Было 25 декабря – день рождения Елены. Купив цветов, он направился вдоль Невского по направлению к дворцовой площади, свернул на yлицу Гоголя, прошел несколько десятков метров и остановился перед четырехэтажным домом старинной пocтpoйки, над аркой которого висела табличка “ул. Гоголя, д. N ‘. Это был дом, где жила Елена. Boйдя в парадную, он стремительно поднялся на второй этаж; и... в нерешительности остановился. Дверь была не заперта, из квартиры доносилась тихая размеренная мелодия в стиле танго . Немного помявшись, он вошел. В комнате были двое рослых, одетых с иголочки парней и белокурая хорошо сложенная девушка. Они о чем то оживленно беседовали, глядя в окно. И были настолько увлечены, что не сразу заметили в комнате присутствие постороннего. Но, почуяв что-то неладное, девушка резко обернулась, ее большие серые глаза с удивлением взглянули на незнакомца. “До чего же она красива, – подумал он. – да, такая не может не влечь к себе.”

- Вам кого’? – несколько вызывающе спросила девушка, но он не сразу ответил, он был всецело поглощен созерцанием ее. Девушке пришлось дважды переспросить, прежде чем он соизволил ответить.

- Лену, – каким-то механическим и бесцветным тоном произнес он. Парни даже не шелохнулись. Им видно было безразлично, что происходит у них за спиной, либо они были настолько поглощены своим занятием, что не замечали абсолютно ничего вокруг. Они по-прежнему оживленно беседовали, глядя в окно.

- Лену’? – удивилась девушка. – А кто вы ей?

- Жених, – немного стушевавшись и словно сквозь зубы проговорил он. – А вы кто’?

- Я’? – девушка весело улыбнулась. – Я ее лучшая подруга, а звать меня Тоня. – И тут она шаловливо схватила одного из парней за рукав. – Боря, а, Боря.

- Да отстань ты. – пробасил парень.

- Ну, Боря, – настойчиво теребила его девушка.

- Чего тебе’? – парень наконец. обернулся.

Это был видный парень, помимо модной одежды он обладал еше и довольно привлекательной наружностью.. Маленький, красиво очерченный рот, большие бархатные глаза небесно-голубого цвета, точеный нос и густые вьющиеся темно-каштановые волосы замeчательного золотистого оттенка. Таким парнем не грех было и полюбоваться.

- Боря. – на этот раз девушка проговорила уже серьезным тоном, в котором. как: ему показалось. слышались ледяные нотки. – Боря у тебя появился конкурент.

- Боря, – пробасил парень, подавая крепкую, истинно мужскую ладонь.

- Владимир Петрович, – резко. почти вызывающе

ответил он, пожимая протянутую pyку. Тут

обернулся и второй парень, видно и его заинтересовало происходящее, а может быть ему просто надоело напряженно всматриваться в оживленную сутолоку за окном, ведь картина была обычной таже ежедневная оживленная жизнь большого города, всюду люди, всюду автомобили и всюду постоянная суета; к тому же разговаривать им было уже не с кем. Описывать его не будем, заметим только, что он тоже был хорош собой возможно, что он выглядел даже эффектнее своего соседа.

- Жених? – переспросил парень, – Да, тут

ничего не пропишешь, прошу к столу; – и он дело

вито придвинул Владимиру Петровичу (будем впредь большей частью именно так называть нашего

незнакомца) один из стульев. Только тут наш гepoй

обратил внимание на то, что все уже было готово

к торжеству: стол накрыт, приборы расставлены, даже выпивка и закуска тщательно подготовлены к употреблению. Оставалось лишь одно – ждать именинницу, что тpoe по-видимому и делали.

- Да, чуть было не забыл. – сказал парень, –

меня зовут Петр, – и церемонно протянул Владимиру Петровичу руку. Тот также пожал ее. Поначалу раздражавшая некоторой вульгарностью манера общения молодых людей, начала заинтересовывать его. И он принял игру. Все уселись за стол.

- А Лена скоро придет – пояснила Тоня.- К

ней зашла приятельница и попросила помочь ей, что-то там насчет шитья. А, вот и, наверное, она. – Ибо в это мгновенье из прихожей донесся приглушенный топот, затем послышалось монотонное шуршание, такое обычно создает снимаемая одежда, и вслед за этим звонкий Ленин голос произнес: “А во и я». Дверь в комнату широко распахнулась, и на пороге появилась Лена. Лицо ее радостно сияло, еще бы, ведь сегодня день ее рожденья. Но вдруг выражение лица ее сменилось с веселого на брюзгливое, как будто она увидела перед собой что-то отвратительное.

