Глава 16

Стоял один из тех промозглых и ветреных дней, что обычно предваряют зиму в Вашингтоне. С деревьев опадали последние листья, обнажая прежде скрытые от глаз недостатки города. На них и смотрел сейчас доктор Честер Сазерленд через тонированное стекло заехавшего за ним на дом официального лимузина. Мимо медленно, словно нехотя, проплывали высокие шпили Джорджтаунского университета, Потомак в холодной, серой оторочке взбитых ветром волн. Впереди, сквозь скелетоподобные ветки оголенных деревьев виднелось безупречно белое, поражающее своими размерами здание в неоурбанистском стиле, спрятавшееся за тянущейся на мили четырехметровой оградой из ячеистой сетки. О его назначении и принадлежности объявлял указатель при подъезде со стороны аллеи Джорджа Вашингтона: «Центральное разведывательное управление». До 1973 года надпись на щите была иной: «Научно-исследовательская станция автомобильных и шоссейных дорог, г. Фэрбенкс». Но затем президент Никсон с присущей ему иронией и в духе большей открытости в делах государственных органов приказал заменить лживые дорожные щиты на новые, правдиво отражающие профиль данного учреждения.

У въезда на территорию ЦРУ лимузин окружило сразу несколько человек из внутренней охраны, внимательно осмотревших предъявленные документы и пропуска, прежде чем разрешить машине следовать дальше, ко второму пропускному пункту. Миновав его, продолговатый черный автомобиль въехал в подземный гараж, где Сазерленда встретил молодой человек угрюмо-неприступной наружности в синем костюме и с висящим на шее именным жетоном с фотографией. Они поднялись наверх, прошли по длинному коридору мимо безымянных верениц дверей и оказались в столовой, за окнами которой простирались лесные массивы Лэнгли, штат Вирджиния. Стол под голубой льняной скатертью, уставленный дорогими серебряными приборами и китайским фарфором, был накрыт на четверых. Сопровождавший Сазерленда молодой человек, который назвался сотрудником отдела связей с общественностью, попрощался и неслышно удалился. Через несколько мгновений открылась другая дверь, и высокий мужчина лет пятидесяти с небольшим вошел в столовую и двинулся по дорогому, толстому ковру ярко-синего цвета навстречу Сазерленду:

— Позвольте представиться, доктор Сазерленд, я Роланд Мак-Коу, заместитель директора по науке и технике.

Сазерленд пожал протянутую руку:

— Рад познакомиться, мистер Мак-Коу, мне говорил о вас Билл Сток. Вы, если не ошибаюсь, пришли в Лэнгли из ВМС?

— Так точно. И по сию пору никак не могу освоиться на суше, здесь, в Компании.[4] Выпьете что-нибудь?

Сазерленд отказался. Мак-Коу подошел к бару на колесиках, влил себе в стакан щедрую порцию крепкого шотландского виски и в отдельный стакан — содовой. Тем временем Сазерленд, исподволь наблюдавший за ним, отметил военную выправку, негнущуюся, неестественно прямую спину, что объясняло, на его взгляд, тот факт, что костюм сидел на нем, как на вешалке, а не на мужской фигуре.

— Билл сейчас подойдет, доктор. Прошу присаживаться, — он показал, на какой именно стул следует сесть Сазерленду. Тот сел, скрестив ноги, и аккуратно расправил серые фланелевые брюки, чтобы не помять складку. Спортивного покроя пиджак цвета соломы, голубая рубашка и бордового цвета галстук довершали его туалет: было воскресенье, а по выходным дням костюм он из принципа не носил. Тем более в данных обстоятельствах, зная заранее, что люди, с которыми он должен встречаться, наверняка все будут в костюмах. А ему хотелось от них обособиться, хотя бы в одежде.

Тем временем в столовой появился Уильям Сток, заместитель директора ЦРУ, начальник научно-технического управления.

— Честер, сиди, не вставай, — бросил он на ходу Сазерленду, который порывался подняться. — Привет, Роланд, ага, нам придется вас догонять, как я посмотрю. — Он не останавливаясь прошел к бару, налил себе водки с тоником. — Честер, прими мои соболезнования по поводу постигшего тебя горя. Страшная трагедия! Упаси Бог такое пережить.

