Он запрещал ходить на работу оборванцами. «Сейчас таким не доверяют. Жалеют попавших в беду, но не любят тех, кто скатился на дно. И я вам скатиться не дам, нашей славной Империи маргиналы не нужны».

Почему-то Моргану не нравилось, когда старшие часто общаются с малышами. Поэтому я и Пузырек не всегда бывали вместе. Пузырек стал ходить с другим таким же малявиком, только еще более затюканным и боязливым. Звали того Тюнчик. Они, когда отправлялись за уловом, изображали братишек, отставших от родителей на вокзале. «Мы пошли в милицию, а там на нас накричали и хотели остричь машинкой. Мы убежали… Дайте, пожалуйста, денежек на билет до Степановска, там наш дом…»

Детки были совсем «мамины-папины», в аккуратных костюмчиках и новых сандалетках, в которые их обряжала Марлен. Взрослые совали пацанятам деньги, даже не подумав: кто таким мелким продаст билеты?

Все собранные деньги полагалось сдавать лично Моргану. До последнего грошика. Иногда он выдавал нам кое-что на мелкие расходы и обещал, что к сентябрю «подведет баланс», и тогда каждому выдаст заработанный за лето «справедливый процент». А пока…

Помню, как один раз он, принимая выручку, вдруг похлопал по широким джинсам девятилетнего Зяблика и вытащил у того из кармана пятирублевую монетку. Улыбнулся. Нехорошо так:

— А это что, детка?

Даже при желтой лампочке видно было, как Зяблик побелел.

— Я… нечаянно… Она застряла… Я не хотел… Я не заметил…

— На запчасти, мальчик? — прежним улыбчивым тоном спросил Морган.

— Я… нет! Я больше никогда…

— Иди, Зяблик, — сказал Морган. — Я подумаю, что с тобой делать…

Ничего он с Зябликом тогда не сделал, но все видели, как несколько дней бедняга мается от страшного ожидания. Это было хуже, чем немедленная кара.

На следующее утро я пошел за уловом вместе с Юркой Лунатиком, пацаном лет двенадцати, как я. И спросил:

— А чего это вчера Морган про какие-то запчасти Зяблику на темечко капал? Это как?

Лунатик выкатил глаза, часто задышал от возбуждения.

— А ты не знаешь? Говорят, у Моргана договор с клиникой. С тайной. Если там нужен донор для пересадки, он туда может кого-нибудь из пацанов, особенно из мелких… Потом говорит: устроил на усыновление… А на самом деле распотрошат такого на детальки для богатых больных деток. Одному сердце, другому почки, третьему селезенку… Гриня, но это я только тебе. Не вздумай заложить!

— Не вздрагивай, — хмуро сказал я. И подумал, что с таким языком Лунатик в бригаде долго не проживет. — Брехня это…

— Не знаю. Об этом многие шепчутся. И Морган про это знает и не говорит, что брехня. А на усыновление он правда несколько мелких отдал и не сказал кому. Мол, по закону это тайна.

«Неужели такая сволочь? — думал я на ходу. — Ведь в общем-то совсем как человек. Ну, строгий иногда, а бывает, что и добрый, заботится, разговоры ведет интересные, рассказывает про всякое».

Ко мне Морган особенно благоволил. Никогда не пугал, порой разговаривал о книжках, не ругал, если я в своей добыче не дотягивал до нормы. А однажды оказал мне и еще двум ребятам постарше особое доверие. Достал свой пистолет, объяснил, как вынимается и вставляется обойма, как надо снимать предохранитель, передергивать затвор и нажимать спуск. А потом в глухом подвальном коридоре дал каждому пальнуть по пустой консервной банке.

Ох и грохало! Но я все-таки с пяти шагов продырявил жестянку, а два других промазали.

— Гриня, ты способный парень, — снисходительно похвалил Морган. — Далеко пойдешь… — И спрятал небольшой плоский пистолет в боковой карман куртки. Он всегда носил его в этом кармане, будто не боялся, что заметят.

Кажется, Морган вообще ничего не боялся. Я сперва удивлялся, как это ментухаи до сих пор не разнюхали про наше убежище, не нагрянули с облавой. Спросил Лунатика, а он захихикал:

— Ну, Гриня, ну тебя как с крыши уронили. У Моргана все охранники в этой округе купленные.

И вот что было сперва непонятно: если они все купленные, почему же Морган так испугался, когда увидел у Тюнчика заводную машинку?

