Сегодня он должен будет уйти, «Если я останусь здесь еще хоть на один день, — подумал Тихальт, — то у меня, как и у дриад, над головой вырастут листья».

Он побродил по долине, непрерывно оборачиваясь ко все больше поднимающемуся солнцу. Он взобрался на вершину холма и начал всматриваться в чередование вздымающихся хребтов и долин, к востоку постепенно сливавшихся в одну громадную гору. К западу и югу он заметил блеск волн. К северу простирались зеленые леса, среди которых виднелись огромные серые валуны, похожие на руины древнего города.

Возвратившись в долину, Тихальт прошел под кронами гигантских деревьев. Взглянув вверх, он заметил, что все плоды раскрылись и теперь висели сморщенные и увядшие. Он услышал жужжание крыльев. Какой–то твердый тяжелый шарик ударился об его щеку, прицепился к ней и ужалил.

От неожиданности и боли Тихальт раздавил насекомое. Запрокинув вверх голову, он увидел других — целое множество, снующих туда–сюда или роящихся. Поспешно вернувшись к кораблю, он одел ком–бинизон из толстой ткани, защитив лицо и голову прозрачной сеткой. Он был разгневан без всяких видимых причин. Нападение осы испортило последний день его пребывания в этой божественной долине, впервые за все это время ему был причинен какой–либо вред. Слишком многого он ожидал, размышлял он с горечью, вряд ли рай может существовать без своего змея. И он швырнул в подсумок целый флакон сжиженного репеллента, хотя он вполне мог и не подействовать на этих насекомых растительного происхождения.

Покинув корабль, он двинулся по долине, все еще испытывая жгучую боль от укуса насекомого. Приближаясь к лесу, он натолкнулся на группу дриад, окруженную жужжащим роем ос. Тихальт с любопытством подошел ближе. Он увидел, что дриады подверглись нападению, но каких–либо действенных мер по своей защите они не предпринимали. Когда осы стрелой устремились, чтобы пристроиться на их серебристой коже, они стали размахивать ветвями, терлись друг о друга, скребли ногами почву, стараясь избавиться от насекомых. Насколько действенна была такая защита, Тихальт видел воочию.

Он медленно приближался к дриадам, наполненный ужасным гневом. Одно из созданий, подвергшихся нападению, совсем ослабло: несколько насекомых вгрызлись в кожу, вытягивая капли сукровицы. Весь рой внезапно сосредоточился на этой несчастной дриаде, которая вдруг затряслась и повалилась на землю, в то время как оставшиеся дриады спокойно уходили прочь.

Тихальт, охваченный омерзением и негодованием, бросился вперед и направил носик флакона с репеллентом прямо в центр роя ос. Действие яда было потрясающе эффективным — осы белели прямо на глазах, лишались сил и падали на землю. За одну минуту весь рой превратился в ворох белой шелухи. Дриада, подвергнувшаяся нападению, также лежала мертвая. Дриады, которые уходили от роя, теперь возвращались и были, как показалось Тихальту, крайне возбуждены и даже разъярены. Их ветви трепетали и бились, они двигались прямо на него, ничуть не скрывая решительности своих намерений. Тихальт поспешно ретировался к своему кораблю.

Отсюда он в бинокль наблюдал за поведением дриад. Они стояли возле своего мертвого собрата и, как показалось Тихальту, были в нерешительности относительно своих дальнейших действий. По–видимому, решил разведчик, их поразил не столько мертвый вид подруги, сколько гибель насекомых.

Они тесно обступили погибшую дриаду, и Тихальт не смог отчетливо разобрать, что же они делают. Одна из дриад нагнулась и что–то подняла с земли. Тихальт навел на эту фигуру бинокль и увидел, что она держала в своих руках–ветвях черный шар. Он долго следил за тем, как дриады несли этот шар через долину, пока не скрылись в роще гигантских деревьев.