- Ты зачем здесь? – сердито сказала она. – в

упор глядя на Владимира Петровича. – Ведь мы же договорились.

- Прости, но я, я. – начал запинаясь он и тут

же сразу, кaк-тo скоропалительно , твердым голосом выдал всю фразу. повторив ее снова. – Прости. но я не думал, чтo мой приход будет тебе так неприятен. И, что я вообще здесь лишний.

- Лишний’? – она удивленно приподняла брови. – Ах да, вот и прекрасно. Что же ты тогда сидишь здесь? Убирайся отсюда, и чтобы больше ноги твоей в этой квартире не было. И вообще, оставь меня в покое. Ты понял? Ты мне не нужен. Мне нужен он!- И она показала на Бориса. Молодые люди растерянно переглянулись. Никто не ожидал подобной вспышки. Покраснев , до кончиков ушей, Владимир Петрович как ошпаренный выскочил из-за

стола и, едва одевшись, ринулся вон из квартиры. Будто бы в бреду мчался он по улицам вечернего города. Было уже совсем темно, когда он добрался домой. Войдя, он не раздеваясь бросился на кровать и зарыдал. Рыдал он долго п тяжело.

Когда ему изменяли, он не слишком

расстраивался, но то было прежде. Теперь же он крайне тяжело переживал cлучившеecя.

Но произошло это не потому, что он стал другим человеком. Нет, просто он любил и любил так, как никогда и никого не любил прежде. Даже работа стала ему в тягость, а ведь он любил свою работу, он гордился ею. В 34 года быть начальником крупного производственно-территориального о6ъеденения и считаться caмой перспективной кандидатурой на пост нaчaльникa главка – это что-нибудь да значит. Но он гордился не этим, он скорее гордился собой, гордился тем, как хорошо у него все получается, как успешно он руководит вверенным емy предприятием уже около двух лет, и в этом без сомнения немалая его заслута. Его объединение почти постоянно выполняло план. А это было крайне трудно, ведь автотранспорт находился по прежнему в стадии застоя. Из месяца в месяц, из квартала в квартал и вообще вот ужe три года как Главленавтотранс не мог выполнить государственный план в целом. Правда, отдельные парки, а иногда и объединения выполняли план, но это было крайне редко. И на этом неприглядном фоне деятельность его объединения не могла выглядеть не внушительно, хотя в целом по министерству 6ыли и более сильные объединения. Но то по министерству, а здесь? Уже поговаривали о тoм, что начальника главка скоро отзовут в министерство, и что преемником его будет он, да-да, именно он. В этом он и не сомневался, кому же еще, Салихову? Нет, этот слишком беспечен.

Иванову? – этот слишком нетерпим. Да и вообще должна же быть в конце концов хоть элементарная справедливость, ведь у него, а не у кого-то другoго лучшие показатели. Скорее бы это случилось, вот тогда бы он показал зазнайкам в

министерстве, как надо работать. Он бы начал прежде

всего с того, что оказывал бы больше доверия

молодым. Почему им не доверяют, и почему в основном все ответственныe посты занимают люди пожилого возраста, в большинстве своем отставники? Ведь с возрастом многие положительные качества человека притупляются. Хотя и говорят, что 70 лет – самый возраст для политика, но то для политика, а для производственника это, пожалуй, много: И надо же, в тот момент, когда он уже начинал всерьез готовить себя к должности начальника главка, на него свалилось такое несчастье. Он попытался было сопротивляться, хотел выбросить ее из головы, называл себя мальчишкой, именовал свое чувство блажью, но ничто не помогало. Он просто таял на глазах. Даже сослуживцы заметили это. Он сильно похудел, почти перестал следить за собой. Ранее веселый и обходительный, он стал груб и угрюм. Так прошло несколько недель. За это время они не только ни разу не встретились, но никто из них даже не счел нужным хоть однажды позвонить друг другy. Он никак не мог сломить свою гордыню, хотя с каждым днем переживал все больше и все острее чувствовал, что без нее емy не жить. Ей же было не до него.