Четвертым за столом оказался субтильный, хрупкий индус в толстых роговых очках — некто доктор Золтар Калмани, чье имя было известно Сазерленду по профессиональной периодике. Признание ему принесли работы о воздействии на поведение человека фармацевтических, в частности наркотических, препаратов. Калмани пил белое вино и курил тонкие, из сигарного табака, сигареты «шерман», которые, по его собственному, произнесенному невыразительным, писклявым голосом, признанию, не содержали селитры, поэтому не вредили мужской потенции. Своей шутке он сам же первый и засмеялся — дребезжащим, надтреснутым смехом, больше похожим на хихиканье.

Разговор вертелся в основном вокруг будничных тем, пока официанты в белых смокингах разносили креветки с соусом, предлагали на выбор филе трески на пару́ в миндальной пудре или лондонский бифштекс на вертеле с гарниром из листьев салата в особом соусе и крохотных клубеньков отварного картофеля, а также кофе по-турецки с шербетом — лимонным или малиновым. (В ЦРУ гордились внешним аристократизмом — в забвение отнюдь не аристократического характера деятельности.)

Когда, убрав посуду, вышел из столовой последний официант, Билл Сток лично запер на ключ дверь и вернулся к столу:

— Предлагаю рюмку коньяка после обеда.

На приглашение откликнулся с энтузиазмом один Мак-Коу, остальные отказались.

Вынув из нагрудного кармана записную книжку, Сток открыл ее на известной ему странице с лаконичной записью из шести нумерованных строк. Из того же нагрудного кармана он извлек механический карандаш и, щелкнув запорной кнопкой, произнес:

— Пункт первый. Доктор Калмани продолжил по ряду направлений доставшиеся нам от МКАЛТРА исследования, большую часть которых выполнил в свое время присутствующий здесь доктор Сазерленд, за что, Честер, прими нашу благодарность.

Сазерленд, переменив положение ног, кивнул в знак признательности:

— Вот теперь, пожалуй, я от рюмки коньяка не откажусь.

Сток разлил коньяк, потом вновь обратился к записям в блокноте.

— С тех пор пришлось урезать масштаб и кое в чем изменить направление работ, особенно в части экспериментальных исследований, но, может быть, оно и к лучшему. Анализ программы силами общественных экспертиз подсказал целесообразность более взыскательной оценки ряда ее составных частей. От многих ранее достигнутых результатов пришлось попросту отказаться, что отнюдь не является критикой в твой адрес, Честер.

— Я так и понял твои слова, Билл.

— То был этап углубленного анализа каждого мало-мальски перспективного направления, инвентаризации имеющихся наработок во всех потенциально значимых областях исследований, разрешенных законом, без права обойти вниманием хотя бы одну из них. Теперь, однако, в связи со снижением общественной активности нерационально отказываться от продолжения работ на основе проверенных и экспериментально подтвержденных результатов ранее проведенных исследований. Ты не согласен со мной, Честер?

Сазерленд кивнул в подтверждение его слов. На самом деле он в эти несколько минут окончательно понял, что напрасно приехал сюда. Зачем вообще его пригласили на эту встречу? Ведь всего неделю назад в беседе с президентом Джоргенсом они всесторонне обсудили вопрос о продолжении некогда прикрытых исследовательских работ. Ему дали понять, что в дальнейшем обойдутся без его участия. И пусть себе работают, а он вот уже шесть лет как полностью устранился от всякой научной деятельности по линии ЦРУ.

В то время, когда к нему впервые обратились с подобным предложением, эта деятельность еще имела для него смысл. Его карьера в медицине разворачивалась обычным для большинства его коллег путем — через научные исследования. Именно там происходили главные события, и борьба за фонды не прекращалась ни на один день.

Он был польщен, когда ЦРУ связалось с ним, и в течение восьми лет значительную часть своего времени посвящал разработке проекта МКАЛТРА, высокосекретной программы, которая занималась изучением наркотиков и гипноза в качестве эффективного средства воздействия на сознание и поведение людей. Гипноз был его специализацией, хотя он принимал участие и во многих исследованиях чисто фармакологического характера. В своих работах он получил карт-бланш, деньги не были проблемой. Ставкой же была безопасность страны, по крайней мере, так ему сказали.