Вот опять знакомая кабинка,

Вниз ступеньки, весла и помост,

Золотые по воде тропинки

В синий край ведут воды и звезд,

И вода певучая не молкнет,

Все поет, поет о чем-то мне…

И плывут оранжевые окна

Маяка, как люки, в глубине.

Волны все далекое уносят…

Плыть бы, плыть и думать о своем,

Знать, что близко на цветном откосе

Ждет нас милый терпеливый дом.

Там качает ветер занавески,

И влетают в сумрак голубой

Водяные шелковые всплески,

Тонких склянок отдаленный бой.

И, полна покоя и уюта,

Примет нас в рассветной полумгле

Комната, как тихая каюта

На спокойном старом корабле.

Над старым омутом, на ветхих сваях,

Как в сказке, мельница в глухом лесу;

Вода дремотная поет, сверкает.

И льется, льется по колесу.

Луна в опаловом встает пожаре,

А чащи сумрака полны.

Какая сказочность, какие чары

В пейзаже этом заключены?

Вот так и чудится: на ветхий мостик

Сойдет, зевая, седой колдун,

И под рукой погнутся ветки,

Вода качнется… и в глубину

Луна уронит свой диск блестящий,

Замрет все в сказочном полусне;

И князь Серебряный из темной чащи

Неслышно выедет на коне.

Явь или сон? Тихо меркнут краски.

И мостик стар, и вода темна…

И дремлет мельница во мхах и сказках,

И леса старого стоит стена.

Дикий край неоглядный

Без пути и дороги,

Где уходят в туманы

Голубые отроги!

Где в ложбинах зеленых

Сон полдневный недвижен,

И цветут анемоны

У разрушенных хижин;

Где колдуют напевы

Перламутровых речек,

Словно Божьи посевы —

Огнецвет у крылечек.

Вечера синеоки,

Даль близка, как ограда,

Слышны в пенье потоков

Серебро и прохлада…

И когда в поющий этот час

Лес оденет алую корону,

Я слежу, не опуская глаз,

Силуэт идущего по склону.

На одежде — листья и смола,

На него медведь смотрел из чащи;

Прятала угрюмая скала

Ствол настороженный и грозящий;

Под ногой качалась синева, —

След таят коварные болота, —

Выпрямляясь, шелестит трава:

«Здесь пробрался очень смелый кто-то…»

Он дойдет… В вечерней тишине

Заскрипят замшелые ступени,

И, усталый, подойдя ко мне,

Голову уронит на колени.

Это ты, шумящая тайга,

Встречи миг, простой и благодатный,

Охранив от смерти и врага,

Отдаешь мне вечером обратно!

Уж по утрам сквозь лед звенит вода,

И звон ее последний и усталый…

Ночами звезды — как осколки льда,

И по степи гуляют часто палы:

Бегут, бегут и кружатся огни,

Путает птиц далекий дым пожаров…

…Но хорошо в синеющие дни

В цветном лесу дорогой ехать старой.

Прощальной грустью воздух напоен,

Здесь алый лист и красный цвет брусники,

Не грея, солнце в этот легкий сон

Роняет сверху трепетные блики.

Деревья жжет невидимый огонь,

И все вокруг так хрупко и тревожно,

Так грез полно, что даже чуткий конь

На лист сухой ступает осторожно.

Таясь в корнях, родник еще поет —

В последнем сне — о мире и забвеньи,

И шепчут листья: «Все пройдет, пройдет,

Так пей же чашу тихого терпенья.

Мы даже боль былую не вернем!..»

Дорога вниз…

Пора коню на отдых.

Над падью, опаленною огнем,

Стоит спокойный горьковатый воздух.

В жизни всюду встречи и дороги,

Всюду — путевые огоньки…

Что-то мнится, как сигнал тревоги,

Радости нежданной иль тоски.

Вспыхнет небо звездными огнями,

А луна над степью, как опал.

Хорошо такими вечерами

Выйти на темнеющий вокзал

И стоять подолгу на перроне,

Слушать, как рокочут провода,

И следить, как в грохоте и звоне

Пролетают мимо поезда.

В дали… в неизвестность… к новым странам,

К песням моря, к шуму городов,

К золоту пустынь и к их обманам,

К белым снам заснеженных хребтов,

К островам, где женщины — сирены,

К тишине задумчивых лагун,

Где внимают мраморные стены

Всплескам весел и звучанью струн.

Божий мир далек и неизвестен…

Поезда летят в ночную синь.

Я одна… И нет ни слов, ни песен,

Ни сирен, ни замков, ни пустынь.

Хорошо и грустно на перроне —

Жалуются миру провода…

А вверху горит на звездном фоне

Все приветней яркая звезда.