После того как весной 1919 года в связи с колоссальным количеством жалоб уездные ЧК были ликвидированы, «гвардейцы революции» не оплошали. Двое самым лихих ребят, будучи один — председателем ячейки РКП(б) а другой — членом, быстренько приняли в партию всех остальных, получили большинство и начали пробиваться на теплые местечки. Председатель, некий Мач, стал зампредом исполкома, большинство остальных — народными судьями, а главарь всей шайки Блюм — начальником уездной милиции.
Весной 1919 года в Сенгилей приехала Особая комиссия ВЦИК, расследовавшая обстоятельства очередного крестьянского восстания, и, естественно, тут же узнала о художествах товарищей чекистов. Следствие было быстрым, а суд — скорым. Блюм получил высшую меру, начальник ЧК Саблин, по политической безграмотности, и Мач, по юному возрасту (20 лет), схлопотали по 10 лет принудработ. Менее виновные чекисты отделались меньшими сроками — от 3 до 6 лет.
Тюменское восстание ещё шло полным ходом, а параллельно полным же ходом шло расследование. Уже 21 февраля были подведены первые итоги. На скамью подсудимых сели 93 повстанца (к расстрелу приговорен 41 человек) и… 6 продработников (высшую меру получили пятеро, реально расстрелян один). За что казнили бандитов — понятно: это организаторы и активные участники восстания. А вот за что стреляли продработников…
«1) Лаурис Матвей Анцевич, 29 лет, член чрезвычайной контрольно-инспекторской тройки (приговорен к ВМН и расстрелян. — Е. Я.), грубо обращался с гражданами… ругал их матерными словами… заявлял, что он уполномочен верховной властью и имеет право расстреливать, угрожал гражданам револьвером и даже ставил к стенке[133]; на вопрос, где достать хлеба неимущим, отвечал: „Вреке на самом дне“; обещанием освободить из-под ареста понудил гр. Слободенникову и жену почтальона дер. Чупино, фамилия коей не установлена, удовлетворить его грязное предложение; отдал приказ об аресте нар. судьи 12-го участка Сергеева за установление последним фактов незаконной конфискации и присвоения денег; подарил из конфискованного имущества двух ягнят гр. Марии Кашиной; требовал от нарследователя 5-го уч. освобождения милиционера А. Брагина, арестованного за присвоение при конфискации чужого имущества; арестовал, не имея на то мандата, члена Безруковского волисполкома и двух милиционеров; незаконно подверг аресту петуховского волвоенкома Уранченкова.
2) Соколов Виктор Георгиевич, 34 лет (умер в тюрьме в 1921 г. — Е. П.), бил кулаком по лицу граждан деревни Пестовой Чуртанской волости Гилева Прокопия и Носкова Александра… причем гр. Носкова распорядился даже кр-цам продотряда вывести „на расстрел“, но потом с дороги вернул его обратно; гр. Василия Шамонова также бил и угрожал револьвером; ругал граждан матерными словами…
3) Крестьянников Архип Степанович, губернский уполномоченный по проведению государственных разверсток в Петуховском районе, 30 января с. г., проезжая через село Ларихинское… приказал кр-армейцам за отказ в предоставлении им обеда избить прикладами гр. села Ларихинского Михаила Нененкова и Григория Низковских, что кр-армейцами и было исполнено; лично замахивался кулаком на гр. Нененкова, а избитых вытолкал взашей… Крестьянников грубо обращался с населением… ругал матерными словами рассыльного петуховского волисполкома Васильева.
4) Гуськов Иван Максимович, Ишимский упродкомиссар, грубо обращался с населением, говорил, что имеет право не только производить конфискации, но и расстреливать и сжигать дома… В нарушение установленных правил о снабжении арестованных пищей передал из государственного склада для арестованных продработников сахару 3 ф., масла 8 ф. и ветчины 5 ф.[134]
5) Заплетин Михаил Гаврилович, 32 лет, уполномоченный упродкомапри Викуловской продконторе, 21 декабря 1920 года оскорбил матерной бранью членов Каргалинекого волисполкома, угрожал: „Заморю всех“; оскорблял такими же словами гр. Чернякова и др.; незаконно приказал заведующему кожевенным заводом Земерову выдать ему, Заплетину, 11 штук лайки, одну простую кожу и подошвы; присвоил казённые мешки из пункта для своей тужурки; взял самовольно для себя из продконторы лично 100 яиц; заколол самовольно для своих нужд корову из государственного гурта; 21 января 21 г. в селе Викулово учинил пьянство с несколькими лицами, напившись самогонки (а что — за „распитие“ тоже судили?! — Е. П.).
