Учение в Багдаде дало Саади хорошее знание арабского языка, хадисов и корана, житий святых шейхов и, особенно, классической арабской поэзии.

Учителями Саади были многие выдающиеся ученые XIII века. Из них Саади часто и с любовью вспоминал двоих: Абул-Фараджа ибн-Джузи и Шихаб-ад-дина Сухраверди.

Ибн-Джузи воспитывал своего ученика как истинного праведного мусульманина, а Шихаб-ад-дин Сухраверди, известный суфий, проповедник и писатель, старался привить Саади любовь к мистическим учениям суфиев, к дервишскому образу жизни. Однако на молодого Саади больше повлияла темпераментная, жизнерадостная поэзия Мутанабби, вот почему его стихи этого периода дышат юношеской любовью к жизни и ее радостям и далеки от идеалов его духовных наставников.

Как отмечал один из исследователей «Бустана» — К. Чайкин, в произведениях Саади нас «поражает полное отсутствие признаков какого бы то ни было увлечения такими «науками», как астрология, толкование снов, алхимия и т. п., дань которым отдали почти все средневековые авторы Ирана...»[1]. Причина этого кроется, по-видимому, в самой атмосфере, царившей в учебных заведениях Багдада, во всеобщем увлечении великими арабскими поэтами и рационалистической философией. Разумный подход к объяснению явлений природы и истории общества впоследствии определил философские воззрения и практическую деятельность Саади.

По окончании учения в «Мустансирийе» молодой проповедник и поэт, следуя требованиям традиции, совершил паломничество в священный город Мекку, после чего начались его долголетние путешествия, длившиеся вплоть до пятидесятых годов XIII века.

Странствуя как обыкновенный дервиш, он не раз бывал в Мекке, где долгие дни проводил у священного «черного камня» Каабы. В Дамаске он долго жил при знаменитой соборной мечети Омейядов и коротал свои дни в молитвах и в диспутах с дамасскими учеными и богословами, а в Баальбеке «читал пламенные проповеди изнуренному народу». В Иерусалимской пустыне попал в плен к крестоносцам, они заставили его рыть рвы в Триполи. Некий алеппский купец вызволил Саади из плена, увез к себе в Алеппо и женил на своей сварливой дочери. Поэту пришлось спасаться от нее бегством. В Басре он слушал бесконечные рассказы рыбаков и ловцов жемчуга. Во время пребывания в Йемене смерть лишила его единственного сына. Поэт повидал также и далекий туркестанский город Кашгар, где был принят с большими почестями, и остров Киш в Персидском заливе. Неоднократно он бывал в Тавризе, где давал смелые наставления монгольскому хану Абака.

В пятидесятых годах поэт обосновался в Дамаске при мечети Омейядов, где и начал писать свой знаменитый «Бустан». После этого он возвратился в родной Шираз и приступил к созданию другого своего большого произведения — «Гулистан».

Во время долголетних скитаний Саади испытал много лишений, голодал, нищенствовал, ходил босой, в лохмотьях, не раз подвергался опасности. Все это красочно описано им в «Бустане» и «Гулистане».

Но никакие трудности и невзгоды не могли заставить поэта прекратить свои странствия. Он беспрестанно переходил из одного города в другой, из одной страны в другую.

К этому прежде всего побуждала его профессия странствующего проповедника, дервиша, добывавшего себе средства к жизни тем, что, собрав вокруг себя людей, читал им на улицах и площадях, при мечетях и на дорогах проповеди. Естественно, что он не мог оставаться долго на одном месте. Когда в одном городе теряли интерес к его речам, он в поисках новых слушателей отправлялся в другие города.

Содержание проповедей Саади было пестрым, но главной темой служили деяния пророка Мухаммеда, первых четырех халифов и жития суфийских шейхов. Как явствует из «Бустана» и «Гулистана», Саади в проповедях затрагивал вопросы общественной морали, нравственности. На убедительных примерах он объяснял слушателям, в чем суть добра и зла, богатства и бедности, кто такие царь и дервиш и как они должны поступать, чтобы угодить богу, каким должен быть хороший правитель, к чему должны стремиться люди.

