Наш паровоз летит вперед,

В коммуне остановка...

На стене пакгауза из гофрированного железа было написано: «Лозунг В. И. Ленина - «Ликвидировать неграмотность к 1927 году, то есть к 10-летнеи годовщине— должен быть осуществлен! Вперед же к знанию, отсталых быть не должно!»

У почты висело большое объявление, написанное от руки- «Неутомимый путешественник-этнограф В. К. Арсеньев сделает доклад о своих путешествиях по северу Приморской области и нашему Камчатскому полуострову в здании Петропавловской школы II ступени».

«Обязательно пойду, — решил Северов, вспомнив, как ему всегда нравились статьи и очерки Арсеньева, которого он, к сожалению, ни разу не видел. У Ивана Алексеевича была мысль познакомить Арсеньева с записками и документами своего отца и Лигова. — Возможно, они заслуживают того, чтобы их опубликовать».

Но Ивану Алексеевичу не суждено было встретиться с Арсеньевым. Когда он вечером в каюте на «Веге-4» собирался на лекцию и по привычке второй раз за день брился, из губкома партии пришел посыльный. Северова просили прийти.

Иван Алексеевич, забыв о лекции, шагал в гору к зданию губкома и старался догадаться, зачем он потребовался. Рассыльный, молодой парень, на его вопрос только пожал плечами:

— Не знаю!

Секретарь встретил Северова в кабинете, стоя у стола. Выглядел он усталым. «Как будто даже постарел за эти немногие часы, — подумал Иван Алексеевич. — Работает много. Да и забот сколько! Лицо серое, под глазами синева, мешки. Курит много. Вон окурки какой горой высятся. Даже в пепельнице не помещаются».

Северов не успел сказать «добрый вечер», как секретарь заговорил:

Иван Алексеевич, вам в жизни со многими трудностями приходилось встречаться. Я уверен, что и новые вы так же мужественно встретите...

Что-нибудь случилось? — Северов одновременно подумал о жене, брате, Журбе, о флотилии. — Говорите

- Ваш друг, Джо Мэйл... - секретарь помедлил и протянул капитану листок радиограммы. — Читайте радиограмму Шахматовой.

— Что с Джо? — почти крикнул Северов, чувствуя, как у него холодеет в груди. — Что с Джо?

Он схватил листок бумаги, и у него перед глазами запрыгали буквы, слова. Иван Алексеевич читал: «Вега-первая» вернулась с трупом матроса Скрупа Капитан Ханнаен и гарпунер Бромсет утверждают что его убил механик Джо Мэйл и бежал с судна на берег во время стоянки Свидетелей нет».

Северов пошатнулся, как от удара: «Джо убил Скрупа? Нет, этого не может быть. Это клевета. Я хорошо знаю Джо».

Секретарь губкома выслушал Северова, который с трудом сдерживал себя.

— Я понимаю ваше состояние, ваши чувства. Прошу немедленно идти на флотилию и все спокойно и точно выяснить. На флотилии, действительно, творятся удивительные дела. Сумасшедший Скруп ранит нашего матроса, а наш матрос якобы убивает Скрупа. Значит, теперь мы не можем Скрупа привлечь к ответственности и проверить, действительно ли он был сумасшедший? Странно, очень странно. С базы, Иван Алексеевич, радируйте мне следующим образом...

3

— Пожалуй, шторм будет, как думаете, Ханнаен? — говорил Бромсет, оглядывая потемневший океан. Гарпунер поднял лицо к небу. — А облака-то тоже штормовые, рваные.

Облака, клубясь, быстро неслись к обрывистому берегу с высокими конусами сопок. В ослепительно белые просветы лился желтый свет солнца.

— Шторм начался, но малый, — спокойно ответил Ханнаен. Он часто отбрасывал с лица длинные волосы, которые разметывал посвежевший ветер. Ветер теребил и бороду Бромсета, рвал гребни длинных волн и нес над океаном водяную пыль, обдавая ею мостик, моряков.

«Вега-1», ведя под бортами четыре туши малолетних китов, держала курс к берегу. Плавно переваливаясь с борта на борт, судно скользило с волны на волну, не зарываясь носом, не черпая воду.