То есть она была не заводная, а, видимо, с батарейкой. Она ездила по бетонному полу широкого помещения, которое служило нам прихожей. Я, Лунатик и Морган спустились с улицы и увидели, как несколько «мелких» пританцовывают и увертываются от машинки — двигалась она непонятными зигзагами. Видимо, никто не знал, как ею управлять.

Морган вдруг оттолкнул меня, подскочил к машинке и своим блестящим башмаком ударил по ней сверху вниз. Как по ядовитой твари. Раз, другой. Потом выхватил пистолет и добил запищавшую модель «Гепарда» железной рукояткой. Выпрямился. Вытер со лба капли. Хрипло спросил:

— Чье это?

В наступившей тишине послышался опасливый выдох:

— Вот… его… — Один из «мелких» показал на Тюнчика.

— Где взял? — Морган пробил Тюнчика взглядом, как гвоздями.

— Она… на улице… я взял поиграть… — залепетал Тюнчик. Сразу почувствовал, что сотворил ужасное.

Морган вцепился Тюнчику в плечи. Голубой костюмчик вздернулся вверх, а самого Тюнчика, будто легонькую куклу, Морган поднял в воздух. Тот слабо задергал цыплячьими ногами в белых носочках, сандалетки упали на пол. Тюнчик зажмурился, но тут же отчаянно распахнул глаза.

Морган отчетливо выговорил:

— Разве. Я. Не. Объ-яс-нял. Что. Нельзя. Подбирать. Непонятные. Вещи? — И гаркнул опять: — Отвечай, сволочь!

— Я больше не… Я думал, это игрушка…

Морган отшвырнул Тюнчика. Тот быстро отполз в угол и съежился, подтянув разбитые в кровь колени. Морган оглядел всех.

— Нынче никому из подвала не выходить. Марлен, поставь у дверей дежурных, пусть сразу загоняют сюда тех, кто вернется с улиц… Эту бактерию заприте в кладовку у входа.

Двое старших ребят подхватили обмякшего от жутких предчувствий Тюнчика и оттащили в комнатушку с железной дверью. В двери было зарешеченное оконце. Пузырек смотрел на все это (и на меня, и на Моргана) широченными отчаянными глазами. А когда дверь лязгнула, он совершил небывало храбрый поступок. Деревянными шагами он подошел к Моргану, вскинул голову и тонко сказал:

— Морган, не надо. Там же крысы!

Морган был уже прежний, самообладание вернулось к нему. Он ласково улыбнулся:

— Страдаешь за дружка? Хочешь туда же?

— Да!

Все замерли. Но Морган погладил Пузырька по волосам.

— Ишь, храбрец. Не страдай. Устроим твоему Тюнчику воспитательный момент и отпустим… А пока всем сидеть и ждать!

И мы расселись на своих топчанах и подстилках, стали ждать. Пузырек прижимался ко мне. Лунатик сидел неподалеку.

— Гринь, а что с ним будет? — прошептал Пузырек.

Я не знал. И спросил Лунатика:

— Что Морган с ним сделает?

Всезнающий Лунатик опасливо огляделся и хмыкнул:

— Скоре всего, «столик».

— Какой столик?

— Ну, ты как с крыши… Если кто нарушает главные правила, переворачивают стол, а к его ножкам, к самым концам, привязывают виноватого. За руки, за ноги, нарастяжку. И во-от таким прутом… Кто один раз попробовал, помнит всю жизнь…

Меня тряхнуло, как током. В моей детдомовской жизни мне, конечно, доставалось не раз, но чтобы такая жуть… И он же совсем кроха!

Пузырек смотрел на меня, округлив рот и глаза. Будто я что-то мог сделать! А что?

Но не мог же я быть боязливее Пузырька!

Морган в укромном закутке с лампочкой под потолком и уютной настольной лампой на тумбочке сидел в обнимку с Марлен. Сразу отпустил ее, злобно уставился на меня. Потому что я совершил небывалую дерзость: явился в их личное помещение без спроса. Но тут же он переключил гнев на дружелюбие:

— А, Гриня! Тебе чего?

— Морган, — сказал я, — не надо его бить. Он же совсем цыпленок…

— Сядь… — Он подвинулся на топчане. Я сел рядом. — Слушай и вникай… Ты хоть знаешь, что он принес?

— Игрушку. Чего здесь такого?

— Игрушку… Ничего ты не понимаешь пока, и другие не понимают. Это миниатюрный робот-разведчик новейшей конструкции. Для наблюдения за всякими антисоциальными группами. Знаешь, что такое «антисоциальные»?