— Ни к чему такому я не привыкла и ничем таким не увлекаюсь, — огрызнулась Найна. Она смотрела на него испепеляющим взглядом. Ей уже хотелось махнуть рукой на то, что она задумала. Его поцелуй был для нее гораздо более глубоким потрясением, чем она собиралась признать. Ведь даже в мыслях она не могла себе позволить влечение к Фэну. На этом держалась их сделка. Но если теперь пойти на попятную, он подумает, что она испугалась его. А ведь почти что так и было.

Найна подождала, пока уляжется раздражение, и глубоко вздохнула.

— Ну хорошо, — сказала она, — наверное, вам надо узнать, что серьезных романов у меня вообще не было. Работаю я в Сиэтле, потому что это достаточно далеко от Чикаго, причем снимаю квартиру вдвоем с подругой. И я люблю свою работу. У нас дома на Рождество все эти три вещи неизменно обсуждаются за столом, в то время, как поедаются индюшка, брюссельская капуста и пудинг с черносливом.

Фэн улыбнулся. На этот раз его улыбка была симпатичной, почти сочувственной. Но он тут же все испортил, сказав:

— Не было серьезных романов? В это я еще могу поверить, если учесть, до чего несладкая штука лимон. Я также могу понять, что твой отец возражает против того, чтобы его дочь марала руки трудом, с его точки зрения не подобающим девушке из приличной семьи, и что тебе приходится заниматься этим подальше от дома. Но, черт возьми, как ты попала в социальные работники? Что ты понимаешь в потребностях простых людей?

Найна сделала усилие, чтобы не поморщиться от этих слов. Она не думала, что Фэн в самом деле старается уколоть ее. Просто он был неспособен понять, что не нужно голодать и терпеть нужду, чтобы знать, как это тяжело, и хотеть помочь. Она полагала, что некоторым образом именно потому, что в детстве была обеспечена, когда выросла, захотела что-то вернуть. Но детство Фэна настолько отличалось от ее детства, что он был не в состоянии ее понять. А она никогда не считала, будто деньги на банковском счету позволяют человеку пренебрежительно относиться к другим людям.

Объяснять ему это не было смысла, и наконец она просто сказала:

— Я люблю детей и хочу помочь им.

— Угу. — Несколько секунд он сосредоточенно смотрел на нее, наморщив лоб, будто решал головоломку. Потом перевел взгляд на окно.

Найна разглядывала повернутый к ней четко очерченный профиль, полуопущенные тяжелые веки и линию умопомрачительно чувственных губ. Внезапно ее охватило острое желание протянуть руку и коснуться его, но она сумела перебороть себя и тихо произнесла:

— Мне жаль, что вас мама бросила. Жаль, что… что ваша жизнь… была нелегкой.

— Что? — Он резко повернулся к ней. Его лицо выражало одновременно раздражение, насмешку и неверие. — С чего это ты взяла?

— Иногда в вас сквозит… горечь. И еще вы сказали, что очень много работаете. Наверное, это потому, что вы всегда терпели недостаток и хотите, чтобы когда-нибудь у вас было все…

— Я не говорил, что очень много работаю. Это сказала моя любезная сестрица. И потом — я не знаю, что вы понимаете под словом «достаток», но, что бы это ни было, с меня достаточно того, что у меня есть.

Ну да, конечно. Поэтому он и поддался, когда она пошла на подкуп. Единственное, чего у Фэна Хардвика предовольно, так это неоправданной спеси. А еще — упорного нежелания смотреть в глаза реальности.

У Найны испарилось всякое желание утешать.

— Я рада это слышать.

— Ага. — Фэн ехидно вглядывался в нее. — Знаешь, если ты при своем отце будешь смотреть на меня такими глазами, он прикажет выбросить меня за порог. В таком случае не успеешь и ахнуть, как тебя окрутят с одним из папиных протеже.

Найна вздохнула. Это было справедливо. Не то, что ее могут выдать замуж за кого бы то ни было, а то, что им было необходимо предстать перед ее отцом единым, дружным фронтом. И если бы только Фэн не артачился, всеми силами не вызывал в ней враждебности к нему, не о чем было бы беспокоиться.

Она выжала из себя улыбку.

