Фарр был зол и обижен, и, кроме того, очень болела рана. Активность коричневого человека действовала на нервы. Яснее ясного было, что бежать отсюда непросто. Свекры немного бы стоили, если бы не предусмотрели всех возможностей.
Фарр рассматривал коричневого человека и решил, что это, наверное, теорд, представитель наиболее человекоподобной из трех арктуровых рас. О теордах ходили не самые лучшие слухи, и Фарру было не очень–то по душе получить одного из них в качестве приятеля по камере, и тем более во тьме.
Закончив обследование стен, теорд вновь переключил внимание на Фарра. Глаза у него были спокойными, глубокими, желтыми и холодными и светились, словно грани топаза. Он опять заговорил своим хриплым голосом.
— Это не настоящая тюрьма.
Фарр был изумлен. В данных обстоятельствах замечание выглядело более чем странным.
— Кто вы, чтобы так говорить?
Теорд рассматривай его добрых десять секунд, прежде чем произнести следующую фразу:
— Наверху большое волнение. Исцики бросили нас сюда для безопасности. Значит, в любую минуту могут забрать. Нет ни дыр для подслушивания, ни звуковых рецепторов. Это — камера хранения.
Фарр с сомнением поглядел на стены. Теорд издал низкое стонущее бормотание, вновь приведя Фарра в замешательство, но тут же он понял, что теорд просто выражает веселье столь странным образом.
— Вас беспокоит, откуда я об этом знаю, — сказал теорд. — У меня такая способность — чувствовать все аномалии.
Фарр вежливо кивнул. Неотвязный взгляд теорда становился гнетущим. Фарр полуотвернулся. Теорд забормотал себе под нос: напевный, монотонный гул. Жалоба? Погребальная песнь? Свет погас, но трубное бормотание не прекращалось. Фарр неожиданно задремал и вскоре заснул. Это был тревожный сон и он не давал отдыха. Голова раскалывалась и горела. Он слишком хорошо слышал знакомые голоса и приглушенные крики: он был дома, на Земле, и кого–то должен был повидать. Друга. Зачем? Во сне Фарр ворочался и разговаривал. Он знал, что спит: он хотел проснуться.
Пустые голоса, шаги, неугомонные образы стали таять, и он заснул здоровым сном…
В овальную дверь ворвался свет, очерчивая силуэты двух исциков. Фарр проснулся. Он был крайне удивлен, обнаружив, что теорд исчез. Да и вся комната казалась другой. Он больше не находился в корне старого черного дерева.
Он с трудом принял сидячее положение. Глаза были затуманены и слезились, мысли разбегались. Не за что было зацепиться. Словно мозг раскололся на части, когда он упал.
— Эйли Фарр сайах, — сказал исцик, — вы способны нас сопровождать?
На них были желтые и зеленые ленты. Свекры.
Фарр поднялся на ноги и пошел к овальной двери. Один из свекров шел впереди, другой — позади. Они шли по наклонному извилистому коридору. Идущий впереди свекр отодвинул панель, и Фарр оказался в аркаде, по которой уже шел однажды.
Они вывели его наружу, под ночное небо. Звезды слабо мерцали: Фарр разглядел Солнце и несколькими градусами выше звезду, которую он знал под именем Бета Ауригью. Они не вызвали ни боли, ни ностальгии. Он не испытывал никаких чувств, он смотрел не вглядываясь. Ему было легко и покойно.
Обогнув рухнувший Дом, они подошли к лагуне. Впереди из ковра мягкого моха поднимался могучий ствол дерева.
— Дом Зиде Патаоз–сайаха, — сказал свекр. — Вы его гость. Он держит слово.
Дверь скользнула в сторону, и Фарр на подгибающихся ногах шагнул внутрь ствола. Дверь так же тихо закрылась. Фарр остался один в просторном круглом фойе. Он прислонился к стене, чтобы не потерять сознания, внезапно раздосадованный собственной слабостью и замедленностью восприятия. Он сделал попытку сосредоточиться: осколки разума медленно начали собираться, сливаться воедино.
Вошла женщина исцик. На ней были черные и белые ленты и черный тюрбан. Розовато–фиолетовая кожа между лентами слабо подчеркивала горизонтальный разрез глаз. Фарр вдруг смутился, вспомнив что он всклокочен грязен и небрит.
— Фарр–сайах, — сказала женщина, — позвольте проводить вас.
