Когда Дэйл увидела его, она побледнела. Может быть, потому, что он выглядел как мертвец. А может быть, это было реакцией на изумление в лице Дэна Истмена, когда позади нее он увидел директора ЦРУ.

23.35.

У Лу Бендера было шесть белых рубашек, четыре черных галстука, и носил он часы "Таймекс". Его старая экономка, Шарлотт, сама покупала все, что надо для квартиры. У него не было машины, и он надеялся, что она ему никогда не понадобится. Он вполне довольствовался баночкой тунца на ланч, если доводилось проводить уик-энд дома. Но было кое-что, доставлявшее Лу Бендеру истинное наслаждение, и сегодня вечером он доставил себе это удовольствие.

Много лет назад, когда некий важный деятель пытался сблизиться с сенатором Бэйкером, он послал ему, Бендеру, камеру для увлажнения воздуха — большой квадратный ящик, сделанный из красиво подобранных пород красного дерева, отполированных до зеркального блеска. Сейчас ящик занимал почетное место в гостиной Лу Бендера — на антикварном столике, в тихом углу, подальше от ветра и прямых солнечных лучей. Теперь Лу Бендер держал в нем сигары, а для особых случаев, вроде сегодняшнего, несколько "Партагас луситаниас" — лучших, по его мнению, гаванских сигар.

Другим удовольствием, которое Лу Бендер ценил выше прочих, было бренди — "Хеннесси экстра". Он держал его в хрустальном "баккара", оправленном в серебро. Это был подарок от матери к его пятидесятилетию.

Сегодня вечером Лу Бендер сидел в своем рабочем кабинете, смаковал триумфальную пресс-конференцию президента Бейкера, смотрел телевизор с огромной "партагас" в зубах и первоклассным "Хеннесси" под рукой. Он был чрезвычайно доволен тем, как местная телекомпания подала конференцию в своих одиннадцатичасовых вечерних новостях. И конечно, он ждал ночную передачу — "Найтлайн". Пока шла реклама, он вышел в гостиную, плеснул себе еще бренди, прихватил ранний выпуск датированной завтрашним числом "Пост" и отправился обратно в кабинет.

Когда он вернулся к телевизору с новой порцией бренди, "Найтлайн" уже началась. Первое, что увидел Бендер,— как поставили на место вице-президента Дэна Истмена. Он услышал голос Теда Коппела:

"… что вы называете источниками, заслуживающими доверия?"

"Хорошо информированные круги, которые в данный момент не могут быть названы",— отвечал Истмен.

На минуту Лу Бендер подумал, что ему следует посмотреть и повторение этой передачи. А может, просто "Хеннесси" заставило его стать о себе лучшего мнения.

"Но если вы знали это, мистер вице-президент,— заметил Коппел,— почему вы не подняли этот вопрос на пресс-конференции в воскресенье?"

У Истмена даже челюсть отвисла.

"Потому что я чувствовал, что это может нанести непоправимый урон международной политике Соединенных Штатов".

"Вы имеете в виду нашу политику поддержки контрас?"

"Не только контрас, Тед. Но какая народная революция сможет нам верить… если станет известно, что полковника Мартинеса заразили СПИДом?"

В этот момент зазвонил красный телефон.

23.55.

Росса раздирали противоречивые чувства, когда Салли подарила ему в дверях прощальный поцелуй. Поцелуй был нежный и изысканный. Он смотрел на нее — мягкий шифоновый пеньюар, голубые глаза, стянутые назад, как у скромной девочки, волосы. Смотрел и думал о тайне женского тела, где так причудливо уживаются высокие чувства и темные непривычные страсти.

Потом он вышел в душную ночь и отправился к тому месту, где припарковал машину. Было уже поздно, но он собирался вернуться на работу. Одна мысль не оставляла его. Надо было ее проверить.

Он пересек улицу прямо напротив своего автомобиля и, роясь в карманах в поисках ключей, переложил кейс из одной руки в другую. Наконец он нашел их. Зажав кейс между коленями, он нагнулся к замку машины, отыскивая на кольце нужный ключ. И тут услышал на мостовой шаги. Он обернулся и увидел троих латиноамериканцев, лет по двадцать каждый. Они шли прямо к нему. Выглядели они как уличная банда в поисках приключений.

