Чем же покорил его Карузо? В певце было что-то большее, чем в его учениках, что-то необычайно искреннее, волнующее и сильное. Но в чем была его сила? На это он и сам еще не смог бы ответить. Но чутье не могло обмануть его, пение юноши пробудило в нем живую и глубокую симпатию. Может быть, артистическая душа и отзывчивость натуры подсказали ему, что он сделал большую находку для искусства.
К чувству восхищения молодым певцом примешивалась и тревога. Нельзя было терять время. Едва войдя в школу, он тут же снова покинул ее и направился в предместье Санта Лючия, где жила семья Карузо. Мать Энрико - Анна Бальдини, простая женщина, - занималась хозяйством. На ее плечах лежали все заботы о доме. Ей-то и объявил восторженный маэстро о причине своего посещения. Отца дома не было (он работал сторожем расположенных в порту складов швейцарской кораблестроительной фирмы Мойрикоффре). С чисто неаполитанской непосредственностью уважаемый маэстро выразил свое восхищение Энрико, его необыкновенным талантом. А мать слушала и не верила своим ушам. Решение о судьбе сына было отложено до возвращения отца.
“Нет никакого сомнения, - уверял маэстро, - что у мальчика необычный тенор. Несколько лет учебы и специальной подготовки будут для него достаточны”. Он был уверен в этом. “Отдайте мне мальчика, вам это не будет стоить ни копейки, я все возьму на себя. Я совершенно уверен в успехе и пойду на это даже при моих скромных сбережениях”.
Женщина была ошеломлена. Энрико же, сидя в углу комнаты, смеялся. Столь неожиданная новость очень радовала его.
Уверенность в успехе и благородство учителя заставили отца Энрико поспешить на другой день на улицу Санта Маттия, 42. Он доверил своего сына Храму пения.
Отцу Энрико, скромному труженику, до сих пор не удалось разбудить в сыне чувство долга, заинтересовать его каким-нибудь ремеслом, хотя бы кузнечным делом, - сам он считался хорошим кузнецом в долине Пьедимонте д’Алифе, откуда и был родом. Отдать Энрико в школу - большое облегчение для семьи. Пусть семья и немногочисленна, но работник-то один, и все заботы ложатся на его плечи.
В Храме бель канто, как торжественно называли тогда школу пения на улице Санта Маттиа, молодой Карузо делал под отеческим наблюдением своего учителя быстрые успехи. Он изучал со все возрастающей страстью историю и искусство пения, проявляя живой, всеобъемлющий ум. Маэстро был очень доволен новым учеником, содержавшимся в школе всецело за его счет. Но, несмотря на то, что Энрико находился под бдительной опекой, ему удавалось время от времени ускользать из школы на целый день. Его по-прежнему тянуло к шумным и озорным сверстникам-друзьям, что серьезно печалило старого маэстро.
Как раз в это время в Неаполе появился, после триумфальных гастролей по всему миру, знаменитый тенор Анджело Мазини из Форли. Он поселился в аристократическом районе Вомеро, находящемся в возвышенной части города, рассчитывая отдохнуть здесь после долгих и трудных турне.
Маэстро Верджине не был лично знаком со знаменитым романьольским тенором, чья слава гремела повсюду. И сейчас он сделал все для того, чтобы не только познакомиться, но и подружиться со знаменитостью. У него была одна цель - представить Мазини своего Энрико. Благожелательное отношение прославленного артиста сразу вознаградило бы все усилия маэстро и открыло бы двери для самых светлых надежд. Верджине сгорал от желания осуществить свой план. Наконец настал день, когда он попросил Мазини прослушать его ученика и дать ему объективную и искреннюю оценку.
Встреча состоялась в доме знаменитого тенора. Среди реликвий у артиста был рояль, сделанный в России. В течение многих лет Мазини жил в России и пел там во многих театрах.
Маэстро Верджине аккомпанировал Карузо, спевшему с удивительной простотой и непосредственностью несколько оперных арий; Энрико не испытывал никакого трепета от того, что его слушает сам Мазини.
