самом важном в жизни:
о необходимости перерождаться.
VI
Сила
не знает, кого сломить.
Слабость
не знает, как сломить.
Хитрость
не знает, зачем сломить.
VІІ
Праздник
может быть вечным,
кратким,
недостаточным,
но может и совсем не быть,
а все-таки считаться праздником.
VIII
Грейся,
пока костер
с далекой земли
над нашим диском
еще развевает
знаки.
Скоро, скоро
потухнет мысль
и крик сердца
превратится
в писк жабы.
IX
Музыка,
не знающая слов,
звуков или отзвуков,
но знающая исподволь
горечь терпенья, —
становится понемногу
музыкой правды
вместо музыки лжи.
X
Что в детстве самое отчетливое?
— Не действительность, а игра.
Что в жизни самое действительное?
— Не судьба, а игра с судьбой.
Что в мире самое горестное?
— Превращение глубочайших тайн
в простую игру природы…
XI
Новое
не знает закона.
Старое
не помнит закона.
Ложное
не любит закона.
Правдивое
обходится без закона.
XII
Терпи,
но не думай, что это терпенье.
Пламеней,
но не думай, что это страсть.
Верь,
но не думай, что это истина.
Знай,
но не думай, что это мысль.
XIII
В одиночестве
мы изобретаем
признаки
толпы:
шум, веселье,
самообман,
нарядность
и слабость мышления…
Но в толпе
мы ничего другого так страстно
не ищем,
как одиночества.