Эта фраза— «не поддаваться на провокации» — так бессмысленна в своей неконкретике, что невозможно представить себе, как это будет выглядеть на самом деле? Немцы, что, будут хладнокровно расстреливать наших бойцов, а те еще крепче будут сжимать свои винтовки и с еще большим презрением будут глядеть на беснующегося от безнаказанности врага?

«Мы разошлись около трех часов ночи, а уже через час меня разбудили: война! Сразу же члены Политбюро ЦК собрались в кремлевском кабинете у Сталина. Он выглядел очень подавленным, потрясенным. «Обма-нул-таки подлец Риббентроп», — несколько раз повторил Сталин».

Все время противопоставление: мы и Сталин. Мы — не верим, Сталин — верит. Мы — верим, Сталин — не верит. Мы— обеспокоены, Сталину— до лампочки. И если здесь, в этом эпизоде, следовать данной логике Микояна, то если Сталин выглядел «подавленным и потрясенным», они-то все, наверное, должны были светиться от счастья!

Кстати, если все они, вместе со Сталиным, были в Кремле, как уверяет Микоян, то взяли бы и убедили Жукова не звонить на дачу Сталина, зачем начальника охраны Власика без нужды беспокоить...

«Все ознакомились с поступившей информацией о том, что вражеские войска атаковали наши границы, бомбили Мурманск, Лиепаю, Ригу, Каунас, Минск, Смоленск, Киев, Житомир, Севастополь и многие другие города. Было решено— немедленно объявить военное положение во всех приграничных республиках и в некоторых центральных областях СССР, ввести в действие мобилизационный план (он был нами пересмотрен еще весной и предусматривал, какую продукцию должны выпускать предприятия после начала войны), объявить с 23 июня мобилизацию военнообязанных и тд.».

Тут, очередная страшилка для наших граждан. Прямо «ковровое» бомбометание с севера на юг по всей Восточно-Европейской части Советского Союза, — не хватило до кучи только Москвы и Ленинграда. Вот бы эту информацию да Молотову для речи по радио, — глядишь, и сам бы, наверное, догадался бы позвонить в Генштаб насчет Западного округа. Ну, а по поводу мобилизационных планов, то про это мы и без него знали. Лучше бы этой информацией в свое время поделился бы с Институтом истории СССР Академии наук СССР, а конкретнее с сектором истории СССР периода Великой Отечественной войны, и доверил бы эту «тайну» советским историкам. Глядишь, и не выдумывали бы в своих научных трудах о начальном периоде войны всякие глупости.

«Все пришли выводу, что необходимо выступить по радио. Предложили это сделать Сталину. Но он сразу же наотрез отказался, сказав: «Мне нечего сказать народу. Пусть Молотов выступит». Мы все возражали против этого: народ не поймет, почему в такой ответственный исторический момент услышит обращение к народу не Сталина— руководителя партии, председателя правительства, а его заместителя. Нам важно сейчас, чтобы авторитетный голос раздался с призывом к народу — всем подняться на оборону страны. Однако наши уговоры ни к чему не привели. Сталин говорил, что не может выступить сейчас; в другой раз это сделает, а Молотов сейчас выступит. Так как Сталин упорно отказывался, то решили: пусть Молотов выступит. И он выступил в 12 часов дня».

Снова противопоставление: мы и Сталин. Снова унижение Сталина, до тупого непонимания радио как средства массового информирования населения по конкретному вопросу. Вообще, как трудно, уверяет нас Микоян, приходилось Политбюро уломать капризного Сталина сделать что-нибудь хорошее: например, сообщить населению, что наступил «ответственный исторический момент» — началась война. Хорошо, что Молотов покладистым оказался и выступил по радио, а то народ мог и не узнать, что Германия на нас напала.

