Однажды вечером, когда они смотрели на спящего Мэттью, Олли сказал:

— Мэри, иногда мне кажется, что мы поступаем дурно, скрывая сына от Перси.

Мэри охватила паника, и она поспешно увлекла супруга в сторону от плетеной колыбели.

— Нет ничего дурного в том, что мы оберегаем малыша от ошибки, которую совершили мы с Перси. Теперь ты - его отец, и ты не должен терзаться чувством вины. У Перси будет еще много сыновей. А у нас есть только Мэттью. Подумай, что станет с Перси, если он узнает, что ребенок - его.

Она потянула за нужную ниточку. Олли накрыл ее руку своей.

— Мы больше не будем поднимать эту тему.

Однажды Олли спустился вниз по просьбе консьержа. Он вернулся с двумя письмами, одно из которых было уже вскрыто. Выражение его лица было мрачным.

— От моего отца, — сказал он. — Письма следовали за нами по всей Европе.

— Что случилось? — спросила Мэри.

— Перси... женился.

Ожерелье, которое Мэри собиралась застегнуть, выскользнуло у нее из пальцев и со звоном упало на крышку стола.

— На ком? — прошептала она.

— На Люси.

Мэри испугалась, что лишится чувств.

— На Люси? Ты сказал — на Люси?

— Да. На Люси Джентри.

— Боже мой! На Люси?— Мэри истерически рассмеялась. — Перси женился на Люси? Как он мог? Как он мог?

— Не сомневаюсь, что то же самое Перси может сказать и о тебе, — заметил Олли, неодобрительно нахмурившись, что случалось крайне редко. Он вскрыл второе письмо. Быстро пробежав его глазами, он встретился с Мэри взглядом в зеркале. — Хорошо, что ты сидишь, потому что тебя ждет еще одно потрясение. Люси беременна. Они с Перси ждут ребенка, который должен родиться в апреле следующего года.

Когда они в тот же день встретились с Майлзом, Мэри обнаружила, что ей трудно уследить за нитью разговора, и едва притронулась к угощению. Говорил главным образом Олли. Мариетта отсутствовала. Она «вышла из строя», коротко пояснил Майлз, избегая смотреть сестре в глаза. Выглядел он хуже, чем когда уезжал из Хоубаткера. Он похудел, щеки ввалились, зубы стали коричневыми от табака. Плечи его поношенного костюма усеивала перхоть, сыпавшаяся с тонких сухих волос.

Когда Олли, извинившись, вышел в туалет, Майлз впервые взглянул Мэри в лицо.

—Я всегда думал, что ты выберешь Перси.

— Что ж, ты ошибся, верно?

Брат покачал головой.

— Ты и Олли. Перси и Люси. Все как-то неправильно. Что случилось? — Не получив ответа, он обнажил в ухмылке зубы. — Дай угадаю. После того как град уничтожил урожай, ты увидела возможность спасти плантацию. Перси не дал бы тебе ни цента на Сомерсет, но зато женился бы на тебе.

— Давай сменим тему, не возражаешь? — сквозь зубы предложила Мэри.

— И о чем мы будем говорить? О маме? Что-то мне подсказывает, что она умерла не во сне от сердечного приступа.

— Если бы ты был там, то смог бы увидеть все собственными глазами.

Майлз пригладил волосы исхудавшей рукой, и знакомый жест вызвал в душе Мэри бурю воспоминаний.

—Я тебя ни в чем не обвиняю, Мэри. Просто на нее это совершенно не похоже — встать с постели, в которой она провела столько лет, чтобы устроить вечеринку в честь твоего дня рождения.

—Я тоже так думала, но именно это она и сделала. Очевидно, затраченные усилия оказались чрезмерными. И я надеюсь, что ты действительно ни в чем меня не обвиняешь, Майлз. Человек, бросивший мать и сестру, которые отчаянно нуждались в его помощи, вряд ли имеет право тыкать пальцем в других, обвиняя их в пренебрежении семейными обязанностями.

Вернулся Олли. При виде зятя, ловко управляющегося с костылями, Майлз заметил:

— Позаботься об Олли, сестренка. Его послали тебе боги. И лучшего мужа тебе не найти. Надеюсь, ты это понимаешь.

— Конечно.

