— Да не за ремонт, а за то, чтобы ты заранее могла с врачом познакомиться, обсудить с ним возможные сценарии родов, твое отношение к тем или иным манипуляциям… — роль главного вещателя в итоге перетянула на себя Наташка.

— Ага, обсуждай — не обсуждай, положат с монитором, и никуда не денешься! — не уступала обиженная Малина.

— Конечно, в родах возможны разные варианты развития ситуации. Но если женщина к ним подготовлена, она гораздо спокойнее воспринимает любые действия врача, потому что понимает, зачем они нужны. Тем более что у нее все-таки тоже есть право голоса.

— Да что, мне с врачом спорить что ли? Откуда я знаю, что надо, а что нет? Я ж не училась этому семь лет! — Малина пыталась сопротивляться.

— Вот именно, любого нормального врача бесят такие вот умные: «Это мне не колите, то не трогайте, пузырь не прокалывайте, ах, я за естественные роды, не смейте меня стимулировать!» И каждую минуту: «А сейчас вы что делаете? А зачем?» — в итоге и себя губит, и ребенка спасти не дает! — это был редкий случай, когда Юлька соглашалась с Малиной.

— Любой нормальный врач, между прочим, во–первых, не лезет к роженице каждую минуту, а во–вторых, обязан предупреждать обо всех манипуляциях и спрашивать на то ее согласие. А если все это обсудить заранее, то споров в родах не возникнет! — Наташка упорствовала: — Конечно, врач больше знает и женщина обязана ему доверять. Но и сама она не должна быть совсем уж пассивна, в конце концов, никто за нее не родит, это ее роды и ее ребенок!

— Да–а, прекрасно! На полном раскрытии только высокоинтеллектуальные беседы вести! Да меня так колбасило — вообще ничего не соображала! — завелась Юлька.

— Готовиться надо к родам, чтоб не колбасило! Некоторые специально для переговоров с врачами мужа с собой берут или сопровождающего! И, между прочим, по отзывам многих родивших, медперсонал в их присутствии ведет себя гораздо более сдержано и корректно, — чувствовалось, что отзывов о родах Наташа прочла в Сети немало.

— Не знаю, с каким персоналом ты общалась, но мои источники утверждают, что мужья только мешают — мало врачам роженицы, так еще приходится упавших в обморок мужиков откачивать, — у Юльки всегда были заслуживающие ее безграничного доверия источники.

— Они просто не подготовились к родам! — стояла на своем Наташка.

— Вы меня извините, но я своего Тимура там вообще представить не могу. Он и на УЗИ‑то со мной не ходил — чем бы он в родилке занимался? — вступила Малина.

— Как чем? Смотрел бы в гущу событий и сожалел об упущенной возможности стать гениальным гинекологом! Только потом тебя как женщину уже бы не воспринял, — Юлька по–прежнему была с ней солидарна.

— Это ерунда полная! Кто тебе такую чушь сказал? Ты вообще общалась когда‑нибудь с парами, прошедшими совместные роды? — Наташка не сдавалась.

— Ага. Общалась. Пока они пары — расписывают, будто все прошло идеально, а когда жена выходит, муж шепотом говорит, что большего ужаса в своей жизни не испытывал, — Юлька отказывалась признавать, что может быть по–другому.

— То есть на основе одного–двух негативных случаев, ты делаешь вывод о том, что это вообще не может быть приемлемо ни для кого? Но это просто некорректно! Сама Наташка слегка лукавила. То есть она искренне верила во все, что говорила, но личный опыт в качестве примера привести не могла. Окончив школу будущих родителей, изучив всю доступную литературу, заключив контракт и подготовившись к родам настолько, насколько это вообще возможно, она в итоге столкнулась с экстренным кесаревым из-за начавшейся отслойки плаценты. С облегчением или сожалением это воспринял ее муж, мне неизвестно, но в операционную его, конечно же, не пустили. Так что Наташкины рассказы оставались теорией, подкрепленной лишь чужой практикой лекторов с курсов и виртуальных собеседниц из Интернета.

