То вместо цветов нарядился народ.

Взгляни, обернись: из-под арки старинной

Выходит толпа вереницею длинной;

Из душного города в поле, на свет

Теснится народ, оживлён, разодет;

Погреться на солнце - для всех наслажденье,

Они торжествуют Христа воскресенье

И сами как будто воскресли они:

Прошли бесконечные зимние дни,

Из комнаты душной, с работы тяжёлой,

Из лавок, из тесной своей мастерской,

Из тьмы чердаков, из-под крыши резной

Народ устремился гурьбою весёлой,

И после молитвы во мраке церквей

Так сладостен воздух зеленых полей.

Смотри же, смотри: и поля и дорога

Покрыты весёлой и пёстрой толпой;

А там, на реке, и возня, и тревога,

И лодок мелькает бесчисленный рой.

И вот уж последний челнок нагружённый

С усильем отчалил, до края в воде;

И даже вверху, на горе отдалённой,

Виднеются пёстрые платья везде.

Чу! Слышится говор толпы на поляне;

Тут истинный рай им! Ликуют селяне,

И старый и малый, в весёлом кругу.

Здесь вновь человек я, здесь быть им могу!

 Вагнер

Люблю прогулку, доктор, с вами,

В ней честь и выгода моя;

Но враг я грубого - и не решился б я

Один здесь оставаться с мужиками.

Их кегли, скрипки, крик и хоровод

Я наблюдаю с сильным отвращеньем:

Как бесом одержим, кривляется народ,-

И это он зовет весельем, пляской, пеньем!

 Крестьяне

 (танцуют под липой; пляска и пение]

 Пустился в пляску пастушок;

 На нем и ленты, и венок,

 И куртка красовалась.

 Народ под липами кишел,

 И танец бешеный кипел,

 И скрипка заливалась.

 В толпу немедля он влетел

 И локтем девушку задел

 Для первого начала.

 Но бойко девушка глядит:

 'Как это глупо, - говорит, -

 Потише б не мешало!'

 Но он, обвив её рукой,

 Пустился с нею в пляс лихой -

 Лишь юбки развевались.

 Ее он поднял на локте,

 Им стало жарко в тесноте,

 И оба задыхались.

 'Пусти, меня не проведёшь!

 Я знаю: ласки ваши - ложь,

 И клятвы ваши зыбки!'

 Но он, обняв её, влечёт,

 А там, вдали, шумит народ

 И льются звуки скрипки.

 Старый крестьянин

 Прекрасно с вашей стороны,

 Что вы пришли в весёлый час!

 Вы так учёны и умны,

 А не забыли и о нас.

 Вас кружкой лучшего питья

 Народ признательный дарит,

 И громко здесь желаю я:

 Пусть грудь она вам освежит,

 И сколько капель чистых в ней -

 Дай бог вам столько светлых дней.

 Фауст

 Я за здоровье ваше пью,

 А за привет - благодарю.

 Народ собирается вокруг.

 Старик

 Да, мысль благая - посетить

 Народ теперь, в весёлый час;

 Но вам случалось приходить

 И в дни беды, трудясь для нас.

 Немало здесь стоит таких,

 Которых ваш отец лечил:

 От верной смерти спас он их

 И нам заразу потушил.

 Тогда ты, юноша, за ним

 Везде ходил среди больных,

 Отважен, чист и невредим

 Меж трупов, гноем залитых,-

 И жив остался покровитель:

 Хранил спасителя Спаситель.

 Народ

 Ученый муж, ты многих спас;

 Живи ж сто лет, спасая нас!

 Фауст

 Склонитесь лучше перед тем,

 Кто учит всех и благ ко всем.

 (Идет с Вагнером дальше.)

 Вагнер

Что должен был ты, муж великий, ощутить,

Услышав эту речь и эти восклицанья!

О, счастлив, кто дары свои и знанья

С такою пользой мог употребить!

Приход твой мигом изменил картину:

Отец тебя показывает сыну,

Бегут, спешат, теснятся все вокруг;

Замолк скрипач, затихла пляска вдруг;

Проходишь ты - они стоят рядами,

И шапки вверх летят все тут!

Еще момент - и ниц они падут,

Как пред священными дарами.

