Всякой твари, как говорится, свое место на тарелке.
Двигались и в самом деле очень бодро, уже к четырем часам полк прошел, если верить карте, больше семидесяти крепов, сделав только два кратких привала. Удивленный таким потрясающим результатом негласный удостоился только снисходительного хмыкания полковника и наигранного «это мы еще не торопимся». С погодой повезло в том, что небо затянула хмурая дымка, а с севера потянуло свежим ветерком. Однако теперь предстояло полсотни крепов по лесной чаще, и засветло сие представлялось невозможным. И в который уже раз егеря поразили кластаро Нерго своими слаженными действиями: с наступлением темноты семьсот всадников, растянувшиеся по заросшей уже тропе больше чем на креп, вдруг сорганизовались в компактный бивак, выставив караулы, накормив лошадей и даже устроив отхожие места. Все же полковник Ультеро не только бронзовыми драконами и гобеленами занимался, признаем это!
Ночевать под открытым небом Гормо за всю его жизнь ни разу не доводилось. Он сам с удивлением отметил этот факт. Даже год, проведенный в гвардии, подразумевал теплую казарму, где у молодого кластаро была койка в комнате на двоих. Гормо ходил от костра к костру, не зная, где ему приткнуться, в итоге два его агента – Кортонне и Наска – чуть ли не под руки отвели начальника к полковнику, который уже распорядился подготовить негласным «постели».
– Присаживайтесь, уважаемый кластаро Нерго, к нашему столу. Угощение сегодня солдатское, не обессудьте.
Наска шепнул, что они с напарником отхарчуются у котла по соседству, и агенты исчезли в темноте. У полковничьего костра сидели оба адъютанта и два майора. Командир красного эскадрона уже успел засвидетельствовать свое почтение Ультеро и ушел к своим егерям. Майоры синего и зеленого эскадронов тоже собирались разделить трапезу со своими подчиненными, но, увидев негласного, остались, решив проявить уважение. Разговор поначалу не клеился, но после основательной порции перловки с тушеной говядиной и нескольких глотков где-то найденного белого сухого – разболтались.
– Кого же мы ищем, кластаро Нерго? – спросил майор Дарготте, чей камзол украшала синяя полоса.
– Если б я знал сам, – признался Гормо. – В Лейно у нас была ситуация. Я потерял несколько человек при штурме одного дома, а поднял бучу сам вастер Шмарсси.
При упоминании могущественного начальника черных всем на какое-то мгновение стало зябко. Не в ночи же таких личностей поминать! И не по пути к Ганту…
– Как-то тут замешано еще Дамнорское королевство. В доме убили одного дамнора, причем не пойми кого, но кого-то важного. А еще один дамнор на пару с витаньери из наших сбежал с какими-то бумагами. Вот главное – эти бумаги. Что-то в них такое, что даже смотреть их нам не разрешено.
Егеря переглянулись, и негласный понял, что первым делом, если беглецов поймают, они сунут носы в искомые документы.
Как дети!
– Господа офицеры, я решительно напомню вам мои слова – никто в бумаги не заглядывает, даже я. Если вы считаете, что с Кайло Шмарсси можно шутить смешками, то я даже могу вам сейчас рассказать, что напишут вашим родственникам. Что-то вроде: он был героем и с честью и мужеством сложил свою голову во славу короны. Черный ради этих бумаг без сна прискакал в Лейно из Лиссано, его агент, как я слышал, из-за этих бумаг сам себе вскрыл живот, чтобы в нем спрятать донесение. Так что, надеюсь, вы все меня правильно поняли.
Теперь взгляды егерей были скорее озадаченные. На моментальное понимание ситуации кластаро Нерго не рассчитывал, но верил, что засеял достаточное количество семян сомнений, чтобы те дали полноценный урожай разумности и осторожности.
Утром Гормо проснулся сам, до общего подъема. Ночью он раскрылся, и утренний промозглый холод оказался будильщиком похлеще городских часов с колокольным боем. С непривычки после сна на жесткой земле все тело ныло и требовало немедленной сатисфакции в определенном смысле. Лейнец тихо поднялся, поймав на себе вопросительный взгляд полковника. Кластаро Нерго успокоительно кивнул, мол, все в порядке, и Ультеро снова уснул. Гормо же отошел в сторонку, развязал тесемки штанов и облегченно выдохнул. Так как естественные процессы контролировать не требовалось, он окинул взглядом утренний лес. Удивительно, но семьсот людей и столько же лошадей не издавали почти никаких звуков, словно и не было тут никого.
