— А если мне это просто-напросто не удастся? Полынь…

— В таком случае в моих силах сделать так, что вы никогда не увидите вашу леди, — просто сказал лорд Шиповник. — У нас мало времени.

— Хорошо, — голосом, в котором не было абсолютно ничего хорошего, согласился Дерек. — Идет. Кому я тут могу задать вопросы, касающиеся мальчика… Люция?

— Миссис Флиббертиджиббет, управительница, с радостью поможет вам. Бартонс… — дверь в галерею отворилась, давешний служитель поклонился с порога, — доставит вас к ней. А сейчас разрешите проститься с вами на сутки.

Мы уходили, а он остался под абажуром. Сидел в кресле и отпивал кофе из крохотной чашечки. Дверь закрылась за нашими спинами. Не

силой чар, а при помощи доброго стального замка.

Помимо прочих доблестей полицейский обязан уметь выговорить любое самое заковыристое имя. Взаимная вежливость и терпимость — основа нашего общества. Экономка с лицом прекрасной рыбы — не спрашивайте меня, как это! — встретилась с нами в помещении, напоминающем бар-буфет, но выпить не предложила. В преддверии Полыни, хотя ее и объявят еще через четверть часа, все в Доме Шиповник убиралось, опечатывалось и запиралось. Похоже, они все уединятся и даже от еды откажутся. Останется только охрана на стенах, а остальные… остальные будут в руках того, кто командует охраной: так я подумал, но вслух, разумеется, не сказал. Если милорд Кассиас — знаток в области морали, то это его собачье дело. Убедившись, что язык Рохли справился с ее имечком, госпожа управительница в знак ответной вежливости разрешила называть себя просто Джиббет и терпеливо ждала наших вопросов, сцепив руки на уровне талии.

— Когда пропал мальчик?

— Ему отнесли пятичасовой чай в комнату, и мистер Люций его выпил. К ужину семья милорда собирается в Синей столовой. Тогда его и хватились.

— Когда вы обнаружили, что Люций исчез, было уже известно, что завтра Полынь, мэм?

— Официально об этом до сих пор неизвестно.

— Простите.

Действительно — глупый вопрос. Милорд Кассиас из тех, кто решает, когда Полыни быть: уж о своем-то доме он позаботится.

— Скажем иначе. Люций знал, что завтра особый день?

— Лично я не говорила ему, но ничто не мешало мистеру Люцию узнать от других.

Ма-ать! Таково-то оно — эльфов допрашивать!

— Но вы, мэм, к этому времени уже знали?

— Да, я узнала одной из первых. В мои обязанности входит подготовка Дома к катаклизмам и общественным возмущениям.

Уф! Шерсти клок, правда, небольшой.

— Простите, а вы уверены, что он действительно пропал?

Миссис Джиббет поджала тонкие губы.

— Его нет в доме. Я первым делом опросила Дом, а Дом мне не солжет. Или вы сомневаетесь в моей компетентности?

Пришлось заверить ее, что не сомневаемся. Мы должны были покинуть этот заколдованный замок до полуночи, как три Золушки, если не хотим, чтобы все наши планы прискорбным образом обратились в тыквенное пюре. В полночь они перекроют даже мышиные норы, если они здесь есть. Приходилось скоренько придумывать, как спросить о главном.

— Кому может понадобиться мальчик? Какую ценность он представляет?

— Да кому угодно, кто нуждается в средстве давления на Дом. Младший отпрыск есть высшая ценность Дома, Старейший отвечает за него лично. Милорд Кассиас очень заботился о Люции. Если Люций попадет к Плющам или, например, к Боярышнику, они смогут добиваться от милорда уступок в Парламенте.

— Они могут убить мальчика, — устало сказал Дерек. — Завтра. Или представить дело так, будто он убит завтра. И отвечать они не будут. Вы понимаете?

— Ответить им придется, — возразила миссис Джиббет. — Не перед полицейским законом — перед законом пролитой крови. Это не последняя Полынь. А для возмездия Полынь и не нужна.

— И еще одно, последнее. Каков он — Люций?

— Простите, что?

— Характер. Нрав. Понимаете?

— Какой у него может быть нрав? Ему всего четырнадцать… Но — да, с ним трудно. Ему не нравятся правила.