Вообще-то, реальная позитивная практика была у меня. Но я, особенно поначалу, побаивалась влезать в «песочные баталии», как минимум потому, что не видела в этом особого смысла. Ну, расстроится Малинка, что жизнь прошла мимо, Наташка что-нибудь умное подытоживающее выдаст, Юлька съехидничает — оно мне надо? Все равно ведь у каждой своя правда… Малинке, действительно, наверное, не стоило бы тащить супруга на роды — зачем насиловать хрупкую мужскую натуру, если она сама к этому не рвется? А курсы, которые пропагандируют модную нынче естественность, только сбили бы их с толку — с безграничным доверием Малинки к любым внешним источникам она еще бы рожать в море поехала. То, что она не представляла себе роды… Ну, не испытывал человек потребности в информации — не станешь же ее насильно вдалбливать, все равно не застрянет…

Юльку на курсах для беременных я вообще представить не могла, особенно после зачитанного до дыр справочника по акушерству. По–моему, она даже упоминала, ссылаясь на мужниных приятелей–журналистов, что все школы для будущих родителей якобы финансируются какой-то сектой, их руководители ведут себя как сектанты и программируют на какую-то ересь. Ну и, безусловно, по ее мнению, все они вымогатели, впаривают внушаемым беременным свои недешевые услуги — от сопровождения в роддом до домашних родов. То, что курсы бывают разные, что знание не только приумножает скорбь, но и порой приуменьшает ее, что, в отличие от того самого справочника, на курсах описывают нормальные здоровые роды, а не все возможные отклонения от них — думаю, Юльке все равно не удалось бы доказать. Так зачем было ее дразнить? В конце концов, чтобы позволить воткнуть иголку себе в спинной мозг тоже нужно мужество — я вот на это ни за что бы не решилась, даже под страхом гильотины… Конечно, бывают ситуации, когда без эпидуралки совсем никак — на занятиях нам объясняли, что нет смысла просто так геройствовать, — и даже медикаментозный сон бывает необходим, чтобы остались силы к потугам, но все-таки мне хотелось обойтись без этого. Наверное, курсы запрограммировали — по Юлькиной версии.

Ну и Наташке не хотелось травить душу — она больше меня была настроена родить на пять с плюсом, «правильно». А вышло вон как… Видимо, им на курсах не рассказывали о возможных рисках. Нам же их честно озвучивали, чтобы мы действительно были морально готовы к любому развитию событий. А ее группу более категорично настраивали на непременную естественность родов, поэтому кесарево было для нее как удар обухом по голове. Наташке казалось нелогично, что она девять месяцев вела себя «на пятерку», готовилась, готовилась, а «экзамен» отменили — так, «зачет автоматом» поставили… Другая бы, может, и радовалась, но Наташка слишком хорошо понимала, что при всех плюсах кесарева (без него ни ее, ни Юраши просто могло бы уже не быть) в определенных ситуациях, для ребенка все-таки полезнее родиться «обычным» способом, да и полостная операция — это не нормальный физиологичный процесс, к которому тебя подготовила эволюция. Но опять-таки, выбора не оказалось — все решила плацента, а Юраша и его родители оказались перед фактом…

Так что по дороге домой, глядя на Нюську, я просто вспоминала, как в тот день, а вернее, ночь, мы с мужем позвонили врачу, уточнили по частоте схваток, что уже рожаем, и спокойно доехали до роддома, где обнаружилось раскрытие шейки на семь сантиметров. Мы были совершенно спокойны, уверены, что все пройдет хорошо, настроены на определенную работу. Между схватками я перечитывала конспект с курсов, с очередной волной отработано пыхтела, после чего разговаривала с Нюськой и объясняла, что осталось немножко потерпеть и все кончится, а точнее начнется… Оказалось, что роды — это ужасно нудно, сначала прихватывает, но потом отпускает — и гуляешь себе по родблоку, не знаешь, чем заняться… Я улыбалась, вспоминая, как смеялся муж над моими вскриками в переходном периоде: «Я рожаю!» — «Вообще-то, уже давно». После просмотренных на курсах фильмов, вид рожающей женщины был для него уже вполне привычным, так что никакой нашатырь не потребовался. Да и скучать ему, в общем, было некогда — разговор поддержать, спину помассировать, до туалета проводить, просто поцеловать… На потугах ему предложили выйти, но он отказался, стоял рядом и вместе с акушеркой и врачом подбадривал меня, а потом первым увидел нашу дочку: «Привет, Танька!» Я еще раз порадовалась, что в роддоме мы все лежали в одной палате — втроем. После этого дома нам было уже совсем спокойно, никакой паники: «что же теперь с этим делать?» — привыкли.