Ханнаен на секунду скрылся в рубке и вышел оттуда со шнурком на голове, который схватывал волосы. Теперь они не мешали ему. В облике капитана было что-то древ-нее и дикое. Бромсет посмотрел на Ханнаена. Улыбка

шевельнула усы и бороду:

— Вы, Ханнаен, сейчас похожи на викинга. Ханнаену понравилось сравнение, но он все же заметил:

— Викинги приводили добычу в фиорды для родных, а мы таскаем китов в пустынные, забытые богом и людьми бухты.

Бромсет весело захохотал:

- В этих бухтах жизни больше, чем было в фиордах викингов!

Ханнаен не ответил. Он осторожно направил судно в бухту Моржовую. Моряки с любопытством ее осматривали. Здесь они были впервые. Высокие, пожалуй в километр, отвесные скалистые берега поросли темно-зеленым кедрачом.

Бухта далеко вдавалась в сушу. Все дышало суровостью, спокойствием Величественность природы подавляла моряков. Ханнаен дал в машину приказ уменьшить ход.

— Там, — Ханнаен протянул руку, — бухта образует два залива — Северный и Южный. В какой пойдем?

Бромсет не торопился отвечать. «Надо взглянуть на заливы. Какой лучше заткнуть «пробкой» и сколько для этого потребуется туш?» Перед моряками открылись сразу оба залива. Южный — тихий, спокойный, до него не доходят штормовые волны: вход в залив круто повернут от бухты. Бромсет пристально разглядывал в бинокль заливчик и в его глубине заметил речку. Как раз в это время на речку упал луч солнца из просвета туч, и она засверкала, заискрилась. Было видно, что речка сбегала с гор.

«Очень удобная для нереста рыбы», — определил Бромсет. и перед ним возникла картина: крупные лососи, один к одному, плотным серебристым строем идут в устье реки, но им преграждают путь мутные вонючие воды. Гниют китовые туши в устье реки, птицы усеяли горы расползающегося мяса, воздух тяжелый. Рыбины задыхаются в отравленной воде, жабры тщетно пытаются высосать из нее кислород, но его нет. И вот одна, за ней другая, третья... тысячная, миллионная... десятки миллионов рыбин всплывают вверх брюшками, а миллионы миллионов поворачивают назад, мечутся, подгоняемые самым сильным и таинственным законом жизни — инстинктом размножения, и, наконец, покидают бухту, уходят в поисках других бухт, рек... А эта река будет по-прежнему бежать в залив, серебристо-прозрачная, но пустынная. В ней не будет скатывающихся мальков, в нее больше никогда не поднимется рыба для нереста. Хрустальная вода будет лишь омывать кости, гору костей, которые останутся от «мягкой пробки», а затем их занесет ил, и все исчезнет...

— Юрт, Юрт, черт вас побери! — Ханнаен дернул гарпунера за рукав. — Оглохли вы, что ли? Застыли, как мороженая треска!

Гарпунер повернулся к Ханнаену, но взгляд его был еще задумчивый, отсутствующий. На какое-то мгновение ему стало не по себе от только что возникшей в воображении картины, и он жадно и быстро осмотрел бухту, услышал гул океана, облегченно повернулся и потом спросил капитана:

Что, Ханнаен?

Здесь будем ставить «пробку»?

Да! — рассердившись на себя, бросил Бромсет и с издевкой подумал: «Я, кажется, становлюсь сентиментальным». И еще резче приказал: — Тут речушка небольшая. На «пробку» двух туш хватит.

Оставив на плаву пару туш, Ханнаен с другой парой отправился в устье реки. Рискуя посадить судно на мель, он близко подвел к реке огромные туши и здесь умело завел их на отмель.

Туши возвышались из воды. Ханнаен удовлетворенно сказал:

На мертвый якорь поставлены. Через денек «пробка» начнет действовать.

А если ее смоет приливом? — Бромсет критически осматривал «пробку».

Едва ли, — Ханнаен указал на берег. — Видите, где плавник лежит. Значит, вода выше не поднимется.

Да, — согласился Бромсет. — Идемте в Северный залив...

Через полтора часа, поставив вторую «пробку», китобойное судно выходило из бухты Моржовой навстречу штормующему океану, который сейчас накатывал темно-синими с седыми гребнями волнами, гудел, точно в ярости пытался задержать китобоев, совершивших гнусное преступление против природы. Судно вышло в океан.