И он так широко повел вокруг рукой, как если бы речь шла о половине мира. Поскольку при этом он не выпускал бокала, то, делая жест, задел плечо Стивенса, облив ему пиджак и брюки. Но Холанд, казалось, даже и не заметил своей оплошности, в то время как адвокат осыпал про себя этого растяпу проклятиями. А тот уже самозабвенно заливался звучным баритоном:
— Хочу, чтобы все усекли, что Стивенс — мой кореш. Приглашаю его разделить этот праздник с нами и требую, чтобы к нему относились так же, как ко мне самому… Эй, Стивенс! Нам надо переброситься парой слов, но это потом, а пока — будьте как дома.
Ухмыляясь, он втолкнул адвоката в центр одной из женских стаек:
— Он — ваш, девочки… Учтите: холостой…
Те приняли новичка радушно. Одна из дамочек, выудив платок, принялась промокать его забрызганный пиджак, приговаривая:
— Видите ли, он — просто фигляр… Кстати, бывший актер…
Какое-то время Стивенс провел, потягивая виски, в этом кругу женщин самого разного возраста. Когда же наконец сумел отбиться от них, то ни за что на свете не смог бы вспомнить, о чем они так оживленно болтали. Адвокат отыскал Холанда, завалившегося в обнимку на пол с крупнотелой девицей, и буквально оторвал ее от следователя.
— Убирайтесь, — промямлила она. — Хочу спать…
И действительно тут же заснула. Холанд же какое-то время никак не мог постигнуть, куда вдруг подевалась его Дульцинея. Затем, глядя на Стивенса уже без прежнего хмельного восторга, воскликнул:
— Какого черта! Эта милашка за все время моей здесь службы держалась со мной как глыба льда. И только-только растаяла, заключив меня в объятия, как вы… — Он запнулся, тряхнул головой, вгляделся в Стивенса и, приняв несколько более осмысленный вид, крепко ухватил его за руку: — А, вот вас-то я как раз и мечтал увидеть Хочу вам кое-что прочитать. Намеревался показать это Таннехиллу, да он не явился. Эту штучку прислали сегодня утром нарочным… О, в сущности, ваш босс — отличный малый. Но я охотно поступился бы долларом, лишь бы разобраться, что за игру он ведет. Пройдемте в мой личный кабинет…
Он повлек Стивенса за собой, выдвинул ящик письменного стола, вытащил оттуда листок бумаги и протянул его адвокату. Стивенс прочитал и насупился. Письмо было отпечатано на машинке, но не подписано. В нем говорилось следующее:
Дорогой мистер Холанд!
Если Вы потрудитесь вскрыть могилу Ньютона Таннехилла, то обнаружите, что гроб пуст. Вам не приходило в голову, что дядя и его племянничек что-то уж слишком похожи друг на друга? Выводы из этого делайте сами, как и из факта смерти охранника-негра, труп которого обнаружили прошлой ночью.
Поморщившись, Стивенс вторично пробежал глазами записку, стараясь понять, как она вписывалась в картину недавних событий. Прав был автор письма или нет, одно было ясно: кто-то стремился посеять смуту.
Из соседнего просторного помещения между тем продолжали доноситься взрывы хохота пьяной компании.
Стивенс взглянул на Холанда. Тот склонил голову на грудь и, судя по его виду, заснул в своем кресле. Но вдруг вскинулся и прошептал:
— Ничего не понимаю в этой истории. С какой стати человек станет притворяться мертвым, чтобы унаследовать свои же собственные деньжата? Бессмысленно все это. И каким образом можно оказаться в один прекрасный день моложе, чем был раньше?
И он снова впал в полудрему. Стивенс, покачав головой, положил письмо на прежнее место, в ящик стола, откуда достал его Холанд. Закрыв его на ключ, он опустил последний в карман следователю, который даже не пошевелился.