Оценка, данная Мазини, была точна, лаконична, откровенна и объективна, как того и хотел маэстро: “Юноша должен долго и упорно учиться, ему необходимо сформироваться; он обладает довольно хорошим и многообещающим средним регистром. Но голос его еще небольшого диапазона и нуждается в постоянных упражнениях. Для этого необходимы воля к учебе, режим, предельная требовательность к себе”.
Тенор сказал несколько комплиментов в адрес учителя и ученика и проводил их до дверей, не добавив больше ни слова.
Оба вышли из виллы возбужденными, но не вполне удовлетворенными, особенно - восторженный маэстро, ожидавший большего от этой встречи. Данная на ходу обычная, холодная, профессиональная оценка дарования Карузо была ему не по душе. Однако Мазини был Мазини. Что можно было возразить ему?
Несколько месяцев спустя на одной из улиц Неаполя маэстро Верджине заметил великого тенора, спускавшегося с Вомеро к центру города. Верджине приветствовал его издали, но Мазини сделал знак приблизиться.
- Дорогой маэстро, - молвил знаменитый тенор, - я хотел бы сказать вам кое-что.
- О комендаторе, сгораю от нетерпения! - отвечал маэстро Верджине, стараясь скрыть свое волнение.
- Ну, так вот: у вашего Карузо самый красивый голос, какой мне приходилось слышать за всю мою жизнь!
Лицо доброго старого учителя осветилось счастьем. Именно такую оценку он хотел услышать в тот день от великого певца. Анджело Мазини произнес приговор честно, одним духом. Это было первым официальным признанием Карузо, первой верной оценкой достоинств его голоса.
Как уже говорилось, юный ученик, обладавший беспокойным характером, частенько покидал стены школы пения, оставляя в одиночестве маэстро, чтобы присоединиться к компании своих товарищей-сверстников. Они увлекали его то в город, то в трущобы Неаполя. Им еще и еще раз хотелось послушать, как поет Энрико. В один из таких дней Карузо узнал всю глубину благородной души своего попечителя. В поисках Карузо маэстро обегал весь город. Обессилевший, утомленный поисками и тяжестью прожитых лет, он свалился на улице в полуобморочном состоянии. Узнав об этом, Карузо залился слезами раскаянья. Он дал маэстро целую гору обещаний, на коленях целовал его руки, рвал на себе волосы. Но долго ли может гореть солома?.. До конца дней своих Карузо так и не смог изменить своего характера: экстравагантность, готовность наслаждаться жизнью и развлекаться, ребячество, беспечность шли за ним по пятам всю жизнь. Грусть, восторг, подавленное настроение из-за ничтожного пустяка, впечатлительность до отчаяния и слез - все уживалось в нем. Это была типичная натура неаполитанца с непостижимой душой и огненной живостью, подобной вулкану его родного города.
Когда юный и многообещающий Карузо стоял почти на пороге своего театрального дебюта, его призвали в армию. Он был признан способным к строевой службе и определен в тринадцатый артиллерийский полк, стоявший в Рьети; там в лице майора Нальяти он приобрел еще одного почитателя и друга. Однажды майор услышал, как Карузо пел в казарме. Вот как, Карузо учился петь?! Майор приложил немало усилий для того, чтобы Карузо не растерял своего певческого багажа за время военной службы. Ему удалось даже найти для Энрико учителя пения. А вскоре он добился освобождения певца от воинской повинности “по причинам семейного и учебного характера”. Место Энрико занял его брат Джованни.
Майор Нальяти играл на скрипке. Он был истинным любителем музыки и пения, а позже стал настоящим “болельщиком” Карузо, как сказали бы сегодня. Чтобы послушать Карузо, он ездил вслед за ним по всем городам Италии.
Ласковая мелодия звучит для всех одинаково.
Но каждый слышит ее по-разному,
В зависимости от переживаемых чувств.
Бертакки
Трудное начало
24 декабря 1895 года в маленьком неаполитанском театре Нуово состоялся первый официальный дебют Энрико Карузо. Шла опера Морелли “Друг Франческо”. Малоизвестная опера Морелли не понравилась публике и была освистана. О дебютирующем теноре забыли. Правда, галерка аплодировала Карузо, но там были его друзья. Настоящий же большой успех еще не пришел.