Свои проповеди поэт подкреплял рассказами из жизни, живыми и увлекательными, яркими бытовыми картинами, народными поговорками и пословицами и нередко сопровождал их чтением своих стихов. Некоторые рассказы, афоризмы и, разумеется, стихи, производившие большое впечатление на слушателей, он записывал, чтобы не забыть и повторить в других местах.

Однако не только профессия проповедника побуждала поэта к странствиям, но и большая любознательность. Как справедливо отмечал академик С. Ф. Ольденбург, «Саади был большой сердцевед, и его всегда глубоко интересовали люди, их поступки и побуждения, и поэтому, вероятно, ему и хотелось сравнивать людей разных стран и народов. Вывод, который он сделал из этих сравнений, если судить по его сочинениям, тот, что люди всех народов и стран мало чем друг от друга отличаются: одинаково, как ему казалось, и любят и ненавидят».

Не зря сам поэт так часто и восторженно говорит о пользе путешествий. «Выгоды путешествия велики: путешествуя, радуешь сердце, видишь разные диковины, слышишь о чудесах, расширяешь образование и познания, и знакомишься с людьми, и испытываешь судьбу». А люди, встречавшиеся Саади в его скитаниях, были самыми разными: суфийские шейхи и ученые богословы, купцы и ремесленники, поэты и воины, отшельники и правители. Но больше всего и ближе всего соприкасался он с простыми обездоленными людьми, которые, вполне понятно, были основными слушателями поэта-проповедника.

В годы странствий Саади ясно понял одно: везде и всюду большая часть общества трудится, но голодает и бедствует, а меньшая присваивает плоды чужих трудов и живет в безмерной роскоши. Об этом он неоднократно говорит и в «Гулистане» и в «Бустане».

Поразительно точную характеристику деления общества на богатых и бедных дает Саади в одном из рассказов седьмой главы «Гулистана» («Спор Саади с лжедервишем по поводу богатства и бедности»). С потрясающей силой, удивительно верно и правильно для того времени раскрыл Саади источник всех пороков и язв общества.

Богачи — «это горсточка людишек высокомерных и надменных, самодовольных и скверных, алчущих имущества и мирских благ и жаждущих высокого положения и богатства. Они не говорят ничего, кроме глупостей, а на бедных взирают только с презрением. Ученых они считают нищими негодяями, а бедных — безмозглыми лентяями. Возгордившись своим действительным богатством и обольщаясь своим мнимым высоким достоинством, они садятся выше всех, считая себя лучше всех; им не приходит в голову поднять на кого-нибудь глаза. Они не ведают слов мудрецов, изрекших: «У кого страха божия меньше других, а богатства больше, те внешне богаты, а внутренне бедны».

«Они рабы дирхемов... Они и шага не сделают ради господа и дирхема не дадут без упреков и укоров. Они собирают богатство ценой больших усилий, оберегают его жадно и после себя оставляют его с горечью безотрадной. Как говорят мудрецы: «Серебро скряги только тогда выходит из земли, когда он сам уходит в землю».

* * *

Писать Саади начал еще в юношеские годы. До написания «Бустана» поэт создал целый ряд газелей, вошедших впоследствии в его «Куллият» (собрание сочинений).

Саади считается основоположником чистой газели. Он довел до совершенства эту форму лирического стиха. До Саади тоже писали газели, и в диванах (сборниках стихов) многих поэтов XI и XII веков можно найти целые разделы, включающие лирические стихи в форме газели, но в большинстве их отсутствуют некоторые элементы, определяющие газель, — так, в одних отсутствует «макта» — заключительное или предпоследнее двустишие, в котором приводится псевдоним поэта, в других мы находим посвящение какой-нибудь высокопоставленной особе, что характерно скорее всего для касыды (хвалебной оды). Лишь после Саади газель стала самостоятельной поэтической формой, и на литературной арене появились крупные поэты интимной лирики, писавшие исключительно газели.