Молодой адвокат спустился по лестнице к выходу под громкие выкрики и бестолковый шум загулявших чиновников. Сев за руль, он спокойно обдумал, что следовало предпринять теперь. “Надо обязательно увидеться с Таннехиллом”, — решил он. Стивенс включил зажигание. Проехав с милю, он остановился у попавшегося по пути лотка и купит газету. О смерти охранника сообщалось в краткой заметке в одну колонку. Журналист ограничился пересказом того, как труп негра по имени Джон Форд был обнаружен недавно прибывшим в Альмиранте Артуром Таннехиллом в старом, времен майя, колодце позади Большого Дома. Вся остальная часть страницы отводилась описанию визита в город его босса. На фото Артур Таннехилл выглядел стройным, с приятным худощавым лицом молодым человеком, но явно усталым. Газета приводила объяснение этому. Молодой Таннехилл в течение двух лет лечился в клинике одного из городов на востоке. Он получил серьезное ранение в голову в результате случайного выстрела и до сих пор окончательно так и не выздоровел.
Статья шла с продолжением на следующих страницах, где приводились сведения об исторических корнях семейства Таннехиллов. Стивенс читал такого рода материалов предостаточно, а посему, сложив газету, позвонил в Большой Дом.
— Нет, — ответил ему все тот же сержант Грей. — Он еще не вернулся.
Стивенсу ничего не оставалось, как пойти поужинать в бар-ресторан. Он был недоволен собой: не сделал всего того, что должен был сделать. Самым неприятным моментом было то, что Таннехилл, возможно, и не подозревал о грозящей ему опасности. Но, с другой стороны, разве он сам представлял себе, в чем она заключается?
Попивая вторую чашечку кофе, адвокат просмотрел газету еще раз, более внимательно. Он обратил внимание на следующий пассаж:
Наши сограждане совсем не знают молодого мистера Таннехилла. Он бывал в Альмиранте всего два раза, и то в детском возрасте. Учился в Нью-Йорке и в Европе. Поразившая его пуля нанесла настолько серьезную рану, что он находился в бессознательном состоянии в течение года и семнадцати дней. Но из этого срока пребывания в клинике надо вычесть период с 24 апреля по 5 мая с. г., когда он, видимо по причине какого-то мозгового шока, выбывал в неизвестном направлении. Выздоровление шло трудно, долго, и, к несчастью, его воспоминания об отдельных этапах жизни из-за полученной травмы носят довольно смутный характер.
Стивенса поразили приведенные даты отсутствия Таннехилла в больнице. “Необходимо кое-что проверить, — мелькнуло у него в голове. — И притом немедленно”.
Он покинул ресторан в крайнем возбуждении и весьма встревоженный. Ночь уже полностью вступила в свои права. Но для того, что он задумал, как раз и нужна была темнота. Предстоящее дело было Стивенсу не по вкусу. Но в качестве доверенного лица Таннехилла он был обязан собрать максимум информации. Расстояние до кладбища, расположенного в северо-западной части города, адвокат покрыл на машине за четыре минуты. При входе на стене висел план. Он отыскал на нем участок захоронений, откупленный семейством Таннехиллов. Припарковав машину под деревом, он осторожно вошел в заполненную чернильным мраком аллею. Дойдя до северной границы кладбища, Стивенс свернул направо и через некоторое время стал внимательно всматриваться в надписи на надгробных плитах. Вскоре он отыскал то, что ему было нужно.
Захоронения членов клана Таннехиллов были обнесены металлической оградой. Фамилия владельцев участка была обозначена металлическими буквами над входом. Адвокат проник в это замкнутое пространство, где размешалось около дюжины могил. Пользуясь электрическим фонариком, он склонился над ближайшей памятной плитой и прочитал надпись, выбитую на камне. Она была на испанском языке с любопытной орфографией:
Франсиско де Танекила и Мерида февраль 4-1709–июль 3-1770.
Следующая могила также была обозначена по-испански с датами 1740–1803. Фамилия на третьем надгробии впервые была исполнена в английском варианте, хотя и с различием по отношению к нынешней в одну букву. Этот предок умер в 1852 году. Он, должно быть, застал начало знаменитой золотой лихорадки.
Стивенс не торопясь переходил от одного памятника к другому. Его уже не терзало внутреннее побуждение действовать в пожарном порядке. Древность рода произвела на него сильное впечатление. Он даже начал чувствовать своеобразную гордость за то, что был связан с семейством со столь солидной родословной. Корни его действительно глубоко уходили в эту землю.