— Она должна быть там, — уверял он себя. — Где же ей еще быть в этой глуши?

— Конечно, — продолжал он свою мысль, — тот, кто ее похитил, скорее всего, тоже там и сидит с заряженными пистолетами, поджидая, не будет ли за ним погони…

— С другой стороны, если я останусь здесь, я просто замерзну, — решительно возразил сам себе О'Лири.

Он поднялся на ноги, несколько раз ударил себя затекшими руками по груди, вызвав тем самым приступ кашля, а затем осторожно начал спускаться по небольшому склону. Он кружил вокруг домика на довольно большом расстоянии, часто останавливаясь, вслушиваясь, не просыпаются ли обитатели дома и не приближаются ли всадники, но тишина оставалась прежней. Цветастые занавески на окне мешали ему разглядеть, что происходит внутри.

Лафайет скользнул к задней двери, с одной стороны которой лежали нарубленные дрова, а с другой стояла дождевая бочка, и прильнул ухом к дереву.

Он услышал слабое потрескивание, перемежающееся с еще более слабыми и очень неприятными звуками. Низкий голос произносил слова, слишком неотчетливые, чтобы их можно было расслышать. Лафайет почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Воспоминания детства о Гансе и Гретель в домике ведьмы неожиданно ожили перед его глазами.

— Ерунда, — твердо сказал он сам себе. — Никаких ведьм вообще не существует, все это сказки. И никого там нет внутри, кроме мошенника Лоренцо и несчастной леди Андрагоры, может, даже связанной по рукам и ногам, перепуганной до смерти, надеющейся вопреки всему, что кто-нибудь придет и спасет ее, бедное дитя. Почему бы мне не выбить эту дверь одним ударом и не вытащить оттуда Лоренцо за шкирку, и…

Неприятный хрустящий звук стал нарастать, потом внезапно затих, потом вообще прекратился. Раздалось громкое "хлюп" и слабое звяканье металла. Потрескивание возобновилось, сопровождаемое на сей раз отчетливым хрустом, как будто жернова перемалывают мелкие косточки.

— Может быть, он мучает ее, чудовище!

Лафайет отошел на три шага назад, напряг мускулы и кинулся на дверь. Она широко распахнулась, и он влетел в центр небольшой, аккуратно прибранной комнаты. В камине ярко пылал огонь, отбрасывая отсвет на пожилую женщину, сидящую в качалке на ковре, с кошкой на коленях и голубой китайской миской у локтя.

— О, Лоренцо, ты вернулся, — сказала она с удивлением. Она протянула ему миску.

— Хочешь немного воздушной кукурузы?

Сидя у окна с миской подсоленной хрустящей кукурузы на одном колене и чашкой крепкого дымящегося какао на другом, Лафайет пытался привести свои мысли в порядок. Его хозяйка шила что-то толстой иглой, которую она извлекла из сундучка под окном, и монотонно бормотала какие-то слова. Он никак не мог ухватиться за нить ее мысли — вроде бы она говорила что-то о какой-то кукушке, которая порхает с цветка на цветок и садится на самый большой цветок, вдыхая его аромат…

Лафайет проснулся, вздрогнув, потому что его подбородок уже коснулся груди.

— Бедный мальчик, да ты совсем спишь! И ничего удивительного — сколько часов подряд ты трудился. О, я почти забыла: тут были твои друзья.

Она как-то криво улыбнулась ему одной стороной рта.

— Друзья? Лафайет зевнул.

Сколько же времени прошло с тех пор, как он спал? Неделя? Или только три дня… или… возможно ли, что он счастливо спал всего прошлой ночью, в большой постели…

— …сказали, чтобы я тебе ничего не говорила, они хотят сделать тебе сюрприз. Но я решила, что лучше тебе знать.

Ее резкий многозначительный голос проникал сквозь его дремотное состояние.

Лафайет заставил себя сосредоточиться на том, что говорила старая леди. Голос ее казался ему странно знакомым. Может он встречал ее раньше? Или…

— Лучше мне знать — что?

Он заставил себя сосредоточиться на разговоре.

— Что они вернутся.

— Э-э… кто?

— Эти прекрасные джентльмены на чудесных лошадях. Внезапно Лафайет почувствовал, что полностью проснулся.

— Когда они здесь были?