В полста шагах впереди что-то вдруг показалось Гормо неправильным. Как будто глаз резанула острая песчинка. Негласный, завязывая штаны, осторожно переступая, пошел по направлению к разросшемуся кусту, адские короли знают, как он называется. Чем ближе подходил Гормо, тем больше у него возникало чувство, что произошло нечто скверное. Последние шаги он делал едва ли не на цыпочках и даже начал проговаривать про себя слова молитвы Творцу о спасении бренного тела, дабы дать ему время для искупления грехов, терзающих вечную душу.
Первое, что кластаро Нерго увидел, был сапог, торчащий из густой листвы. Еще не понимая, что он делает, Гормо потянул его на себя и с облегчением почувствовал, что сапог не вытаскивается. До этого пуаньи на мгновение почудилось, что сейчас у него в руках окажется обувь егеря, из которой торчит обглоданная кость и остатки плоти. Гормо раздвинул ветви и увидел солдата. Тот был так бледен, словно тело посыпали мелом и тщательно втерли его в кожу. Глаза егеря остались открытыми, но остекленели и смотрели в одну точку где-то в небесах, как будто и не было на пути взгляда кустов и деревьев. Лейнец, дрожа как от озноба, коснулся егерской шеи. Под пальцами он ощутил лишь холод и не почувствовал никаких признаков дыхания. Вспомнился «серый душитель» в доме на улице Красильщиков, и пуаньи как сидел, так и прыгнул в сторону. Впрочем, признаков, какие наблюдались у Усстаги Норка, здесь не было видно.
На негнущихся ногах, но очень быстро Гормо добежал до бивака и бросился тормошить Ультеро.
– Полковник! – зашипел он почему-то громким шепотом. Словно боялся разбудить лагерь.
На самом деле начальник лейнского стола Негласного кабинета боялся того, кто (или что) сотворил с безвестным егерем такую вот жуть.
– Полковник! Вставайте! Там труп!
Ультеро вскочил, и в его руке будто сам по себе появился обнаженный клинок.
– Где?
– Т-там, – дрожащим пальцем Гормо показал направление.
Молодой адъютант уже был на ногах и, повинуясь всего лишь взгляду полковника, объявил тревогу.
Тревога в Третьем егерском оказалась тоже особенной. Как бы ни был потрясен кластаро Нерго, но все же отметил, что никто не кричал «караул!», не бегал по биваку, распространяя панику. Нет, вот адъютант толкнул одного егеря, показал ему большой палец на сжатом кулаке, тот молча вскочил и растолкал соседа. Не прошло и пары минут, как весь полк уже бодрствовал, собирался в десятки, десятки организовывались в роты, роты – в эскадроны. Тут и там сверкали мечи, но ни единого слова вслух так и не было произнесено.
– Господин полковник, – Дарготте из всех майоров прибежал первым.
– Пока не знаю ничего. Наш негласный друг утверждает, что нашел труп.
– Егеря, – уточнил уже взявший себя в руки Гормо. – Шагов восемьдесят вон туда. Лежит, не дышит, бледный и холодный.
Подошел полумайор синих.
– Третья рота. Четвертый десяток в карауле был, сейчас все вернулись, нет ло-егеря Бламме.
Полковник не стал отвечать сразу и какое-то время смотрел в сторону злополучных кустов, играя желваками. Оглянувшись, жестом отправил майора красных обратно к своему эскадрону.
– Давай-ка, Чино, – обратился Ультеро к полумайору, – из своих десяток. И следопыт у тебя лучший был – его тоже давай. И пойдем потихоньку, посмотрим, чем там у нас занимается ло-егерь Бламме. Нерго, Вы с нами.
На именование только по фамилии и без титула Гормо обижаться не стал. Сейчас полковник был главным, и его компетентность, надо полагать, несравненно выше. Требовать же в бою указания полного титула, имени, должности и регалий – глупость несусветная. Единственное, кластаро Нерго счел необходимым уточнить: