Он был ее мужем. Его отвезли прямо в морг. Закон требует, чтобы труп опознали. Закон не считается с человеческим горем, а заставляет начать следствие в случае внезапной смерти. По этой же причине не пощадили и Стива. Люди копались в их жизни, терзали его вопросами, мучили. Наконец нашли убийцу из банды торговцев наркотиками. Несколько недель Люси не платила им за очередные партии, а когда этот человек начал ей угрожать, решила позвонить. Стив никогда не узнает, кому она хотела позвонить: ему или в полицию. Однако он был уверен, что ему. Ведь у него хранились ее деньги. «Ну что же, мистер Джексон, вы — единственный человек, который был заинтересован в смерти вашей жены. Вы все наследуете, ведь детей у вас нет». Все это было бы смешно, если бы ему не было так больно. Пусть делают, что хотят, пусть подозревают, полицейские, куриные мозги…

Вины его доказать так и не смогли. Он даже не брал адвоката, жаль было тратить деньги, чтобы оправдываться перед таким дерьмом. Вернувшись в Нью-Йорк, Стив совершенно порвал отношения с окружавшим его ранее обществом — он избегал актеров, режиссеров, музыкантов и не хотел в дальнейшем иметь с ними ничего общего. Когда они навязывались — оскорблял их, заявляя, что именно из-за них, сукиных детей, он потерял жену.

Все решили, что он сошел с ума, что наверняка его поместят в клинику для умалишенных, что в его голове что-то произошло и не совсем ясно, в Люси ли дело. Стив уехал из города. Но перед тем, как это сделать, он вызвал специалистов, чтобы ему с фотографической точностью определили, что и где стоит в квартире. Джексон заявил, что на новом месте он хочет иметь абсолютно такой же интерьер. Все так и получилось. Он снял в столице соответствующие апартаменты, которые велел перестроить, а затем все перенес и поставил, как это было в их нью-йоркской квартире. Даже косметика Люси стояла на туалете в том же порядке, а в гардеробе висели ее платья в соответствии с цветами радуги. И так все должно оставаться до конца его жизни. Столько уже лет прошло со дня ее смерти, столько событий произошло в мире: замерли пассажирские трансатлантические лайнеры, побежденные самолетами, проходили войны, появилось космическое оружие, способный продюсер из шоу-бизнеса стал совершенно другим человеком. Только в этой квартире без изменений жила память о Люси.

Рядом с креслом стоит пустая граненая бутылка виски. Вторая выпита до половины, Боссу не хочется идти за льдом, тогда придется встать и куда-то идти. Теперь виски может иметь тошнотворный вкус, но ему уже все равно. Еще немного нужно подождать, и он услышит ее голос из спальни: «Стив, ты не видел моего жемчужного ожерелья?» или «Дорогой, застегни мне платье». Но сегодня он может не услышать ее голоса: Люси вернулась поздно из театра и будет спать. Когда она проснется, Стив будет уже на работе. Надо запретить ей работать. Каждый вечер танцевать и петь одно и то же в течение стольких лет? К черту театр, кино, актеров, всех этих подонков, среди которых по недоразумению оказалась Люси. Лучше всего уехать жить в Европу. Вполне можно купить что-нибудь на юге Франции или в Испании, а если вдруг взять да построить дом на Майорке? Деньги у них есть, но, по правде говоря, страшно мало времени.

Бренчит и мигает красным огоньком что-то в углу комнаты, но ему не хочется поднимать трубку, вероятно, какой-нибудь идиот из Совета желает о чем-то его спросить. Он готов поспорить, что это Степпс, полуадмирал. Да, именно это подходящее звание для него, полуадмирал, все равно как полоумный, трясет портками со страху перед ним и перед каждым, кто в состоянии принять какое-нибудь решение. О, уже перестал звонить, только перед глазами у Босса пульсируют разноцветные круги.

— Вы только посмотрите! Совершенно пьяный, и дух здесь как в кабаке. Ну и набрался! — Адмирал выглядел очень довольным и с улыбкой наблюдал за действиями доверенного врача Совета безопасности, человека, поклявшегося под присягой, что он не будет разглашать сведений о том, чем занимается в управлении.

— У старика здоровье, как у быка. — Степпс с уважением покачал головой. — Так налакаться, прожив три четверти века! Сколько он выпил? Две четверти?

Босса перенесли на кровать, врач снова измерил давление и послушал сердце. Обычное отравление алкоголем. Никаких особенных симптомов, но, принимая во внимание возраст…

— Господин адмирал, я здесь останусь, это моя обязанность.

— Отлично, доктор. Когда он не поднял трубки экстренной связи, а я знал, что он дома, мне в голову пришло черт знает что. А он всего лишь напился. Ты видел эту батарею в баре? Ну ладно, я пошел.

Степпс вернулся в управление, взял последние шифровки, читать которые он имел право лишь тогда, когда в Вашингтоне не было Босса. Через несколько часов должна начаться операция «Адвокат». Степпс долго думал, сообщить ли президенту с случае с Боссом. И все же он не мог упустить такой случай. «Господин президент, докладываю вам в отсутствие шефа, которому стало плохо. Так вот, начало операции в восемь пятнадцать по Гринвичу…»

Стало плохо… Уж президенту расскажут, в чем заключается это его плохое самочувствие. Старик устал от работы, пора бы ему на покой. Тайный алкоголик, это самый худший вариант. В одиночестве можно задумать такое, что государство зашатается. А в самом деле, почему людей, выдвигаемых на такой ответственный пост, не обследуют на предмет здоровья и пороков? Ведь Босс много лет путался с актрисами, на одной такой даже женился, а она пила и баловалась наркотиками, пока ее не убил какой-то любовник. И такого типа из разложившейся среды берут в Совет безопасности? Ну что же, если бы не его заслуги перед президентом, наверное, сегодня о нем никто бы не знал.

Несмотря на легкомысленный вид, Джиджи Мораветти был человеком упрямым и шел к поставленной себе цели, не обращая внимания на трудности. До сих пор все свои потребности, от мопеда до отслужившей срок малолитражки, он удовлетворял сам, собирая средства на их приобретение и не обременяя кармана отца, который безусловно выдержал бы и не такие расходы, но Джиджи предпочитал добиваться всего сам. Вот почему он иногда прирабатывал на эти свои прихоти и не боялся труда. Но на этот раз то, чего он хотел, не было обычной прихотью. Моника нравилась ему больше, чем может нравиться красивая девушка, а в конце каникул он понял, что влюблен. То, что она его явно отвергала, что не хотела даже поддерживать переписки, означало, что ему следовало попытаться найти другой путь.

Разговор с отцом состоялся серьезный. Правда, Джиджи свое желание перейти в другой университет аргументировал страшно интересными лекциями миланского профессора Фанзони, но отца ему обмануть не удалось. «Ну что же, мой мальчик, синьорина Пирелли — это достаточно серьезный повод для того, чтобы влюбленный человек совершил множество глупостей. Я тебя понимаю, Джиджи, и не намерен тебе мешать. Денег я выделю побольше, чтобы ты смог снять квартиру. Добивайся ее как умеешь, но не забывай об учебе. Обещаешь?»

Естественно, Джиджи пообещал, обрадовавшись тому, что в результате с отцом все прошло гладко. На следующий день он оформил все дела в деканате, а вечером загрузил по самую крышу свой старенький драндулет, чтобы отправиться на север.

Предварительно Джиджи по телефону заказал комнату в недорогом пансионате на Корсо Буэнос-Айрес. Прибыл туда он уже под утро, измученный черепашьей ездой по одной из самых современных в Европе автострад. Ну что же, лучше машину ему сейчас не купить, а для поездок по городу и такая сойдет.

В девять часов Джиджи позвонил Монике. Никто не поднял трубки. Тогда он поехал в университет сдать документы и внести плату, после чего отправился в здание юридического факультета. Там Джиджи изучил расписание лекций по курсам. Сегодня с восьми утра шел семинар по гражданскому праву для студентов второго курса. Аудитория номер семь. Он на секунду приоткрыл дверь, этого было достаточно, чтобы увидеть Монику.

Неизвестно почему, он вытер пот со лба и тяжело вздохнул. Подожду ее здесь. Через полчаса двери зала, где проходил семинар, открылись.