Безвыходное положение крепостных людей, оставшихся без всякой защиты государства перед проявлениями крайней жестокости, или, говоря языком казенных документов того времени, «неумеренной взыскательности» помещиков, приводило к последствиям, которые тревожили правительство еще сильнее крестьянских побегов, и тем более самоубийств. Покушения крестьян на убийство своих господ, грабежи и поджоги усадеб были так часты, что создавали ощущение неутихающей партизанской войны.

Это и была настоящая война, продолжавшаяся в России в течение всей эпохи существования крепостного права. Один современник писал о положении в России, что «граждане одной державы, как будто два иноплеменные народа, ведут между собою беспрерывную брань», а полицейские донесения из губерний и уездов напоминали собой фронтовые сводки о боевых потерях. Вот, например, совершенно типичный отрывок из доклада жандармского офицера на «высочайшее» имя за 1845 год: «В продолжение минувшего года: убито крестьянами 8 помещиков и 9 управителей, безуспешных покушений к тому обнаружено 12… Кроме того, в 11 имениях открыты зажигательства крестьянами домов своих владельцев… Жестокости владельцев над своими крестьянами обнаружены в 9 имениях; 24 помещика и 70 управителей уличены в смертельном наказании крестьян. Число умерших оттого простирается до 80 человек обоего пола, исключая 9 малолетних и 34 мертворожденных вследствие наказаний». За другие годы всегда то же самое, и обычная запись звучит приблизительно так: «В минувшем… году лишены жизни крестьянами своими помещики полтавской, смоленской, гродненской и тверской губерний… в смертельном наказании крестьян замечено 16 владельцев и 59 управителей. От жестоких наказаний умерло крестьян обоего пола 54, малолетних 5, рождено мертвых младенцев 17, доведено до самоубийств 5 человек; всего 81 человек, менее против минувшего года 26 случаями…»

В этой жутковатой статистике важно обратить внимание на слова — обнаружено, замечено иуличено. Дело в том, что в действительности подобных происшествий было намного больше — до сведения полиции далеко не всегда доходила информация о совершенных убийствах, поджогах и покушениях, во многих случаях не находилось достаточных улик для обвинения и признания обстоятельств смерти насильственными, и дело оставляли «на волю Божию». Но, так или иначе, ежегодно в стране гибло или получало увечья множество людей — жертв необъявленной гражданской войны.

Со времени правления Екатерины II нападения на дворян становятся регулярными, а убийства совершаются с особой жестокостью. Правительство получало тревожые сведения практически из всех губерний — перепуганное дворянство жаловалось на то, что не чувствует себя в безопасности в собственных имениях, и предпочитало жить в городах, под охраной солдатских гарнизонов. Депутат Уложенной комиссии Похвиснев сообщал, что «уже многие помещики учинились несчастною жертвою свирепости» от своих слуг, а суздальские дворяне, также приводя факты «смертных убийств и мучительных поруганий» помещикам и помещицам, настойчиво просили себе защиты.

По сведениям, собранным графом Н.И. Паниным, только за пять лет, с 1764 по 1769 год, и только в Московской губернии нападения на господ были совершены в 27 имениях, в результате чего погибли 30 дворян (21 мужчина и 9 женщин). И это не считая нескольких неудачных покушений. Интерес Панина был вызван в первую очередь тем, что в 1769 году крестьянами был убит его двоюродный брат, генерал-аншеф Н. Леонтьев, состоявший также в родстве со многими влиятельными людьми, близкими к императрице, такими как фельдмаршал Румянцев и княгиня Е. Дашкова.

