- Привет. - сказал я ему

   - Да, Николай. Я слышал о том, что произошло. Просил бы у васпрощения, но если вы обижены, вряд ли это поможет.

   - Я не обижен. Все делают свое дело. И ты делаешь. И мне придетсяделать.

   - Зачем вы подошли ко мне?

   - Не знаю. - да, я действительно не знал - Просто. Ответь мне.Каково это, работать с этими людьми?

   Он покачал головой. Вернее, покачала. Женщина, возраста крепкотак за сорок, в брючном костюме, типичная такая, офисная барышня, европейскоготипа. Очки блеснули светом яркого солнышка.

   - Вы воспринимаете их как каких-то монстров, молодой человек. -голос был серьезен, с грустинкой - А это просто люди. Вы сами сказали - вседелают свое дело. Вот и они делают. Хорошее дело.

   - Защищаешь? - я ответил просто для проформы. Хотя, знал.

   Учетчик никого не защищает. Учетчик, всегда излагает толькофакты, и не слишком часто идет на дающее плоды взаимодействие.

   Мы стояли, и нас обходили люди. Его взгляд, был ласков. А я,хотел говорить.

   - И как? - сказал ему - Часто происходит нечто подобное?

   - Подобное чему? Слежке за вами? Или вы, об общих масштабахоперации?

   - И то, и то, наверное.

   - Николай. - в его тони, проклюнулись уже знакомые нотки легкогопафоса, и веселости - Я стою тут, да и не только тут, столь долгое время - чтовы даже представить себе не можете. Так что, ваша история, возможно и вызываету меня эмоции - но не трогает. Я видел и помасштабнее.

   - Мда.

   В этом своеобразном пузыре, тоже было уютно стоять. Все по той жепричине - полное спокойствие, никто не смотрит. Безмятежность. Мне не хотелосьуходить. Я понес откровенную околесицу:

   - И как поживает доктор Брайт?

   - Читает список вещей, которые ему делать нельзя.

   Я посчитал этот ответ, достаточным основанием для того, чтобыуйти. Снова. Выйти. В эти. Чертовы. Иголочные. Покалывания.

   Добраться домой, оказалось делом не менее легким, чем разгрузитьвагон угля. Даже сидя в автобусе, я подчинялся системе. Передернуть плечами.Поежиться. Сгорбиться. Это то, что не подчиняется желаниям. Оказывается, чтопросто сидеть на стуле - это нелегкое дело.

   Ты постоянно находишься под перекрестьем кучи взглядов. Тыначинаешь волноваться - и взглядов еще больше. Лишь только из-за малогоколичества людей, ты все это выдерживаешь. Выскочив на остановке, добегаешьдомой, закрываешь дверь на оба замка, и быстро раздеваешься перед зеркалом.Тщательно осматриваешь все тело - ведь ощущения, были так реально!

   И, конечно же, как иронично. Ничего. Лишь только остаточныеявления, мандражка, и сильная тахикардия, напоминали о том, через что я прошел,побывав на улице.

   Все еще обнаженный, я настежь открыл окно. Свежий поток, вздултюль пузырем. Все тот же кран вдалеке, хотя здание стало гораздо выше. Ирабочие, снуют по недостроенной крыше.

   Вилку в розетку - и телевизор подал свой голос. Новости. Дикторвещает, излагая события произошедшие в стране. Я, уже расположившийся надиване, наблюдаю за всем этим отстраненно, но все же наблюдаю. В голове,знакомая многим смесь, из звуков поступающих извне, важных мыслей, и того, чтоневозможно описать. В таком состоянии, обычно, рождаются бредовые идеи. Хотя, уменя обычно, начинает легко воображаться музыка. Великолепное ощущение.

   Так или иначе, я лежал на диване. Прохлада из открытого окна,была приятна. Тихий шум, и звуки с улицы - тоже. Сам того не заметив, я уснул.Первые, наверное, полчаса, мой сон был простым сном. И лишь затем, я понял чтосплю. Мелочи обстановки, снова обрели реальность. Нет. Это не состояниеосознанного сновидения. Грезы оставались грезами, я все равно был безмолвнымисполнителем, а не режиссером. Но, сон, как это уже происходило, засосал меня.Не желал отпускать, как младенец что жадно сосет грудь. И, наверное, я уже немог бы отличить, если б имел возможность сравнивать, что выглядит болеереально: сон, или же настоящий мир?