Она отвела его к шахте подъемника, и диск поднял его на сто футов. На этой высоте у Фарра закружилась голова. Он почувствовал холод ладони женщины.
— Сюда Фарр–сайах.
Фарр шагнул вперед, остановился, прислонится к стене и ждал, пока в глазах не прояснится.
Женщина спокойно ждала.
Пятно, наконец, исчезло. Они стояли в сердцевине ветви, рука женщины поддерживала его под локоть. Он посмотрел в блеклые глаза–сегменты. Она безразлично взглянула на него.
— Ваши люди подмешали мне наркотик, — пробормотал он.
— Сюда, Фарр–сайах.
Она пошла по коридору. Движения ее были столь мягки и волнообразны, что казалось, будто она плывет. Фарр медленно пошел следом. Он чувствовал себя немного лучше, ноги окрепли.
Женщина остановилась около последнего люка, повернулась и сделала руками широкий церемониальный жест.
— Вот ваша камера. У вас ни в чем не будет недостатка. Для Зиде Патаоза дендрология — открытая книга. Он может вырастить все, что захочет. Входите и располагайтесь в изысканном доме Зиде Патаоза.
Фарр вошел в камеру — одно из четырех соединенных помещений самого совершенного стручка из всех, что он виден. Это было помещение для еды. Огромный столб рос из пола и сплющивался на конце, образуя стол, на котором находились подносы с разнообразными блюдами.
Следующее помещение, выстланное голубыми ворсистыми коврами, видимо служило комнатой отдыха, а соседнее с ним по лодыжку было заполнено бледно зеленым нектаром. Неожиданно у себя за спиной Фарр обнаружил маленького, подобострастно дышащего исцика, в белых и розовых ленточках слуги Дома. Он ловко стянул с Фарра перепачканную в земле одежду. Фарр шагнул в ванную, и слуга хлопнул ладонью по стене. Из маленьких отверстий ударили струи жидкости со свежим запахом и зябко побежали по коже. Слуга зачерпнул горсть бледно зеленого нектара полил Фарру на голову, и он вдруг оказался покрыт пощипывающей и пузырящейся пеной. Пена быстро растворилась, оставив кожу чистой и свежей.
Слуга принес сосуд с бледной пастой. Пасту он осторожно наложил на лицо Фарра, растер мочалкой и борода растаяла без следа.
Прямо над головой Фарра начат расти пузырь жидкости. Его удерживала тонкая оболочка. Он становился все больше и больше и, казалось, подрагивал. Слуга поднял руку с острым шипом. Пузырь лопнул, пролив на Фарра жидкость с мягким запахом гвоздики. Жидкость быстро высохла. Фарр перешел в четвертую камеру, и там слуга помог ему одеться, а затем прикрепит сбоку на ногу черную розетку. Фарр, кое–что знавший об обычаях народа исциков, удивился. Будучи персональной входной эмблемой Зиде Патаоза розетка становилась не просто украшением. Она удостоверяла, что Фарр является почетным гостем Зиде Патаоза, который, следовательно, берет на себя обязанность защищать его от любых врагов. Фарру предоставлялись свобода действий внутри Дома и дюжина прав, обычно принадлежащих хозяину. Фарр мог манипулировать некоторыми нервами Дома: его рефлексами, импульсами, мог пользоваться некоторыми из сокровищ Зиде Патаоза и имел довольно широкую возможность поступать так, словно был его «альтер эго».
Случай был необычный, а для землянина, пожалуй, уникальный. Фарр стал размышлять, чем же он заслужил такую честь. Видимо, это было просто попыткой заглушить вину за неприятности, которые ему причинили в связи с нападением теордов.
«Да, — подумал Фарр, — это, пожалуй, может служить объяснением».
Он надеялся, что Зиде Патаоз поглядит сквозь пальцы на то, что он не соблюдает в ответ громоздких ритуалов вежливости исциков.
Женщина, которая отводила его в камеру, появилась вновь. Она торжественно преклонила перед ним колени. Фарр был недостаточно знаком с манерами исциков, чтобы решить для себя, чувствовалась в этом жесте ирония или нет. Очень уж неожиданной показалась ему перемена статуса. Мистификация? Непохоже. Чувства юмора у исциков не существует.
— Эйли Фарр–сайах! — провозгласила женщина. — Теперь, когда, вы освежились, желаете ли вы присоединиться к хозяину, Зиде Патаозу?