Изменить стиль страницы

Наступил вечер, а его все еще не было. И она начала сердиться.

Когда наконец пришло время ложиться спать, она отправилась в свою постель.

Было около трех часов ночи, когда Райан вернулся с фермы Монро. Он был в приподнятом настроении. Кобыла в самом деле разрешилась двойней: жеребчиком и кобылкой. Квинси, верный слову, дал ему право выбора, и он предпочел кобылку. Эрин теперь сможет выбрать для нее имя, потому что он собирался торжественно преподнести ей этот подарок. Станет сама растить и тренировать животное и со временем сможет иметь чистокровную лошадь. Потом будет вместе с ним объезжать плантации.

Почти весь обратный путь он не сбавлял быстрого галопа, стремясь поскорее поспеть домой. Не только потому, что ему не терпелось сообщить о своем подарке, он страстно желал найти ее в своей постели. Может быть, начинал думать он, теплея сердцем, они действительно будут счастливы вместе. И он улыбался в ночную мглу с надеждой, что однажды получит воздаяние за свою растущую любовь.

В конюшне было темно. Все уже давно ушли спать. Райан расседлал лошадь, взмыленную от тяжелой езды, наскоро смахнул с нее грязь и поспешил в дом с черного хода.

Элиза спала в небольшой комнате на задней половине, как раз возле коридора. Много лет назад она поселилась там по предписанию его матери, чтобы «держать ухо востро» и докладывать о его возвращении из ночных походов. Он избегал ходить этим путем и, повинуясь давней привычке, повернул назад, чтобы войти через парадную дверь.

Поднимаясь по ступенькам, Райан бросил взгляд на восточное крыло. Он несколько удивился, не заметив огонька в окне. Почему-то Эрин не оставила для него зажженного светильника. Возможно, решила, что его не будет всю ночь? Ничего, ухмыльнулся он, ускоряя шаги. Сейчас он ее разбудит и обо всем расскажет. О Боже, скорее бы!

Он вошел в свою комнату не со стороны их общей гостиной, а через отдельную дверь со стороны коридора, и в темноте направился прямо к постели.

— Эрин, — тихо позвал он, не желая пугать ее во сне, — у меня для тебя сюрприз.

Он протянул руку, желая прикоснуться к ее нежной коже, ощутить чувственный изгиб ее теплого тела.

Его рука прошлась по плоскости широкого матраца.

Поморгав в недоумении, он ощупал все вокруг и убедился, что Эрин нет. Круто повернувшись, он вышел в гостиную. Четвертушка луны проливала на пол скудный свет, но его было достаточно, чтобы не споткнуться в темноте. Открыв дверь в ее спальню, он был поражен и разочарован. Эрин мирно спала в собственной постели.

Это в ее духе, с горечью подумал он, вспомнив, что она вышла замуж за него по одной-единственной причине. В таком случае, конечно, ей незачем было ждать его и ему нечего рассчитывать на ее любовь.

Он покачал головой, обескураженный, и отступил в свою комнату, тихо притворив за собой дверь.

Глава 19

Эрин не собиралась выяснять, почему Райан так и не заглянул к ней этой ночью. И даже не стала спрашивать, когда он вернулся домой. Она прикинулась, что просто не придает этому никакого значения. Райан, в свою очередь, не упомянул об оставленной записке и не поинтересовался, почему Эрин проигнорировала его просьбу.

В последующие дни он сказал себе, что пора по-настоящему включаться в работу, и решил проверить, как дела на плантациях. Таким образом он хотел выбросить Эрин из головы, чтобы не терзать себя размышлениями о разделяющей их невидимой стене. Райан собрал своих управляющих и выслушал их отчеты. Затем, удовлетворенный, что все идет гладко, полностью отдался своему излюбленному делу — породистым лошадям.

Эрин между тем пребывала в тревоге. Приближался день визита ее матери. И потому она ждала подходящей минуты для разговора с Райаном. Она должна поведать ему о напряженной ситуации, связанной с Закери. Один за другим проходили дни, и ей уже начинало казаться, что возможности для беседы с Райаном так и не представится. В течение дня Райан находился вне дома, а если и появлялся ненадолго, то держался так, словно они были чужими. Зато ночью все происходило по-другому. Его ласки были так же обильны и нежны. И, как всегда, она блаженствовала в его объятиях. А потом снова наступало отчуждение. При подобных обстоятельствах ей было трудно подступиться к нему со своим деликатным вопросом, и Эрин уже решила, что их разговор вообще не состоится.