Обратно мы шли пешком, улицами предместья, под гору, и ночь казалась бездонной, холодной и очень тихой. Настоящая ночь никогда не бывает такой. А эта затаила дыхание или, может, затаили дыхание

мы сами. У нас есть немного времени: Полынь объявлена и действует, но основной ее контингент пока спит и узнает все только утром.

— Альбин, — сказал Рохля, — рассказывайте. Там у них сплошные секреты, но вы-то не Шиповник.

— Именно…

— Но вы эльф и знаете правила. К тому же если Шиповник давал вам кров, вы могли знать мальчишку. Что это за создание — четырнадцатилетний эльф?

— Вы заметили, — промолвил эльф, — что Полынь всегда приходится на полнолуние? Резонирует со смятением духа.

— Не морочьте мне голову, Альбин. Вы нам должны кое-что — ведь это вы нам дельце подсудобили. Так что рассказывайте. Вы эльф, а иного способа понять эльфа у нас нет. И времени на изучение тоже нет.

Улица вилась вниз по склону, наши подметки звонко щелкали по булыжнику. Луна круглым глазом смотрела навстречу, заглядывая почему-то снизу. Краткий час, когда все кажется простым.

— Чтобы понимать, надобно понятие. Достаточен ли ваш понятийный аппарат, Бедфорд?

— А вы попытайтесь снизойти. Я не работал с эльфами, но вы-то работали с людьми. Вы журналист. Если поразмыслить, странное занятие для существа, которое опасается запачкать руки. Вы ведь не светскую хронику пишете?

— Не светскую, — эхом отозвался Альбин. — Ну, возьмем, к примеру, понятие «ум». Много ли состояний описывает это слово?

— Два. Или он есть, или его нет.

Мы как раз миновали фонарь, и я увидел высокомерную улыбку, скользнувшую по лицу нашего спутника. Кожа его отливала голубым.

— Неумный, — сказал он. — Умный. Умный достаточно, чтобы ума не показывать. Слишком умный, чтобы быть умницей. Умный задним числом. Умный в определенной ситуации. И в неопределенной, когда логически не просчитывается, будешь ли ты умен завтра. Ум, расположенный к долгосрочному планированию. Ум, способный реагировать нестандартно… «Верность», «истина», «любовь» — все раскладывается так же. Понимаете, Бедфорд, у нас много времени.

— И все оно уходит на такие вот измышлизмы?

— В простоте — элегантность, а книга лучше всего читается, когда написана черным по белому. Не знаю, обратили ли вы внимание на дизайн Дома Шиповник, но хороший эльфийский вкус склоняется к монохромной гамме.

— То есть Шиповник, по-вашему, оформлен шикарно?

— Это неправильное слово. Воспитанный эльф никогда так не скажет. Шиповник прекрасен. Видите ли, милорд Кассиас очень стар, а с возрастом с эльфа словно опадает шелуха, обнажая суть и совершенствуя стиль. Стиль очень важен для эльфа. Впрочем, что я вам рассказываю? Ваша жена должна была дать вам об этом хотя бы поверхностное понятие, если вы, конечно, внимательны к таким вещам.

Он издевается над нами. Я понял это по мельчайшим оттенкам речи. Может, Рохля тоже понял, но ему было все равно.

— Насколько Люций важен для главы Дома?

— Люций — самая большая драгоценность Шиповника.

— Вот как?

— Он ребенок. — Мы снова прошли мимо фонаря, но на этот раз Альбин уже не улыбался. — У эльфов очень мало детей. Философы выводят закономерность между продолжительностью жизни и способностью к репродукции, но, может быть, тут есть еще какие-то причины: проклятия или вырождение генома… Есть некая мистическая связь между Младшим и Старшим Дома. Младший принадлежит Старшему гораздо больше, чем своим биологическим родителям. Старший, в первую очередь, заботится именно о Младшем, и Младший имеет преимущества перед остальными.

— И это портит характер прочих членов Дома, когда-то бывших Младшими, но потерявшими статус?

— Вы ничего не знаете о характере эльфа, выросшего в Доме, Бедфорд.

— Зато я надеюсь, вы расскажете, Альбин! Что значит «заботиться»

— в эльфийском понимании этого слова?

— Прежде всего образование. Среди Домов идет настоящая грызня за самых лучших преподавателей. Это не средняя школа, где учитель