— Вряд ли бы ему удалось выставить такого, как вы. Но если бы мы ухитрились вести себя так, будто любим друг друга…

— Ты права, — перебил Фэн. — Так что давай, люби. — Он поманил ее, похлопал по своему колену.

— Я не это имела в виду, — раздраженно ответила Найна и поймала себя на том, что подавляет улыбку. На мгновение она задумалась. — Расскажите мне, что я должна знать о вас, чтобы нашей истории поверили.

— Ну-у, — протянул он, — можешь сообщить, что подобрала меня в сточной канаве, отряхнула…

— Может, отец и поверит, но будет недоволен, — сухо сказала Найна. — Я имела в виду вашу работу. Чем вы занимаетесь? В каком доме живете? Папа непременно начнет расспрашивать о таких вещах. А не о том, какой ваш любимый цвет и как вы предпочитаете есть яйца — всмятку или вкрутую.

— А! — Фэн поднял руки над головой и потянулся. — Я занимаюсь закупкой и распространением продовольственных товаров. Поездки, заседания, немного — подбор кадров и… Ну, делаю что придется. Что касается жилья, я недавно продал наш дом и собираюсь переехать в квартиру, поближе к офису, поскольку Кристин я уже буду не нужен.

— Какого рода продовольственными товарами вы торгуете? — спросила Найна. Добиться сведений у Фэна было все равно что сорвать крышку с туго закатанной банки.

— Ну, икра, устрицы, шоколадные конфеты. Оригинальные соусы. Паштеты. Сыры. Всякая всячина.

— Ага, — сказала Найна, — деликатесы.

Он сощурил глаза.

— Ты этим не увлекаешься?

Она покачала головой.

— Удивительно, что вы смогли этим увлечься.

— Если учесть мое плебейское происхождение? — спросил он со знакомой резкой ноткой в голосе.

— Скорее ваши наклонности настоящего мужчины, — съязвила Найна.

— Ясно. Дело в том, что вечные запеканки Кристин пробудили во мне тоску по более диковинным блюдам. Поэтому я и выбрал свое теперешнее направление в бизнесе.

Найна поняла, что Фэн еще раз тычет ее носом в различие, касающееся их происхождения.

— Как трогательно: выскочить из оборвышей прямо в богатенькие, — уколола его она. Его мягкий укор задел ее за живое.

— Поаккуратней, мисс Петрофф: ты прыскаешь лимонной кислотой. Мне казалось, что нам полагается любить друг друга. — Если она правильно читала в его глазах, он любил ее так же, как она тараканов.

— Да, — согласилась Найна, глядя ему прямо в глаза. — Но ведь я вам не нравлюсь, верно?

Она думала, что он пожмет плечами и не станет задерживаться на этом. Но он встретил ее взгляд таким же прямым взглядом и ответил:

— А черт его знает. Во всяком случае, были минуты, когда меня так и подмывало тихонько выпихнуть тебя из поезда. — Он потер рукой подбородок, и его лицо медленно озарила задумчивая ухмылка. — В одном я, правда, уверен.

— И в чем же?

— Что я бы с удовольствием затащил тебя в постель. Если бы ты, конечно, вела себя так, чтобы это не было понапрасну.

— Что? — Найна уставилась на него. Он ее ошеломил и разозлил. Она уже была готова во всех нелестных подробностях изложить ему все, что думала о мужчинах, которых можно купить, да еще для таких целей, как вдруг заметила, что его ухмылка переходит в широкую улыбку. В насмешливую, обольстительную, вызывающе самодовольную улыбку.

Фэн, как обычно, провоцировал ее. А она попалась.

— Как бы вы поступили, если бы я вас поймала на слове? — спросила она, подавляя смертельное желание ударить его ногой, крепко ударить по красивой лодыжке, до которой ей так легко достать своим тяжелым коричневым ботинком.

Его ухмыляющееся лицо превратилось в маску беспардонного сластолюбца.

— Попробуй, тогда узнаешь, — предложил он, сделав приглашающий жест рукой.

Найна покачала головой и встала.

— Вы несносны, — сердито заявила она. Фэн совершенно взбесил ее. В самом деле, было невозможно понять, когда он говорил серьезно, а когда просто подтрунивал над ней. У нее не проходило странное ощущение, что он и сам не рад, позволив ей купить себя.

Что-то в Фэнтоне Хардвике не подчинялось логике. Она с самого начала это заметила.