Нынешняя неразбериха была на руку только СССР, который теперь сможет еще больше усилить свое проникновение в жизнь Нигерии. Трудно предположить, что они так уж близко к сердцу принимают интересы нигерийского народа, потому что продолжение войны и им на руку, ибо правительство Нигерии все больше оказывается у них в долгу.
По существу, вероятно, никто не сможет найти выход из нынешнего тупика до тех пор, пока нигерийское правительство не осознает, что его собственные интересы и необходимость прекращения огня стали синонимами. Подобной перемены во взглядах можно добиться только рядом дипломатических инициатив, сделать действенными которые под силу только великим державам.
В случае, если обе стороны проявят желание прекратить огонь, этот процесс должен пройти под наблюдением либо сил по поддержанию мира, либо какого-то международного по составу органа или — что предпочтительнее — Державы-протектора, приемлемой для обеих сторон. Только на этой основе может стать успешной любая гуманитарная помощь, достаточная по объему.
Когда начнется процесс возврата к нормальному положению, необходимо будет провести переговоры для определения формулы установления длительного мира. В настоящее время кажется невозможным, что какая-либо подобная формула может оказаться успешной, если в ее основе не заложена четко выраженная воля народа. Это предполагает проведение в какой-либо форме референдума, по крайней мере среди этнических меньшинств, чья судьба стала одним из ключевых моментов нынешней войны.
Мало кто всерьез полагает, что у государства Биафра в пределах только Иболенда, который сегодня в Нигерии носит название Восточно-Центрального штата, отрезанного от моря и со всех сторон окруженного Нигерией, есть много шансов на выживание. А нигерийцы одним из опорных столпов своей доктрины сделали предположение, что не-Ибо, живущие в тех местах, которые теперь в Нигерии называют Юго-Восточным штатом и штатом Риверс, Ибо против их воли принудили к участию в отделении. Этот вопрос стал настолько острым, что его нужно хорошенько исследовать. Пока что только генерал Говон отказывается от этого, хотя следует признать, что нынешние обстоятельства отнюдь не благоприятствуют проведению референдума. И все-таки, если бы он был сейчас проведен, то выиграла бы Нигерия, потому что ее армия оккупирует эти земли, а миллионы людей, принадлежащих к этническим меньшинствам и поддерживавшие Биафру, стали беженцами в неоккупированной зоне. И все равно, условия для проведения референдума следует создать до того, как он будет проведен, способом, который не вызовет возражений ни с той, ни с другой стороны.
В идеале подобная операция должна проводиться под наблюдением державы-протектора, при условии, что федеральные войска останутся на все это время в казармах.
Но каковы бы ни были предположения и расчеты, сегодня все они являются чисто спекулятивными и такими и останутся, до тех пор, пока не решен вопрос о прекращении огня. Но не будет спекулятивным заверение в том, что по состоянию на конец 1968 г. народы, живущие к Востоку и Западу от Нигера, стали абсолютно несовместимы, и в ближайшем будущем нужно будет хоть как-то разделить их, чтобы избежать нового кровопролития.
Чем дольше откладывать принятие этих мер, тем хуже станет положение, глубже — ненависть, более неукротимым — гнев и мрачными — предзнаменования.
Пост Постскриптум
В течение первых трех месяцев 1968 года обстановка в Биафре едва ли вообще изменилась. Обе армии все еще ведут ожесточенные бои, нехватка продовольствия, по свидетельствам таких очевидцев как профессор Гарвардского университета Джин Майер и сенатор-республиканец от штата Нью-Йорк Чарлз Гуделл, означает, что Биафра стремительно движется ни к чему иному, как к массовому голоду. Нет никаких изменений и в политике британского правительства.
С чисто военной точки зрения за три месяца, с 1 января по 31 марта 1969 года, у Биафры были и некоторые потери, и некоторые приобретения. В течение первых 2 месяцев биафрцы следовали своей новой военной доктрине «окружай и обходи», избегали крупных столкновений с нигерийцами и только отражали их атаки с заранее подготовленных оборонительных позиций, а сами ограничивались уничтожением изолированных передовых отрядов нигерийцев, устраивали помехи на дорогах, по которым шло их снабжение и окружали главные места сосредоточения их войск. Так окружение 4 тысяч солдат федеральных войск в Оверри, законченное как раз перед рождеством 1968 года, удалось сохранить после тяжелых боев вдоль главной дороги из Порт-Харкорта в Оверри. В начале февраля нигерийцы прорвали блокаду на пять дней, и нескольким грузовикам удалось прорваться в город. Однако биафрцы восстановили свой контроль за дорогой, и нигерийцам пришлось сбрасывать продовольствие своему гарнизону с самолетов. Дальше на восток вокруг Абы тактика биафрцев была той же самой.
По возвращении из Биафры господин Уинстон Черчилль в марте сказал автору, что биафрцы возили его в деревню Эбери, примерно в 10 милях к юго-западу от Абы. Это была поразительная новость, потому что в конце августа автор видел как Уильямс, Эразмус и тысяча их десантников шаг за шагом оттеснялись от Эбери, в то время как III федеральная дивизия полковника Адекунле безжалостно продвигалась к северу. И то, что биафрцы не только вернулись в Эбери, но и смогли привезти туда на грузовике иностранного корреспондента, означало, что хотя бы в одном районе они продвинулись значительно дальше 25 миль от тех позиций, которые занимали в конце сентября.
То, что биафрцы находятся так близко к Азумини, в 14 милях к юго-востоку от Абы, служит признаком того, что они пользуются все той же тактикой, что и при окружении Оверри: удар с обеих сторон с обхватом по флангам, за которым следует нанесение решающего удара по главной дороге для того, чтобы перерезать линии коммуникаций.
Дальше на севере обстановка сложилась для биафрцев не так благоприятно. С 30 сентября 1968 года, т. е. в течение почти 6 месяцев, нигерийцы были больше заняты укреплением не знаменитой III дивизии, а менее мобильной Второй, располагавшейся в Энугу, Первой — в Ониче.
В начале марта 2 Дивизия одновременно атаковала в направлении к западу от Авки и к востоку от Оничи, заделав таким образом десятимильную брешь в районе дороги, чего им не удавалось сделать в течение предыдущих 12 месяцев. Биафрцы контратаковали и отбили этот участок дороги. В конце месяца за обладание этим последним 68-мильным участком дороги из Энугу в Оничу все еще шли ожесточенные бои. В последнюю неделю марта I дивизия предприняла сильнейшее наступление из Окигви, явно намереваясь взять Умуахью. Вполне возможно, что это наступление было специально рассчитано по времени так, чтобы совпасть с визитом Вильсона в Нигерию, но была и еще одна вероятная причина — начало сезона дождей. К середине апреля ежегодные муссоны приносят долгие дожди, которые продолжаются до октября. Полковник Оджукву рассчитывал именно на муссоны, чтобы помешать ночным бомбардировкам аэропорта Ули и парашютированию продовольствия, с помощью которого 4 тысячи усталых федеральных солдат гарнизона Оверри могли сохранить свои жизни. Дожди должны были размыть грунтовые дороги, по которым в сухой сезон могли пройти передовые отряды британских бронемашин, но которые становились непроходимыми в сезон дождей. Нигерийцы не хуже полковника понимали, что надо опередить дожди, которые биафрцы любили, потому что они помогали обороняющимся, а нигерийские солдаты, находившиеся за много миль от дома, начинали ненавидеть.
В эти же 100 дней произошел еще один — очередной — взрыв интереса к Биафре в Парламенте, прессе и обществе Британии, и у тех немногих журналистов, которые в почти полном одиночестве до сих пор придерживались того мнения, что военное решение проблемы невозможно, появились новые союзники. «Брешь доверия» была расширена Уинстоном Черчиллем. С поручением от «Таймс» написать серию новых репортажей и статей он прибыл сначала в Нигерию, а потом в Биафру. Вернувшись оттуда, он потом признал, что после посещения Нигерии был совершенно убежден, что гражданские центры и лагеря беженцев не подвергались постоянным бомбардировкам и что число жертв голода было очень преувеличено. Это убеждение, сказал он, появилось у него под влиянием настойчивых заверений британского Верховного Комиссара в Лагосе, сэра Дэвида Ханта, и британского военного атташе полковника Боба Скотта. Но несколько дней, проведенных в Биафре, явились как бы толчком. Господин Черчилль пришел к выводу, что никто в британских официальных кругах и представления не имеет о том, что происходит на самом деле. Он стал первым журналистом, у которого хватило храбрости сказать (в первом же репортаже), что ему стыдно признать, что он попался на удочку ложной информации, подсунутой ему в Лагосе.