— Да ты едва разминулся с ними, Лоренцо, минут на тридцать. Туманные старые глаза смотрели на него из-под очков.

Только были ли они такими старыми и туманными? Если приглядеться, они почему-то начинали казаться очень проницательными. "Где, — удивленно подумал Лафайет, — видел я точно такие же глаза и точно такой же взгляд раньше?.."

— Мадам, вы были очень добры ко мне, но боюсь, что мне пора идти. И я думаю, вы должны знать: я не Лоренцо.

— Не Лоренцо? Что ты хочешь этим сказать? Она уставилась на него из-под очков.

— Я пришел сюда, разыскивая человека по имени Лоренцо, а, может, его зовут Лотарис или Ланцелот. Когда вы так радушно меня встретили, предложили мне пищу и теплое место у камина, я… я был очень голоден и замерз, и я просто воспользовался вашей добротой. Но сейчас я пойду…

— Ну, что ты, я ничего не хочу об этом слышать! В такую ночь, как эта, можно простудиться до смерти!

— Я не уверен, что вы понимаете, — запротестовал Лафайет, пробираясь к двери. — Я вас совершенно не знаю. Просто я пришел сюда…

— Но ведь ты тот самый очаровательный молодой человек, который снял у меня свободную спальню.

Близоруко сощурившись, старушка посмотрела на него. Лафайет покачал головой.

— Боюсь, что нет. Я пришел сюда в поисках леди Андрагоры…

— О, так ты приятель моей племянницы! Как восхитительно! Почему же ты сразу не сказал мне? Ну, теперь-то ты точно должен выбросить из головы всякую мысль о том, чтобы уйти, в такой сильный холодный ветер. Да, кстати, где же моя дорогая Анди? У меня сложилось такое глупое впечатление, что ты должен привести ее с собой.

— Вы тетя Даф… я хочу сказать, леди Андрагоры?

— Ну да, конечно, разве ты не знал этого! Но ты так и не ответил, где она?

Лафайет оглядывал комнату. Она была достаточно чистая и удобная, но уж слишком проста.

— Насколько я понял, леди Андрагора — очень богатая женщина, — сказал он. — Неужели она не могла подыскать для вас что-нибудь получше?

— О, какой глупый мальчик! Я обожаю жить здесь, среди птичек и цветов. Это так спокойно и живописно.

— А кто рубит дрова?

— А это приходит человек по вторникам. Но ты говорил, что леди Андрагора…

— Я ничего не говорил. Но я не знаю, где она, и пришел один. Ну, спасибо вам за все…

— Ты никуда не уйдешь, — резко сказала старушка. Она улыбнулась. — Я и думать об этом не хочу.

Лафайет поплотнее запахнулся в плащ и направился к двери.

— Боюсь, мне придется отклонить ваше гостеприимство…

Он замолчал, услышав какой-то звук позади себя, и обернулся как раз вовремя, чтобы избежать удара ребром ладони чуть ниже уха, который попыталась нанести подкравшаяся старушка.

Он еле-еле успел уклониться и подставить под удар согнутую в локте руку, закричал от боли, попытался согнутыми пальцами ткнуть своей хозяйке под ребра, получил сильнейший удар в солнечное сплетение и упал на спину в качалку.

— Обманщик! — вскричала старушка. — Продался этому длинноносому Родольфо, и это после того, что я тебе обещала! Это надо же иметь такую наглость — прийти сюда, ко мне и делать вид, что видит меня первый раз в жизни!

Лафайет умудрился соскочить с качалки и отпрыгнуть в сторону, еле избежав сильнейшего удара ребром ладони в область сердца. Он с трудом поднялся на ноги.

— Где она, черт тебя подери? О, мне надо было оставить тебя в той канаве, из которой я тебя подобрала…

Внезапно старушка замерла, не нанеся очередного удара, и приложила ладонь трубочкой к уху. О'Лири тоже услышал отдаленный слабый звук копыт.

— Бежим!

Старуха кинулась к двери, схватила плащ, висящий на крюке, и завернулась в него.

— Ты мне еще ответишь за это, Лоренцо! — вскричала она голосом, который из звонкого сопрано опустился до звучного тенора. — Погоди, мой мальчик! Я так тебе отомщу, что ты проклянешь тот день, когда впервые увидел Стеклянное Дерево!

Она распахнула дверь настежь и выбежала в темноту.