Через неделю ДюМонты уже плыли домой, рассчитывая попасть к сбору урожая. Был конец сентября. Их сыну исполнилось пять месяцев, но никто из тех, кто ворковал над малышом на борту корабля, не усомнились в словах его родителей, уверявших, что он прожил на земле на восемь недель меньше.

Сидя на веранде, Мэри Толивер ДюМонт открыла глаза. Солнце спряталось за конек крыши, и его ослепительный блеск уже не резал глаза. Юбка ее зеленого льняного костюма измялась на коленях. На несколько мгновений Мэри растерялась, не в силах сообразить, где она. На столе рядом с ней стояло ведерко для шампанского, из растаявшего льда торчало горлышко почти пустой бутылки «Татенжэ». Отпечатки губной помады на кромке бокала подсказали Мэри, что из него пила она – и в гордом одиночестве.

На дворе одна тысяча девятьсот восемьдесят пятый год, вспомнила она. Август. Она сидела на веранде собственного дома.

Путешествие в прошлое получилось долгим. Только воспоминания о рождении сына да странный холодок, пробежавший по спине, заставили ее вернуться в настоящее. Полет на волшебном ковре-самолете завершился. Ей захотелось сойти с него. Под грудиной у Мэри поселилась ноющая боль, но так бывало всегда, стоило ей вспомнить о Мэттью.

Ах, если бы только она знала, каким могло бы быть ее путешествие в прошлое! Ее жизнь могла пойти совсем по иному пути. Перси прибыл на поезде на следующий день после их с Олли отъезда. Если бы он позвонил родителям и сообщил о том, что возвращается, Мэри отменила бы свадьбу и у них с Перси осталось бы достаточно времени, чтобы все исправить. Если бы только она не остановилась в тот день возле хижины, умирая от желания ощутить прикосновение его тела к своему... Если бы Перси согласился поставить свою подпись под ее заявлением... Как выяснилось впоследствии, Перси не потерял бы ни цента. На следующий год урожай оказался настолько обильным, что позволил Мэри выкупить «Находку». А еще через год она внесла последний взнос по закладной, и Сомерсет вновь стал безраздельно принадлежать ей.

Но, разумеется, дело было не в деньгах. И они оба это понимали.

Ее уловка сработала, все поверили в то, что она вышла замуж за Олли ради того, чтобы спасти Сомерсет. Город ожидал, что он станет ее послушной марионеткой, но Олли удивил всех. Он не был ничьей марионеткой, несмотря на все свое дружелюбие и желание угодить. Их брак был удачным, ведь в основе его лежали уважение и поддержка. Мэри оставалась верна мужу, даже когда он умер и они с Перси вновь могли бы жить вместе, но, конечно, к тому времени было уже слишком поздно.

Мэри грустно покачала головой. Слишком много «если бы», и последствия оказались губительными для всех. Перси и Люси. Мэттью и сын Перси, Вайатт. Майлз и мама. Уильям и Элис. И Мэри Толивер ДюМонт. Всех погубил Сомерсет.

Хотя нет, одну жизнь она все-таки спасет - убережет от разочарований. Мэри понадобилось много времени, чтобы понять, что нужно сделать, но она успела, прежде чем стало слишком поздно. Завтра она слетает в Лаббок и расскажет подлинную историю Толиверов Рэйчел, расскажет ей то, чего нигде не мог прочесть Амос, раскроет ей правду, которая все эти годы оставалась погребенной под нагромождениями лжи. Она заставит Рэйчел понять. Она покажет внучке, что та совершает те же ошибки, идет по тому же неверному пути, принося те же жертвы на алтарь Толиверов, как и ее любимая двоюродная бабка, и ради чего? Мэри где-то вычитала интересное изречение: «Важна не земля сама по себе, а уроки, которые мы из нее извлекаем». Тогда она лишь презрительно фыркнула, но теперь поняла, что это правда. Сомерсет был хорошим учителем, но она не слушала его. Однако Рэйчел она заставит прислушаться, и, быть может, девочка чему-нибудь научится.

Но сначала ей нужно подняться на чердак, где стоит армейский сундучок Олли. А потом она спустится вниз и воздаст должное обеду, приготовленному Сасси. Не то чтобы Мэри была голодна. Откровенно говоря, ее тошнило. Боль за грудиной стала сильнее. Слава Богу, к ней идет Сасси.

Мэри неуверенно поднялась на ноги.

— Мисс Мэри! Мисс Мэри!— донесся до нее издалека чей-то голос, и еще одна волна острой боли окатила ее.