— Легче, парни,— сказал Росс.— Я офицер федеральной полиции.— И расстегнул куртку.

Один из них резко швырнул его о борт машины. Ударившись головой о дверную раму, Росс почти потерял сознание. Кейс упал на мостовую, второй парень схватил его, а когда Росс попытался вырваться, третий ударил его в спину, под левую лопатку, и свалил наземь.

Потом он услышал топот бегущих ног, стук хлопнувших дверей и визг шин. Он посмотрел вверх — на него с ревом неслись пучки света из высоко стоящих фар. Он быстро перекатился, загнав себя под край собственной машины как раз в тот момент, когда ревущие колеса промчались рядом. Он тут же выкатился с револьвером в вытянутой руке и выпустил шесть пуль по быстро удалявшейся машине. Заднее стекло разлетелось вдребезги. Старый "форд" бросало на машины то влево, то вправо. Наконец на углу он встал.

Росс извлек стреляные гильзы из револьвера и добрался до патронташа на поясе. Пока он перезаряжал револьвер, одним глазом он глянул на номерной знак их машины. От удара у него кружилась голова и спина болела сильно. Он не мог как следует сосредоточиться, но все-таки разобрал, что машина из штата Виргиния, номер БРБ-627. Он поднял револьвер, чтобы выстрелить еще раз, но машина, накренясь, завернула за угол и скрылась.

Тяжело дыша, Росс откинулся назад, привалившись щекой к сырому булыжнику. Голова опустела и кружилась — казалось, он вот-вот потеряет сознание. Он вспомнил номер: БРБ-627. Он выжег его в своей памяти так, чтоб номер остался, даже если он на самом деле потеряет сознание. БРБ-627. Когда увидит Манкузо, не забудет ему сказать. Джо будет знать, что надо делать.

Стрельба, взорвавшая тихий ночной Джорджтаун, послала звуковой сигнал ночному патрулю. Не прошло и пяти минут, как черно-белый автомобиль свернул с Висконсин-авеню на П-стрит. Его прожектор прочесывал местность. Когда два копа в форме увидели лежащего на краю дороги Росса, они остановили автомобиль так, чтоб он перекрыл улицу, и направили на него луч прожектора. Заметив у него в руке револьвер, они задали ему вопрос. Но он ничего не ответил, и тогда один из копов под прикрытием другого пробежал вдоль рядов припаркованных машин. Когда же подошел к Россу совсем близко, он вышиб револьвер из его руки.

Затем они перевернули его и увидели под левой лопаткой столь тонкий инструмент, что он оставил едва заметную ранку. Там была только капелька крови, но место, куда ударили, указывало на прокол сердца и обширное внутреннее кровоизлияние. Росс перестал дышать, и они не смогли нащупать пульс. Но он был теплый, и его мозг еще жил.

К тому времени, как подъехала "скорая", он был уже мертв.

ВТОРНИК

16 августа, 1988

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

2.10.

Что-то вспугнуло Салли во сне. Она открыла глаза. Прислушалась. И тут поняла: ее разбудила тишина. Это было слишком непривычно.

Салли спала спокойно, даже когда мимо ее окон с воем сирены проносились машины. Во сне она, правда, слышала, как они приближались и вой нарастал, а потом еще продолжал отдаваться вдали, будто хныкал потерявшийся ребенок.

Она различила и звук вертолета и ясно представила себе, как его луч высвечивает сейчас улицы и дома Джорджтауна. Затем услышала шум моторов — это примчались машины репортеров. Но ко всему этому она уже давно привыкла. Отключив телефон, она свернулась в клубок, подушку под голову и — в сон. А сейчас ее разбудила именно тишина, и она лежала без сна и раздумывала, до чего же она изменилась.

Когда-то в Мемфисе ночные сирены заставляли бешено колотиться ее сердце. Но джунгли Гондураса отучили ее от этого навсегда. Вспомнила, как она рыдала вначале, когда помогала предать земле тело старца или новорожденного. Всякий раз, выполняя известный ритуал, она роняла горькие слезы. Но года не прошло — и она уже оставалась безучастной, когда умирали взрослые. Все равно, мужчина или женщина. А если погибал ребенок, ощущала лишь ярость — бессильную ярость.