Но как Микоян не пытался красиво врать Куманеву, а все же проговорился:

«Ведь внушали народу, чго войны в ближайшие месяцы не будет. Чего стоит одно сообщение ТАСС от 14 июня 1941 г., уверявшее всех, что слухи о намерении Германии совершить нападение на СССР лишены всякой почвы! Ну, а если война все-таки начнется, то враг сразу же будет разбит на его территории и тд. И вот теперь надо признать ошибочность такой позиции, признать, что уже в первые часы войны мы терпим поражение. Чтобы как-то сгладить допущенную оплошность и дать понять, что Молотов лишь «озвучил» мысли вождя, 23 июня текст правительственного обращения был опубликован в газетах рядом с большой фотографией Сталина».

Микоян в своем рассказе все время дистанцируется от ранее принятых решений Политбюро. Какая не была бы личная инициатива Сталина по какому-либо вопросу, тот всегда проходил «обряд освящения» во время обсуждения всеми членами высшего партийного органа страны — и Микояном, в том числе. А строить из себя невинную девицу, совращенную Сталиным, — это не красит не только Анастаса Ивановича, но и других подобных ему из числа единомышленников по партии.

А насчет «озвучил мысли вождя» — это в самую точку. Помнил, наверное, под чьей редакцией и, главное, когда готовили проект выступления по радио...

Рассказ Микояна о создании Ставки я решил опустить, так как об этом было рассмотрено ранее, в достаточно большом объеме. Переходим теперь к самому важному моменту, ради чего собственно и рассматриваем данное интервью.

«Вечером 29 июня, у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. Всех интересовало положение на Западном фронте, в Белоруссии. Но подробных данных о положении на территории этой республики тогда еще не поступило. Известно было только, что связи с войсками Западного фронта нет. Сталин позвонил в Наркомат обороны маршалу Тимошенко. Однако тот ничего конкретного о положении на Западном направлении сказать не смог. Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой».

Значит, из воспоминаний Микояна следует, что члены Политбюро во главе со Сталиным, целую неделю (!), начиная с 22 июня, интересовались положением на Западном фронте, но позвонить в Наркомат обороны догадался только один Сталин. А что же он не догадался позвонить туда в первый день? Так связи не было, — уверял нас в этом сам Жуков. А что же Сталин не позвонил на второй или третий день войны и не поинтересовался положением дел на Западном фронте? В конце концов, у него, что, нервы не выдержали от интереса, и он решил позвонить в Наркомат обороны лишь на седьмой день (!) войны?

Более того, никто другой, а именно он, «встревоженный таким ходом дела», и предложил товарищам по партии поехать туда. А вот такая простая мысль о поездке, почему-то, не посетила головы товарищей Сталина по Политбюро. Почему? Трудно сказать. Да им в голову не пришла еще более «оригинальная» идея: просто взять телефонную трубку и дозвониться до Наркомата обороны. Опять просматривается противостояние: Сталин— Политбюро. Сталин— встревожен положением на Западном фронте, а члены Политбюро с Микояном — только заинтересованы. Только человек с «отмороженными мозгами» может поверить в такую чушь, что Сталин за семь дней ни разу не позвонил из Кремля военным и не захотел узнать о положении дел в одном из важнейших в стратегическом плане округе.

Но вот, наконец, все товарищи из Кремля вместе со Сталиным приехали в Наркомат обороны:

«В кабинете наркома были Тимошенко, Жуков и Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование фронта, какая имеется с ним связь. Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить ее не удалось. Потом Сталин другие вопросы задавал: почему допустили прорыв немцев, какие меры приняты к налаживанию связи и т.д. Жуков ответил, какие меры приняты, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для восстановления связи, никто не знает. Очевидно, только в этот момент Сталин по-настоящему понял всю серьезность просчетов в оценке возможности, времени и последствий нападения Германии и ее союзников. И все же около получаса поговорили довольно спокойно».

Хочется возразить дорогому Анастасу Ивановичу. У вас концы с концами не сходятся. Сами же утверждаете: знали, что «связи с войсками Западного фронта нет», а Жуков уверяет, что связь как минимум вчера была, но «за весь день восстановить ее не удалось». Сталин сразу понял игру заговорщиков из числа военных, и их явный саботаж вывел его из себя. Он не позволил водить себя за нос, как Молотова!