У нее на душе кошки скребли, но она притворялась веселой и беззаботной.

Когда Эрин оказалась предоставленной самой себе, выяснилось, что у нее куча свободного времени. Тогда ей пришла в голову мысль привести в порядок участок сада вокруг могилы Генриетты Янгблад. Это был удобный предлог самой побывать на месте и уяснить обстановку, не вызывая ни у кого подозрений. Во всяком случае, с наступлением осени там было чем заняться — хотя бы убрать опавшую листву. Если даже Райан заметит, что она там бывает, он ни о чем не спросит. Похоже, он даже забывает о ее существовании, пока не приходит время ложиться в постель. Когда он стал забирать ужин к себе и запираться на весь вечер в кабинете, она не сказала ни слова — просто велела Энни приходить к ней с подносом в гостиную наверху.

Настал субботний вечер, и терпение Эрин наконец иссякло. Всю неделю она просидела в четырех стенах, не считая часов, проведенных в показных хлопотах возле могилы. Утром она собиралась послать экипаж за матерью и ради нее хотела во что бы то ни стало переговорить с Райаном. Хотя бы на короткое время нужно было устранить отчужденность и создать видимость нормальных супружеских отношений.

Итак, Эрин решила, что ей следует самой пойти к мужу. Она зашла в сервировочную комнату и сказала Элизе, чтобы та дала ей знать, когда мастер Райан вернется домой.

Элиза не удостоила ее ответом, словно не расслышала просьбы.

Эрин в негодовании от столь беспардонного пренебрежения остановилась посреди комнаты.

— Элиза, я это вам говорю!

Служанка, продолжавшая чистить столовое серебро, не поднимая глаз, ответила:

— Я знаю. Слышала.

Эрин едва удержалась, чтобы не топнуть ногой — по старой детской привычке.

— А если слышали, то и ведите себя соответственно. Надо отвечать по-человечески, когда к вам обращаются.

Эрин заставила себя говорить твердо и уверенно, хотя кипела от гнева, видя, как эта женщина по-прежнему стоит, повернувшись к ней спиной.

— А как я должна отвечать?

— Я хочу… — Эрин сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. — Я хочу, чтобы вы вежливо ответили: «Да, мэм — или мисс Эрин, — я буду рада сообщить вам, как только мастер Райан вернется домой». Тогда я буду знать, что вы слышали меня и готовы выполнить мою просьбу.

Элиза повиновалась.

— Да, мэм, мисс Эрин, — сказала она с насмешкой в голосе, по-прежнему стоя спиной к Эрин; Элиза говорила с монотонностью, способной довести до бешенства кого угодно. — Да — я — буду — рада — дать — знать — как — только — мастер — Райан — вернется — домой.

Взбешенная Эрин стремительно подбежала к Элизе. Ее ярость была вызвана не дерзостью рабыни, осмелившейся не подчиниться хозяйке. Нет, она не была деспотичной плантаторшей, но ее возмущали нарочитость и неразумность притязаний этой женщины.

— Элиза, — заговорила она, задыхаясь от волнения, — если бы вы спросили любого из слуг в доме моего отчима, вам сказали бы, что я прекрасно умею ладить с людьми. Я не отдаю неразумных распоряжений. Никогда не повышаю голоса. Не браню никого. И уж совершенно определенно — никогда не поднимаю руки ни на кого из них. Но я хочу, чтобы вы знали: я не потерплю такого обращения со мной, какое позволяете себе вы. Я намерена поговорить об этом с моим мужем.

Тут Элиза наконец взглянула на нее. Их взгляды встретились. Причем служанка смотрела с вызовом и презрением.

— Можете говорить. Вы имеете полное право думать и делать что вам заблагорассудится. И чем скорее вы поговорите с ним, тем лучше, потому что он вам все объяснит. Объяснит, каков порядок в этом доме. Здесь я не подчиняюсь никому, кроме мисс Виктории. Даже ему. Так было всегда, и так будет. Если вам нужен кто-то для личных услуг, зовите Энни или кого-нибудь из рабов. Только не меня.