Дворянство было озадачено смертью Леонтьева, рассудив, что если такой знатный человек не безопасен от холопского возмездия, то на что же надеяться обычным помещикам, тем более что почти в то же самое время «благородное» общество было потрясено очередным покушением. В Петербурге дворовые люди напали на генеральшу Храповицкую, мать статс-секретаря императрицы А. Храповицкого. Покушение произошло ночью в собственном доме госпожи. В заговоре принимали участие 6 человек, среди них близкие Храповицкой слуги — две дворовые девушки, кучер, личный парикмахер. Сама генеральша рассказывала, что в ночь на 1 мая ее внезапно разбудил шум в дверях. При свете ночника она успела заметить только своего парикмахера, после чего ее ударили по лицу, опрокинули на кровать и начали душить. Храповицкая отчаянно сопротивлялась и успела закричать, позвать на помощь. На крики госпожи поначалу никто не явился, но послышался истеричный вопль одной из служанок, спавший дом начал оживать, и нападавшие, испугавшись, выбежали вон. Вскоре их схватили и началось следствие. Они чистосердечно сознались в намерении убить свою госпожу, которая, по их словам «до своих крепостных людей весьма зла… завсегда их безвинно бьет и морит голодом». Все обвиненные в покушении были строго наказаны,[18] но выявленные следствием жестокие поступки генеральши заставили Екатерину II распорядиться при этом о взятии имения Храповицкой в опеку.

Случаи с гибелью Леонтьева и покушением на убийство Храповицкой примечательны в превую очередь тем, что доказывают крайнюю избирательность крестьянских расправ над помещиками. Как правило, месть подневольных людей распространялась на тех господ, кто особенно отличался своим суровым управлением при попустительстве и бездействии властей. В частности, генерал Леонтьев был так жесток, что крестьяне несколько раз наряжали ходоков с жалобами императрице на его поступки. Жалобщиков неизменно пороли кнутом и отправляли обратно. Но поведение генерала было столь очевидно несправедливо, что незадолго до его гибели сам Н. Панин имел с ним разговор, настойчиво убеждая брата, чтобы он «старался пользоваться правом господства, последуя человеколюбиюи принимая в рассуждение силы крестьянские»… Леонтьев не послушал предостережений и вскоре был убит у себя в усадьбе выстрелом через открытое окно.

Случаи покушений множились год от года, продолжаясь до самой отмены крепостного права. Вне зависимости от времени, когда было совершено убийство, и его способов, причина их всегда была одна и та же. По словам Заблоцкого-Десятовского, «чаще всего крестьяне побуждаются к тому отчаянием, не видя ни в ком уже себе защиты». Дворянин Кучин к своим крепостным «лих был и часто бивал». Убить его согласились все крестьяне и дворовые, но выбрали для этого дела несколько человек. Они ночью вошли к нему в спальню и стали душить подушкой, держа за руки и за ноги. Кучин вырывался, просил пощады, кричал: «или я вам не кормилец?», но не умолил своих карателей. Труп бросили в реку. Помещик Краковецкий не давал прохода крестьянским девкам и бабам, принуждая их к связи с собой, наказывал сопротивлявшихся. Одна из девушек согласилась для видимости на приставания сластолюбивого барина и назначила ему свидание на гумне, сговорившись предварительно с подругами и кучером Краковецкого. Когда помещик пришел и расположился с избранницей на сене, ее сообщники выскочили из укрытия, кучер нанес Краковецкому удар по голове, а девушки веревкой удавили его, после чего сбросили труп в канаву. Поручик Терский имел насильственную связь с женой своего крестьянина Минаева. Приехав как-то пьяным из гостей, Терский приказал женщине идти с ним на гумно, а она рассказала об этом мужу. Тот пошел следом, напал неожиданно на барина и стал избивать его палкой, а жена — кулаками. Забили его до смерти и бросили тело под мостом. По окончании следствия крестьянина приговорили к клеймению, 100 ударам плетей и каторге. Его жене назначили такое же наказание, но без наложения клейм. В Костромской губернии дворовые и крестьяне секунд-майора Витовтова ворвались ночью к нему в дом, били руками и ногами, таскали за волосы, наконец ударили головой об пол. Витовтов был при смерти и успел только причаститься, а убийцы бежали. В Шуйском уезде Московской губернии крепостные Собакина самого помещика избили до полусмерти, а его жену зарезали. Помещица Писарева застрелена из ружья в окно, рязанский помещик Хлуденев задушен дворовыми на постели…