   Во сне, был уже знакомый мне сюжет. Я бегу. От чего-то пустого,что настигает сзади. От пустоты, как катаклизма. Я бегу по городу, и за моейспиной рушатся дома, и в бездну валится земля. Бегу, расталкивая людей, обрекаяих на смерть. Они не видят, потому что катастрофу вижу только я. Но пустотанесет смерть и для них, и для меня. Оглядываясь, вижу, что она оставляет послесебя лишь ничего. Серое. Будто бы, ты вышел за пределы карты, в компьютернойигре. Точно такая же, пустая серота, великое никуда, грандиозное ничто.

   Хочу проснуться. Понимаю что это сон, но хочу проснуться. Мнепо-настоящему страшно, это пугает даже больше, чем пугает смерть, этоневозможно описать потому, что смерть - еще можно как-то представить, хотя этотоже страшно. Но это великое серое ничто, куда рушатся дома, и падают огромныекуски асфальта. Это то, чего я не хочу. Это то, чего я искренне боялся всюжизнь. Неосознаваемое. Великое. Серое. Ничто.

   Я проснулся, сухой и горячий. Меня встретил сериальный лепет.Тюль все так же, подавалась ветерку. Разлепил губы. Прохруст шеей. Пальцами руки ног. Сердце билось часто-часто. Стучало в висках. Я покинул сон, так жевнезапно как вошел в него. Но страх, все еще остался со мной. Все тот же,жуткий, идиотский страх, перед тем, что так и не удалось понять и осмыслить.

   Проходит время. Я все так же без одежды, на диване. Пью колу.Смотрю телевизор. По новостям, передают о том, что кто-то где-то утонул. Как-товсе мрачновато, хотя мне не жалко никого. Я все еще под впечатлением, от своегосна. Такое бывает, когда ощущения от приснившегося столь омерзительны, что ихтрудно даже вообразить. Пытаясь представить себе, это настигавшее меня, сероеничто, я натыкался на стену холодного страха. Совсем другого, непознанного.Отталкивающего, и возбуждающего интерес. Прихлебывая сладкую газировку, япоймал себя на том, что это тот самый, охотничий интерес. Схожий с тем, какойбыл еще до раскрытия скрывавшегося у меня в голове. Я улыбнулся, в очереднойраз отпив из стакана. Интерес, влек за собой охоту. А охота - эйфорию.

   Звонок Родиону.

   - Алло? Коля?

   - Да. Надо поговорить.

   Он помялся, и назначил встречу у Стаса, утром следующего дня. Яспросил его:

   - А зачем? О серьезных вещах говорить хотел. Не надо его в этовмешивать?

   На что, получил ответ:

   - Он вмешан в это с тех пор, как первый раз выпил Тоника.

   - Я все равно не понимаю. Какой смысл?

   - Поймешь.

   Короткий получился разговор. Я отложил телефон, и пододвинул ксебе ноутбук. Зашел на форум, где не был с момента разговора с Сойером.Соответственно, непрочитанных сообщений была уйма. Конечно же, в основном отнего. "Клок. Я обсудить хотел, твою поездку. Я все-таки не понимаю!"."Напиши как будешь". "Да где же ты, мудила!!!!11". А далее,в сообщениях повышался градус мата. По иронии, как раз таки сейчас, Сойера и небыло онлайн. Я написал ему, что скоро зайду. Жалко, что по тексту нельзяпередавать тон, иначе как смайликами. Настроение, почему-то, было наполненоградусом игривости.

   Поэтому, я снова встал, и выглянул в окно. Время было, часовпять, может немножко больше. Я смотрел из окна, и не обращал внимания наобыденный вид. О нет. Не знаю, как это можно описать, но словно бы уши моистали радарами, и достаточно загадочное, шестое чувство, заработало во всюширь, фиксируя все уже не на сотню метров, как раньше.

   Город - полон глаз и загадок. И я вижу их, понимаю их. Даже сзакрытыми глазами, я многое могу рассказать.

   Кожей на кончиках пальцев я опять чувствую, как слизывает грязь вканализации, вечно голодный Аканаме. Иногда, кстати говоря, он может закусить икрысой, если та попадется под огромный, мясистый язык.

   Несколько кошек, в подвале многоэтажки, доедают нечто, что прощевсего назвать призраком. Кошка - единственное животное, которое может питатьсяэтими существами.

   Человек, похожий на Учетчика, стоит на тротуаре загороднойтрассы. Это значит, что скоро там будет авария. Человек подойдет к погибшим, изакроет каждому глаза. Потому что, глаза погибшего в аварии - должны бытьзакрытыми. И кому-то, надо их закрывать.