 Фауст

Пойдём туда: на камне том

Присядем мы и отдохнём немного.

Не раз я здесь сидел, томя себя постом,

Молясь и призывая бога.

 С надеждой, с верою в творца,

 В слезах, стеня, ломая руки,

 Для язвы злой, для страшной муки

 Просил я скорого конца.

Слова толпы звучат насмешкой злою

В ушах моих, и знаю я один,

Как мало мы, отец и сын,

Гордиться можем этой похвалою.

Отец мой, темный труженик, в тиши

Над тайнами природы тщетно бился;

В ее круги святые он стремился

Проникнуть всеми силами души -

По-своему, но честно. Меж адептов

Сидел он в чёрной кухне взаперти

И силился бальзам целительный найти,

Мешая разных множество рецептов.

Являлся красный лев - и был он женихом,

И в теплой жидкости они его венчали

С прекрасной лилией, и грели их огнем,

И из сосуда их в сосуд перемещали.

И вслед - блиставшую лучами всех цветов

Царицу юную в стекле мы получали:

Целительный напиток был готов.

И стали мы лечить. Удвоились мученья:

Больные гибли все без исключенья,

 А выздоравливал ли кто,

 Спросить не думали про то.

 Вот наши подвиги леченья!

 Средь этих гор губили мы

 Страшней губительной чумы!

 Я сам дал тысячам отраву:

 Их нет - а я живу... И вот -

 В моём лице воздал народ

 Своим убийцам честь и славу!

 Вагнер

Ну стоит ли об этом вам тужить!

Довольно, если правильно и честно

Сумели вы все к делу приложить,

Что от других вам сделалось известно.

Как юноша, трудам отца почет

Воздали вы, - он был доволен вами;

Потом науку двинули вы сами,

А сын ваш снова далее пойдет!

 Фауст

О, счастлив тот, кому дана отрада -

Надежда выбраться из непроглядной тьмы!

Что нужно нам, того не знаем мы,

Что ж знаем мы, того для нас не надо.

Но перестань: не будем отравлять

Прекрасный этот час печальными речами,

Взгляни: уж солнце стало озарять

Сады и хижины прощальными лучами.

Оно заходит там, скрываяся вдали,

И пробуждает жизнь иного края...

О, дайте крылья мне, чтоб улететь с земли

И мчаться вслед за ним, в пути не уставая!

И я увидел бы в сиянии лучей

У ног моих весь мир: и спящие долины,

И блеском золотым горящие вершины,

И реку в золоте, и в серебре ручей.

Ущелья диких гор с высокими хребтами

Стеснить бы не могли стремления души:

Предстали бы моря, заснувшие в тиши,

Пред изумлёнными очами.

Вот солнце скрылось, но в душе больной

Растет опять могучее желанье

Лететь за ним и пить его сиянье,

Ночь видеть позади и день передо мной,

И небо в вышине, и волны под ногами.

Прекрасная мечта! Но день уже погас.

Увы, лишь дух парит, от тела отрешась, -

Нельзя нам воспарить телесными крылами!

Но подавить нельзя подчас

В душе врожденное стремленье -

Стремленье ввысь, когда до нас

Вдруг долетает жаворонка пенье

Из необъятной синевы небес,

Когда, внизу оставя дол и лес,

Орёл парит свободно над горами

Иль высоко под облаками

К далёкой родине своей

Несётся стая журавлей.

 Вагнер

Хандрил и я частенько, без сомненья,

Но не испытывал подобного стремленья.

Ведь скоро надоест в лесах, в полях блуждать...

Нет, что мне крылья и зачем быть птицей!

Ах, то ли дело поглощать

За томом том, страницу за страницей!

И ночи зимние так весело летят,

И сердце так приятно бьётся!

А если редкий мне пергамент попадется,

Я просто в небесах и бесконечно рад.

 Фауст

Тебе знакомо лишь одно стремленье,

Другое знать - несчастье для людей.

Ах, две души живут в больной груди моей,

Друг другу чуждые, - и жаждут разделенья!

 Из них одной мила земля -

 И здесь ей любо, в этом мире,

 Другой - небесные поля,

 Где тени предков там, в эфире.

О духи, если вы живёте в вышине