6) Полякевич Станислав Александрович, 39 лет, зам. ишимского упродкомиссара, грубо обращался с населением и должностными лицами, говорил им: „Не хватит по развёрстке, тебя подвесим и пополним. Вздернем тебя на веревочке и будем тобой довешивать“; при выполнении разверстки шерсти он предлагает: „Стригите кожи, а такэюе у баб и жен своих“; всё это сопровождалось площадной бранью… в селе Голишаново Полякевич ругал предсельсовета матерными словами, бил кулаком по столу и кричал: „Заморю в тюрьме и расправляясь с вами!“; согласно заявления секретаря Малышенской организации РКП, Полякевич кричал: „Заберу твою жену и детей, конфискую имущество!“ В деревнях Шулындино, Свинино и др. Полякевич под угрозами — в частности, увеличения разверстки на то или иное лицо — требовал, чтобы его и его продотряд крестьяне кормили жареным мясом, причём для себя требовал по 150 блинов (!!! — Е. П.), что подтверждено дознанием милиции 3-го района.
Все вышеперечисленные лица имели в своем распоряжении продармейцев, и действия их, производимые иногда через тех же продармейцев и в их присутствии, разрушали дисциплину и развращали подчиненных им лиц, вызывая и в них такие же преступные действия».
Да, это не просто круто — это крутиссимо! Такого не проделывал даже Дзержинский со своими чекистами. Если говорить о конкретных правонарушениях, то почти ничто здесь не тянет на Уголовный Кодекс, а то, что тянет, влечет за собой мизерные сроки. Но Уголовного Кодекса в 1921 году еще не написали, и ревтрибунал рассудил не по закону, а по революционной совести. Действия этих людей вызвали восстание, стало быть, высшая мера, и никаких разговоров. Интересно, кого из этой шестерки он пощадил?
До тех пор, пока не была построена четко централизованная система, на местах царил беспредел. После того, как она была построена, местная власть присмирела, срываясь в штопор лишь в экстремальных ситуациях. То же самое будет при коллективизации, которая всю дорогу перехлестывала через край и всю дорогу сопровождалась судебными процессами над «перегибщиками». То же самое — при «тридцать седьмом годе», после которого постаревших, но не присмиревших «революционных мальчиков» наконец перестреляют, решив эту проблему самым простым образом[135].
Глава 5
ПОДЛИННАЯ ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
Топора не знавшие купавы
Да ручьи, не помнящие губ,
Вы задеты горечью отравы:
Душным кашлем, перекличкой труб.
Там, где в громе пролетали розы,
Протянулись дымные обозы…
Над болотами, где спят чирки,
Не осока встала, а штыки…
Да, народ оказался не таким, каким его видел в своих мечтах революционер. Но и революция тоже оказалась не такой, какой её видел в своих мечтах народ. Результатом столкновения этих двух прискорбных обстоятельств стала целая цепь восстаний, которая легла в основу крестьянской войны.
В отличие от схватки красных с белыми, бывшей на самом деле отечественной войной, многолетние перманентные разборки власти с «третьей силой» можно классифицировать как подлинную гражданскую войну. Ибо на сей раз её организаторы находились внутри России. Потому что без организации, конечно же, не обошлось. Не одни большевики умели работать с массами.
133
Здесь, по-видимому, имеется в виду ложный расстрел.
134
Стало быть, не прав составитель сборника документов Тюменского восстания господин Шишкин, утверждая, что власти не реагировали на жалобы — реагировали, и еще как. 8 фунтов — это 3 кг масла. Сколько ж там было арестованных продработников?!
135
Это отнюдь не значит, что партийные репрессии тридцать седьмого года были чисткой. Просто большинство «р-р-революционеров» тоже понимало, что им со Сталиным не по пути.