3

«Что за город — Кринктаун? Некогда — перевалочный пункт, последняя застава и врата, ведущие в бесконечность, — теперь же это еще одно поселение за пределами Ойкумены. Но что значат слова «еще одно»? Является ли это определение ложным? Решительно нет. Кринктаун нужно увидеть, чтобы поверить в его чудо, и даже тогда он воспринимается с недоверием. Дома здесь расположены на большом удалении друг от друга вдоль тенистых проспектов, и все же они вздымаются, как сторожевые башни, над пальмами, кипарисами и другими многочисленными деревьями. Первый этаж зданий — не более, чем вестибюль, место, где меняют одежду, так как местные обычаи предписывают употребление домашних бумажных накидок и бумажных шлепанцев. А выше — какая вспышка архитектурного тщеславия, какие башенки и шпили, колокольни и купола! Какое искусно выполненное великолепие, какая вдохновенная резьба, какое вычурное, изумительное употребление самых разнообразных материалов! Где еще можно встретить балюстрады из панцирей черепах с торчащими из них позолоченными рыбьими головами? Где еще нимфы из слоновой кости свисают, подвешенные за волосы, прикрывая водосточные желоба, а на лицах их — молитвенный экстаз? Где еще степень чьего–либо преуспевания измеряется пышностью надгробных памятников, которые проектируются прямо перед фасадом вместе с хвалебной эпитафией?

И по сути дела, где еще, кроме Кринктауна, преуспевание является весьма сомнительной рекомендацией? И тем не менее немногие из обитателей его осмеливаются показаться в пределах Ойкумены. Должностные лица — убийцы; полиция — поджигатели, вымогатели и насильники; старейшины городской управы — владельцы борделей. Но гражданское судопроизводство отправляется с педантичностью и с торжественностью, достойными Верховных сессий в Борагстоуне или коронации в лондонском Тауэре. Тюрьма в Кринктауне одна из самых остроумных, которую когда–либо устраивали власти. Следует вспомнить, что Кринктаун расположен на поверхности холма вулканического происхождения, возвышающегося над непроходимыми зарослями и болотами, покрытыми колючими растениями и острой, как кинжал, травой. Единственная дорога ведет из города в джунгли. Заключенных просто не пускают в город, запирая ворота. Они могут бежать в джунгли, куда глаза глядят, в их распоряжении целый материк. Но ни один заключенный не осмеливается уходить далеко от ворот, и, когда требуется его присутствие, достаточно всего лишь отпереть калитку и выкрикнуть его имя».

(Из статьи Стриценко «Плата за грех», напечатанной в майском номере журнала «Космополис» за 1404 год.)

Тихальт сидел, наблюдая за игрой огня. Герсен, глубоко тронутый рассказом, ждал продолжения. Наконец Тихальт заговорил:

— Вот так я покинул эту планету, не мог дольше оставаться там. Чтобы жить на этой планете, нужно либо забыть о себе, всецело отдавшись красоте, растворив свою личность в ней, либо овладеть ею, подчинить ее себе, поломать ее, низвести до собственного низменного уровня своих корыстных побуждений. Я не мог сделать ни то, ни другое, и поэтому я никогда больше не смогу туда вернуться… Но воспоминания об этой планете постоянно преследуют меня.

— Даже несмотря на этих зловредных ос?

— Да, даже несмотря на них. Я поступил неправильно, что вмешался. На этой планете существует определенный ритм, равновесие, которое я грубо потревожил. Я много дней размышлял об этом, но так до конца и не понял этот процесс. Осы рождаются как плоды на деревьях, черви производят семена одного из видов растений — вот и все, что мне известно. Я подозреваю, что дриады производят семена для великанов. Процесс жизни становится замкнутым или, вероятно, характеризуется последовательностью перевоплощений с деревьями–великанами в конце цикла.

— Похоже, что дриады используют червей как часть своего пропитания, осы же пожирают дриад. Откуда же берутся черви? Или осы являются их первой фазой? Летающими личинками, так сказать? А может быть, черви со временем превращаются в дриад? Я чувствую, что, может быть, так оно и есть, хотя и не уверен полностью. Если это так, то такой цикл прекрасен настолько, что я даже не нахожу слов для выражения своего восхищения. Как нечто извечно обусловленное — подобно приливам или вращению Галактики. Если заведенный порядок нарушается, если выдергивается одно из звеньев, то весь процесс рушится. И это тягчайшее преступление — оборвать одно из звеньев этой цепи!